Грешная жизнь герцога - Гурк Лаура Ли - Страница 29

Пруденс отказалась от предложения горничной положить холод на голову, уверив, что ей нужен только хороший сон. Отпустив Уоддел, она забралась в постель, но сон все не шел.

Она лежала в темноте, не в силах забыть события вчерашнего и минувшего дней, и чем больше размышляла, тем больше поднимался в ней гнев.

Как он смел так играть с ней? Оказывал внимание, вызвал ответные чувства, не имея серьезных намерений. Он не лгал, уверяя, что в нем нет ничего замечательного. Если он хотел жениться наледи Альберте, зачем пригласил ее, Пруденс, на пикник?

Она откинула простыни и встала с кровати. Она подошла к туалетному столику, открыла ящичек вынула карточку, которую он вложил ей в руку в Национальной галерее, а также записку, которую прислал ей в опере. Она долго смотрела на них, а потом дрожащими руками разорвала и бросила в корзину для бумаг.

«Вы нравитесь мне больше всех».

Неожиданно весь гнев испарился, и Пруденс без сил опустилась на стул у туалетного столика. Она смотрела на записки, от которых теперь остались одни клочки, так же как и от ее надежд, и ее решимость исчезла. Пруденс разразилась рыданиями.

К утру Пруденс выплакала все слезы. С помощью Уоддел она приложила к глазам компрессы из чая, припудрила нос и, когда пришло время идти с тетей и дядей в церковь, уже надеялась, что по ее виду нельзя будет догадаться о проведенной без сна ночи и пролитых слезах. Она со всей отчетливостью поняла, что отчасти должна винить во всем себя, свои собственные нереальные ожидания. Она решила, что никогда больше не позволит себе глупости довериться мужчине, пусть даже он будет невероятно привлекателен.

По окончании службы она отмахнулась от предложения тети провести остаток дня у Миллисент, сказав, что намерена придерживаться прежних привычек и по воскресеньям пить чай на Литтл-Рассел-стрит.

Когда ее великолепная карета с откинутым верхом по случаю прекрасного весеннего дня остановилась у пансиона и кучер опустил ступеньки, она привлекла несколько любопытных взглядов прохожих. Пруденс вышла из кареты и постояла у входа, разглядывая аккуратный кирпичный дом с зеленой дверью и тюлевыми занавесками. Волна ностальгии затопила ее. «Савой» – роскошная гостиница, но это не Литтл-Рассел-стрит.

Только неделя прошла с тех пор, как она жила здесь, а вся ее жизнь совершенно изменилась, как ей представлялось, к лучшему. Но сейчас, глядя на дом, в котором она прожила одиннадцать лет, испытывая горечь от событий последней ночи, Пруденс не была в этом уверена. Она не стала звонить. Хотя Пруденс здесь больше не жила, она не собиралась менять свои отношения с подругами, открыла дверь и вошла.

– Всем здравствуйте, – сказала она с вымученной жизнерадостностью, переступая порог. – Чайник кипит, я надеюсь?

Ее встретили радостными возгласами в гостиной; подруги высыпали в холл и окружили ее.

Первой Пруденс приветствовала миссис Моррис.

– Пруденс, дорогая, какой приятный сюрприз! – воскликнула домовладелица, расплываясь в широкой улыбке. – Мы не ожидали увидеть вас сегодня.

– Не могу представить причину, по которой я могла бы отсутствовать, – отвечала она, снимая накидку. – Знаете, я никогда не пропускаю воскресное чаепитие.

– Мы не думали, что ты захочешь продолжить знакомство с нами, – сказала ей Мария с веселой беззаботностью, которая, как Пруденс знала, была притворной. – Ты теперь богатая наследница и все такое, слишком важная птица, чтобы знаться с нами.

Пруденс смотрела на смеющиеся лица, и сердце ее сжалось. Милая, глупенькая миссис Моррис, которая заволновалась и засуетилась, уверенная, что чай в «Савое» должен быть куда привлекательнее, чем здесь! Жизнерадостная миссис Инкберри, давняя подруга миссис Моррис, которая не жила в этом доме с тех пор, как вышла замуж больше двух десятков лет назад, но все еще приходила на чай каждое воскресенье. И такие же, как она в прошлом, одинокие девушки-швеи – Миранда, Дейзи, Люси и, конечно, Мария, которая тепло обняла ее и осведомилась, не успела ли она обручиться.

