Лихо ветреное - Волчок Ирина - Страница 26
- Предыдущая
- 26/69
- Следующая
Тогда она стояла с трехмесячной Манькой на руках, смотрела на старые часы на стене, ждала, когда за ней зайдет Тамара, чтобы вместе идти в больницу к Аленке и к Федору. Тогда она почти ничего не слышала и ничего не понимала — деньги, имущество, ложки ему почему-то не нравятся… Неужели он не видит, что ей просто не до того сейчас? Она тогда была почти невменяемая, даже странно, что, оказывается, запомнила так много и так подробно. И еще очень четко запомнила, что Тамара пришла не одна, а вместе с Серым, и тот молчком перевернул мулата Эдика вниз головой, потряс за ноги и не отпускал, пока Тамара, пошарив в кучке барахла, которое вывалилось из мулатовых карманов, не сказала удовлетворенно:
— Во, нашла. Зой, глянь, это ведь от твоей хаты ключи? Ну, вот и славненько. Выноси мусор, Серый, он нам больше не нужен.
И Серый вынес замершего от ужаса Эдика во двор, как мешок, прихватив за ремень и за шиворот, и на глазах дюжины соседей донес его до помойки, бросил в ржавый вонючий контейнер, отряхнул руки и пошел обратно в подъезд. И никто даже не ахнул. Елена Васильевна решительно засеменила наперерез, протянула руку, звонко сказала:
— Елена Васильевна Колонная!
— Сергей Анатольевич Серый, — серьезно представился Серый, осторожно пожимая игрушечную ручку в кольцах. — Только я тут руками гадость всякую брал… Это ничего?
— Хрен с ним! — так же звонко ответила Елена Васильевна. — Горжусь знакомством!
С тех пор они очень дружили.
В тот же день Елена Васильевна впервые осталась с Манькой, просто вынула ее из рук Зои — с трудом, правда, — и недовольно сказала:
— Что же это вы, мамочка, в ребеночка вцепились? Это вам не спасательный круг. Идите по своим делам, нечего кроху такую туда-сюда таскать. Придете — тогда и покормите. А и опоздаете — ничего страшного, вон щечки какие, как у хомячка, поживет лишний часок на собственном жиру.
Зоя не хотела оставлять ребенка, нервничала, и тогда Томка тоже осталась с Манькой и с Еленой Васильевной, а Серый пошел с Зоей в больницу. И в больнице Зоя тоже нервничала, даже позвонила домой из ординаторской, но Томка ее обругала: «Чего ты трезвонишь? Ребенок спит, а она трезвонит тут», — и это Зою успокоило. А в палате у Федора она и вовсе развеселилась — Федор смешно злился, что нога все время чешется, а в руке вообще никакой силы, даже эспандер не может растянуть. Федор уже вовсю скакал с костылем и даже пробовал что-нибудь делать изуродованной рукой — хотя бы по мелочи, хотя бы чашку держать, хотя бы записку Сереже написать. Врачи его ругали, Серый — хвалил. Федор верил Серому, Серый лучше знал, что надо делать, он сам когда-то не одну травму пережил.
И у Аленки в палате Зоя робко порадовалась: Аленушка уже хорошо дышала, и даже сама садилась в кроватке, и даже поулыбалась бледненькими губами, и посияла своими необыкновенными глазами, и съела с удовольствием мандариновую дольку… И опять заснула.
— Это хорошо, — сказал зав отделением легочной хирургии. — Она сейчас должна много спать, слабенькая еще. Но вы не волнуйтесь, волноваться уже не о чем, девочка безусловно вне опасности. Конечно, придется еще полежать… Ну, это уже так, для страховки. Потом вот в санаторий бы какой-нибудь хороший — это да, это очень полезно было бы. Я несколько хороших знаю, дороговато только… Вы как, в состоянии?
— Мы в состоянии, — ответил Серый и увел зава отделением куда-то.
Зоя сидела рядом со спящей Аленкой, держала ее за прозрачную ручку, а сама думала: чего это мы в состоянии? Конечно, если санаторий полезен — это обязательно надо. Дорого — это сколько? В права наследства она вступит еще только через три месяца, да и то пока неизвестно, что там за деньги были у папы с мамой. В доме «живых денег», которые искал мулат Эдик, не было. Несколько колечек и цепочек каких-то, немного, мама к украшениям была равнодушна, а Зоя и вовсе не любила. Если их продать — хватит на санаторий?
