Лихо ветреное - Волчок Ирина - Страница 48
- Предыдущая
- 48/69
- Следующая
— Мне! Мне отдай!
Зоя глянула на него, подняла брови, пожала плечами и быстро сунула сушку в рот.
— Ы-ы-ых! — жалобно взвыл фанат и кинул смятые бумажки на эстраду. — Опять проиграл!
Зал заржал, музыканты печально повторили последние такты — «торговку частную ты пожалей», — а Зоя исчезла в том темном углу, откуда появилась в начале.
Павел встал, покрутил головой, высматривая озабоченного официанта, не увидел, подумал минутку, оставить ли деньги на столе, решил не оставлять и торопливо пошел к выходу, все еще под впечатлением танца. И песни. Он только сегодня вдруг осознал, что все песни кто-то поет. Низкий, глубокий, очень выразительный женский голос. Все песни — этот голос. На эстраде певица ни разу не показалась. Музыка была живая, это совершенно ясно, никакой фонограммой там и не пахло. И голос был не в записи, это тоже ясно. Певица иногда ошибалась — не в мелодии, в словах, — но и это выглядело так, будто сделано специально. Гениально сделано. Вообще все это сделано гениально, такой уровень исполнения не для провинциального кабака, а… А действительно, для кого? Для чего? Не для столичной сцены и не для центрального телевидения — это точно. Там просто сожрут с хрустом от тоскливой зависти. Интересно, кто Зое танцы ставит?
Клетчатый Толик опять внимательно посмотрел на Павла и, хотя народу в холле было довольно много, опять кивнул на дверь, ведущую в служебные помещения. Наверное, сейчас в холле роился не тот народ, которого следует опасаться французской королеве и английскому герцогу. А может быть, табличка «Посторонним вход воспрещен» к английскому герцогу уже не относится. Как к личному другу короля. Все-таки как здесь все быстро становится известным. Живешь, как в витрине. Провинция.
Зоя выглянула в коридор из своей кладовки-гримерной, помахала рукой, нетерпеливо буркнула:
— Ну, где вы там?
Он вошел в комнатку вместе со своим радостным нетерпением и прямо с порога спросил:
— Зоя, ну так что вы решили?
— Насчет чего? — рассеянно откликнулась она, торопливо стаскивая одновременно шляпу, шаль и фартук и стряхивая с ног драные башмаки.
Башмак, подвязанный бечевкой, никак не стряхивался. Павел присел перед ней на корточки, развязал бечевку и снял это безобразие с маленькой узкой ноги в синем носочке с белой полоской. Подумал — и стал снимать носочек.
— Как это насчет чего? — недовольно проворчал он, бросая синий носочек в кучу тряпок на столе и берясь за розовый. — Вот ведь память девичья… Насчет нашей свадьбы, конечно. Ногу поднимите, мне же так неудобно.
Зоя послушно подняла ногу, даже стопой повертела, чтобы носок легче снялся, и строго спросила:
— Насчет свадьбы? А вы ремонт уже закончили?
— Ну… не совсем, — признался Павел, глядя снизу вверх на ее суровое лицо с нарисованным посередине губ малиновым сердечком.
— Нет, конечно, — саркастически сказала она и, перехватив его взгляд, стала вытирать губы бумажной салфеткой. — Вам же некогда! Вы же день — на работе, ночь — в кабаке… Какой там ремонт! Ни минуты свободной…
— Неправда ваша, — обиделся Павел, поднялся и теперь уже смотрел на ее суровое лицо сверху вниз. — Я каждый день после работы сразу домой — и ремонтирую, ремонтирую… Сегодня только вот немножко проспал. За день набегался, устал чего-то.
— По кабакам бегать — так это не устаете, — еще суровее начала Зоя. Замолчала, что-то, похоже, вспомнила, вдруг хлопнула его ладонью по груди и радостно ахнула: — Так это вас сегодня по телевизору показывали! Да? На Третьей Курской! Да? На веревке висели! Да? В новостях! Да?
— Откуда я знаю, где мы сегодня висели, — проворчал Павел, инстинктивно перехватывая ее руку. — Где мы только не висели… Я же названий улиц еще не знаю. Зоя, вы разговор в сторону-то не уводите. О чем мы сейчас говорили, вы хоть помните?
