Два героя - Гранстрем Э. - Страница 51

• Предыдущая
• 51/55
• Следующая

Несмотря на то, что Марина знала подробности его жизни, речь эта поразила ее.

– Вы говорите загадками, Рамузио! – сказала она, – расскажите мне подробнее, как настигло вас такое несчастье?

Рамузио откровенно рассказал ей о своей внутренней борьбе, о попытках Виллафаны соблазнить его и об отказе назвать вора. Рассказ длился долго. Они уже выходили из леса, когда Рамузио кончил свои признания.

Донна Марина задумалась.

– Вы тронули мое сердце, молодой человек, – сказала она с чувством. – Я постараюсь расположить Кортеса в вашу пользу. Вот вам моя рука. Ручаюсь вам, что Виллафану заставят сказать все, что он знает по этому делу.

Разговор Рамузио с донной Мариной был внезапно прерван громкими криками сопровождающих их индейцев.

– Малинче! Малинче! – закричали они, указывая на лежащее среди долины село. И, действительно, донна Марина и Рамузио увидели там несколько коней, которых водили по сельской площади. В числе их Марина тотчас заметила боевого коня Кортеса.

– Он здесь! – воскликнула она с изумлением и, ударив слегка коня хлыстом, поехала легкой рысцой вперед.

Кортес здесь? Что это значит? Не открыл ли он заговор? Сердце Рамузио забилось сильнее, но совесть его была спокойна. Он ускорил шаги и скоро достиг площади.

Гарнизон верфи стоял, выстроившись во фронт. На обоих концах площади находились как бы на страже два всадника. Перед домом корабельного мастера Лопеса стояли Сандоваль и Авила. Рамузио занял свое место в ряду товарищей, их мрачный вид говорил ему, что дело касалось чего-то очень серьезного. Он осмотрел маленький отряд и вопрос: «что случилось?» замер у него на губах, потому что Виллафана отсутствовал, а перед его домом стояли два ветерана Кортеса.

Несколько минут спустя из дома, где находился Кортес, вышел Лопес и обратился к отряду со словами:

– Соберите ваши вещи, вы немедленно отправитесь в главный лагерь.

Часть пожитков Рамузио находилась в квартире, которую он разделял с Виллафаной. Он вошел туда, но едва переступил порог дома в ужасе отшатнулся: у окна висел труп Виллафаны. Бросив свои вещи, он выбежал из дома, бледный как полотно.

Замешательство его не ускользнуло от стоявших у дверей на страже ветеранов.

– Кортес быстрее измены! – заметил один из них язвительно.

Весь гарнизон верфи тотчас же выступил в сопровождении конного конвоя. В отряде царило тяжелое безотрадное настроение, почти все участвовали в заговоре еще вчера подписали бумагу. Этот лист находился, по всей вероятности, в руках военачальника и заговорщики дрожали теперь за свою жизнь.

Рамузио обратился к своим соседям с вопросом, за какую вину постигло Виллафану такое ужасное наказание, но не получил ответа. Один из них пожал плечами, а другой ответил:

– Почему я знаю? Подобно молнии среди ясного неба нагрянул к нам Кортес и остановился именно перед домом Виллафаны. Не прошло и пяти минут, как он вышел оттуда и созвал на военный совет Сандоваля, Авилу и Лопеса. Через несколько минут вышел Сандоваль, приказал нам построиться и объявил, что Виллафана за измену присужден к смерти. Патер Ольмедо отправился к несчастному грешнику. Когда он вышел от него, туда вошли четверо солдат и четверть часа спустя все было кончено.

В то время, как виновные шли в лагерь и, томясь неизвестностью, дрожали за свою жизнь, Кортес слушал рассказ Марины. Когда она кончила, он протянул ей руку.

– Ты вовремя приехала, Марина! – воскликнул он с оживлением. – Теперь это тяжелое дело примет благоприятный оборот. Ты дала мне средство снова склонить к себе сердца солдат. Ты права, невольный виновник заговора, Рамузио, должен находиться в главном лагере. Пусть они остаются в неведении, что я знаю о плане покушения на мою жизнь. Так будет лучше. Наверное, у них уже прошла охота затевать заговоры, и я уверен, что немногие из них воспользуются дозволением вернуться в Испанию.

На следующий день рано утром перед дворцом Кортеса начался суд. Весь гарнизон верфи был на лицо. К немалому удивлению всех к ответственности привлекли только одного Торрибио и к тому же по преступлению, которое он совершил в Испании.