В юности она была очень глупой. Глупой, легкомысленной, избалованной папиной-маминой дочкой. Ничего не знала — ни что почем, ни откуда деньги берутся. То есть знала, что папа с мамой хорошо зарабатывают, они оба профессионалы высокого класса, их на работе ценят, платят больше, чем другим. Знала, что и Саша хорошо зарабатывает, они недавно квартиру поменяли — на большую, хорошую, — и машину купили, тоже хорошую, а Люся даже хотела собственное дело начинать, ателье меховое, маленькое, но свое… Только Зоя ничего не делала, бегала в свой институт, прыгала на своих соревнованиях, а думала, что так занята, так занята… Картошку почистить — и то некогда. Если надо было чего, то «мам, дай пару тысяч, у меня ботинки скончались»… Абсолютно не думала, откуда эти тысячи берутся.
Первое время после свадьбы Эдик ходил по их квартире, как по магазину: а это почем? А вон то сколько стоит? Ее это страшно смешило. Откуда она знала, что почем? И ему-то зачем это знать? Идиотка. Оказывается, он уже тогда списочек составлял — что в доме есть и сколько это стоит. Вот так вот.
— Зой, — сказал Федор у нее за спиной. — Ты уже по второму кругу гладишь. Чего это ты?
Зоя вздрогнула от неожиданности, оглянулась — Федор стоял как столб, наверное, уже давно, и подозрительно смотрел на стопку выглаженного белья, откуда она только что взяла наволочку и расстелила на доске, опять собираясь гладить. Во дела. Склероз, что ли?
— Задумалась. — Зоя вздохнула и принялась складывать наволочку. — Ты почему босиком ходишь? Не слышно ничего, даже испугалась. Возникаешь из воздуха, прямо как Аленка. Тебе помочь чего-нибудь? Слушай, давай я сырников нажарю, а? А то куда такую прорву творога девать? А утром сырники со сметаной — за милую душу… Ты чего так ухмыляешься?
— Да я уже нажарил.
— Фокусник, — восхитилась Зоя. — Дэвид Копперфилд. Даже круче — сам Федор Крайнов! И когда ты только успел?
— Подумаешь, бином Ньютона, — небрежно сказал Федор и заметно загордился. — Я чего сказать-то пришел… Там кино какое-то дурацкое сейчас будет. Из жизни благородных ворюг. Будешь смотреть?
— Да ну его, я лучше спать пораньше лягу. Сейчас зайду, посмотрю на девочек, котенка заберу — и спать… И ты бы ложился, ведь заматываешься не знаю как.
— Кошку я забрал. Сереже на колени влезла. — Федор насмешливо фыркнул. — Сидит, воткнулся в сайт какой-то. Совсем из реальности выпал. В одной руке мышка, в другой — кошка. Если б ему кобра на колени вползла — и то не заметил бы.
— Ну, пойдем тогда чайку попьем, — решила Зоя. — Вот интересно, сколько он по этим сайтам в месяц просвистывает? Надо потом подсчитать.
— Я все время считаю, — доложил Федор, заходя в кухню вслед за ней и тут же привычно начиная хозяйничать. — Вообще-то немного просвистывает, от трехсот до трехсот пятидесяти. Когда больше получается — я его окорачиваю. Но вообще-то он все эти сайты сам и зарабатывает. И даже больше.
— Он у нас молодец, — сказала Зоя растроганно, наблюдая из своего угла за холодильником, как Федор наливает ей чаю, вынимает вазочку с печеньем из шкафа, вытрясает из банки на тарелку горку малины… Заботится. — Все вы у меня молодцы, красавцы и красавицы. До чего же я счастлива, ты бы знал, Феденька… Иногда даже плакать хочется.
— Женская логика, — подумав, констатировал Федор. — Я тебе зря про Эдика сказал?
— Мужская логика! — Зоя негодующе посопела совсем как Томка. — При чем тут Эдик? Плевать мне на Эдика, пусть он хоть застрелится, этот Эдик… Вот интересно, почем нынче пистолеты?
Федор постучал пальцем по столу и строго приказал:
— Ты это брось! Ты мне эту бабскую дурь прекращай немедленно!
Зоя засмеялась, развеселилась, и они еще поговорили о том, какие штаны покупать Сереже, варить ли из малины варенье, как назвать кошку и обо всяких таких привычных заботах. А потом Зоя пошла спать, потому что натикало уже сколько-то минут двенадцатого, а она ведь собиралась пораньше лечь, завтра занятия с десяти, надо, наконец, выспаться…
И тут приглушенным ночным голосом зашуршал телефон. Зоя боялась ночных звонков, ей не должны были звонить после девяти, и если все-таки звонили — значит, что-то случилось. Гадкое. Она первая бросилась к телефону, заранее тревожась, схватила трубку и сразу спросила:
- Предыдущая
- 26/69
- Следующая