Вопрос стер улыбку с лица Пруденс. И это не прошло незамеченным. Посыпались вопросы, и скоро она сидела на своем обычном месте на диванчике и рассказывала все о событиях той ночи сочувственно внимающим слушательницам.

– Моя дорогая, как ужасно! – прожурчала миссис Инкберри, успокаивающе похлопывая ее по плечу и подавая носовой платок. – Что вам нужно, так это чашечка чаю, горячего и крепкого, и чего-нибудь к чаю. – Она осмотрела стол. – Абигайль?

– Чаю? – Миссис Моррис покачала головой и поднялась со стула. – Нет, Джозефина, не чай нужен девушке в такое время. Маленький стаканчик джина – вот что приведет ее в порядок.

Последовало неловкое молчание. Девушки незаметно обменялись взглядами. Никто не хотел обидеть миссис Моррис, сказав ей, что ее джин отвратителен.

– Нет-нет, пожалуйста, – запротестовала Пруденс. – Днем я предпочитаю не пить спиртные напитки, даже в медицинских целях. Чай – это всегда хорошо, спасибо.

Миссис Моррис заколебалась, но вернулась на место. Для Пруденс тут же наполнили чашку и передали ей – ароматный, горячий чай «Эрл Грей», любимый сорт королевы и поэтому неизменно подаваемый на Литтл-Рассел-стрит.

Миссис Инкберри еще раз по-матерински похлопала ее по плечу.

– Выпейте чаю, Пруденс, и вы сразу почувствуете себя гораздо лучше.

Пруденс сделала несколько глотков и действительно обнаружила, что ей стало лучше, хотя она подозревала, что «Эрл Грей» здесь ни при чем, а помогло то, что она излила душу подругам.

– Он даже не заговорил с вами? – спросила Люси, возвращаясь к предмету разговора, как если бы она не могла поверить этому. – Ни разу? После того как перед этим вы провели вместе весь день?

Пруденс покачала головой и сделала глоток чаю.

– Ни разу.

– Берегитесь, Пруденс, вам не следовало проводить время наедине с ним, – мягко, по-матерински укорила ее миссис Инкберри.

Пруденс виновато заерзала.

– Я знаю, знаю, – пробормотала она, – наверное, вы скажете, что я заслуживаю того, что получила, раз уж пренебрегла нормами поведения, но…

– Чепуха, – прервала ее миссис Инкберри. – Вы хорошая девушка, Пруденс, и ваша романтическая импульсивность не извиняет его некрасивого поведения. Так грубо порвать с вами…

– Нет-нет, – торопливо поправила ее Пруденс, – он не был настолько невежливым. Он узнал меня и очень вежливо поклонился мне.

– Хорошо, так все, получается, не так уж плохо? – сказала Миранда с преувеличенной бодростью. – По крайней мере, он признал вас.

– Он поклонился с другого конца зала, – объяснила Пруденс. – Он стоял с леди Альбертой и был похож на кота, купающегося в сливках.

Люси шумно отставила чашку с блюдцем.

– Не могу поверить, что он пренебрег нашей Пруденс и предпочел обратить свою привязанность на леди Альберту. Она, судя по всему, ужасная особа.

– Я тоже так думаю, – вставила Дейзи, – если ему нравится леди Альберта, у него что-то с головой и он не стоит ваших слез. И уж он точно недостоин вас, герцог он там или нет.

Все собравшиеся дружно согласились с такой точкой зрения, однако общее мнение не слишком утешило Пруденс.

Миранда высказала и другое мнение.

– Может быть, существовала какая-то причина его поведения, – со своим обычным оптимизмом сказала она. – Что-то такое, чего мы не знаем.

Общий ропот несогласия был ответом на такое наивное предположение, но неожиданно с ней согласилась Люси, которая всегда была склонна предполагать худшее.

– Может быть, и так. Пруденс, вы упомянули, что он танцевал с леди Альбертой, но, может быть, он чувствовал себя обязанным танцевать с ней? Знаете, как это бывает. Друзья с самыми лучшими намерениями подталкивают двух людей друг к другу, причем предполагается, что они сами хотят этого, и вот чем это кончается: у тебя появляется чувство, что ты должна танцевать с кем-то, кто тебе совсем не интересен.