– Торрибио, – обратился к нему Кортес, – ты распускал по лагерю слух, что Рамузио покинул Испанию из-за кражи?

– Да, – ответил обвиняемый.

– Затем ты рассказал Виллафане подробности этого преступления, из которых видно, что Рамузио невиновен, но ты тем не менее продолжал утверждать перед товарищами, что он вор. Скажи, зачем ты хотел запятнать его доброе имя, когда знал настоящего вора? Отвечай, Торрибио.

Торрибио молчал, он не смел взглянуть на Кортеса. Эти вопросы застали его врасплох. Никто не знал, о чем Кортес говорил с Виллафаной. Неужели он выдал его? Но ведь Виллафана не мог знать больше, чем узнал от него. Торрибио ободрился и смело взглянул на своего начальника.

– Я слышал эту историю от одного матроса, – сказал он, с которым ехал из Севильи на Эспаньолу.

– Как звали этого матроса? – спросил Кортес.

– Антонио Цаморано, – ответил обвиняемый после долгого раздумья.

Кортес улыбнулся.

– Ты рассказал Виллафане под секретом, что другой совершил кражу, а в лагере старательно распускал слух, что Рамузио вор. Почему ты поступал так двулично?

Этот вопрос еще более смутил Торрибио. Он не знал, что ответить.

– Ты видишь, – продолжал Кортес, – я знаю все, говори правду. Почему ты с Виллафаной сознательно чернил Рамузио?

Торрибио продолжал молчать.

– Я помогу тебе! – сказал Кортес. – Слушай внимательно. Не ты ли, сообща с Виллафаной, хотел склонить Рамузио сыграть роль Алонзо Авилы и совершить гнусную измену по отношению ко всему войску. Но так как Рамузио оставался верным своему знамени, вы хотели хитростью завлечь его в это дело. Не так ли?

– Я в первый раз слышу об этом! – воскликнул Торрибио, задрожав всем телом.

– Неужели, Торрибио? – возразил Кортес. – Вспомни хорошенько. Не Рамузио ли должен был сыграть роль рыцаря Алонзо Авилы? Не собирались ли вы убить ночью моего посла к государю и с Лже-Авилой отправиться в Веракруц, чтобы там овладеть кораблем? Вспомни, что ты сказал, когда вам не удалось склонить Рамузио на это гнусное дело. Не говорил ли ты, что сам можешь сыграть роль Лже-Авилы? Это случилось всего три дня тому назад, Торрибио, слова эти вырвались у тебя перед хижиной Рамузио.

– Он солгал, – воскликнул Торрибио, – это ложь!

– Ты говоришь о Виллафане, – возразил Кортес, – правда, он уже ничего не может сказать в свое оправдание, но другие также слышали это и могут быть свидетелями против тебя. Назови мне того человека, который в Севилье прокрался в дом отца Рамузио, похитил деньги и положил их в ящик между книгами Рамузио.

– Я не знаю его! – воскликнул Торрибио, – Цаморано не назвал мне имени вора!

– Ты не знаешь его, Торрибио? – произнес Кортес, насмешливо улыбнувшись. – В таком случае, донна Марина обвиняет тебя – ты вор и соучастник брата Рамузио!

– Это неправда! Это ложь! – воскликнул Торрибио. – Я призываю Бога и всех святых в свидетели! Вы, начальник, должны представить доказательства, прежде чем судить меня.

– Это мы знаем! – возразил Кортес. – Но так как здесь у нас не достает многих свидетелей, то мы и прибегаем к Богу и всем святым, которых ты только что призывал в свидетели, и вызываем тебя на суд Божий, Торрибио. Предоставим Ему решить дело. Ты должен пройти испытание горячей водой!

Торрибио содрогнулся. Кортес кивнул своим солдатам, и те принесли большой котел с водой. Посреди площади развели костер и поставили на него котел.

Самыми обыкновенными испытаниями на суде Божьем считались: испытание горячей водой или раскаленным железом и поединок. Испытание заключалось в том, что обвиняемый должен был из котла с кипящей водой достать голой рукой брошенный туда камень или кольцо. По окончании испытания руку завязывали, налагали на нее печати и затем вскрывали на третий день: если рука носила на себе следы ожогов, обвиняемого признавали виновным.

• Предыдущая
• 51/55
• Следующая