— Помню, — с готовностью откликнулась она и пошевелила пальцами, которые он сжимал в своей ладони. — О кабаках. Каждую ночь — в кабаке! Это как называется?
— Вот интересно, а где мне еще вас искать? — возмутился он и покрепче ухватился за ее руку, потому что она все время пыталась ее отобрать. — Вы каждую ночь в кабаке — вот и мне приходится! Когда мы поженимся, я вас ни за что не отпущу ночью в кабак одну!
— А с кем отпустите? — рыжим голосом вкрадчиво спросила Зоя, и заулыбалась, и заиграла ямочками на щеках, и глазки состроила.
Павел посмотрел на все это, вздохнул, выпустил ее пальцы и честно признался:
— А ни с кем не отпущу. Закрою дома и заставлю танцевать только для себя.
— Ой, я пря-а-амо удивляюсь, какой вы богатый! — совсем уже шаржировано начала было она, но вдруг нахмурилась, глянула на часы и озабоченно сказала: — Надо же за деньгами забежать, Катька, небось, уже матюгается там… Ждите здесь, я сейчас.
И убежала. Босиком. Давным-давно, когда он был совсем маленьким, тетя Лида пела смешную песню: «По морозу босиком к милому ходила». Павел удивлялся: «Зачем босиком?» Тетя Лида смеялась и говорила: «За счастьем». Зоя побежала босиком за деньгами.
А прибежала счастливая! И, кажется, счастье это не имело никакого отношения к пачке бумажек разного достоинства, которую она сжимала в руке. Хотя пачкой она тоже мимоходом похвасталась:
— Видите, сколько? Полторы тысячи за один вечер! Мелкими, правда, но это ничего, если сразу тратить — так еще лучше.
— И это все? — удивился Павел. — Кидали-кидали, а накидали вот эту ерунду?
— Чего ж это сразу ерунду? — обиделась Зоя. — Это только моя доля. Там много накидали, мы же на всех делим. Половину — Семенычу, остальное — поровну. Ничего не ерунда, иногда аж по двадцать пять тысяч в месяц получается! Сумасшедшие деньги. Наши все довольны.
— И вы сейчас такая счастливая вот из-за этого? — недоверчиво спросил Павел.
— А я сейчас счастливая? — Зоя задумчиво посмотрела на него, с сомнением — на деньги, что-то вспомнила и опять засияла. — А, ну да! Еще бы не счастливая! Завтра у меня опять выходной! Представляете? Второй раз за неделю! Вот повезло, а? Катька говорит, у нее горло заболело, завтра петь не сможет точно, а послезавтра — как получится. Семеныч в ярости и чуть не плачет. Говорит: «Музыкальный центр куплю». Я говорю: «Под музыкальный центр пусть девочки из «Астры» танцуют». Он говорит: «За простой из следующего дня вычту». Я говорю: «Тогда страховку и отчисления в пенсионный фонд, пожалуйста»…
Павел наблюдал, как она торопливо сует деньги в кошелек, небрежно кидает кошелек в свой бездонный пакет, в тот же пакет — коробку конфет, две банки каких-то консервов и еще пару цветастых тряпок со стола, одновременно стаскивая с головы рыжий парик, влезая в пляжные шлепанцы и шаря в поисках чего-то по карманам широкой поперечно-полосатой юбки, — и улыбался, вспоминая свое первое впечатление от рыжей оглобли в красных кожаных шортах. И свое второе впечатление — от лохматой девчонки с мешками мусора в руках. И свое третье впечатление — от топ-модели в шелковом костюмчике. И четвертое — от свирепой тренерши «жирных тётьков». И пятое — от мастера боевого искусства под названием «фигу вам». И все свои впечатления от всех ее танцев, от ее разговора с Егором Семеновичем, от рассказа Серого о ней, от ее рассказа о беговой дорожке под каштанами… Вон сколько у него впечатлений уже накопилось. Это, можно сказать, за пять дней знакомства. А сколько впечатлений накопится за несколько десятилетий?
— Вы чего смеетесь? — подозрительно спросила Зоя. — Катька вот тоже смеялась, а Семеныч, между прочим, на все согласился. А? То-то. Ну, пойдемте, что ли, сегодня кто-то из Серых за мной заедет, скорей всего — Томка… Заодно и вас довезет.
— Катька — это кто? — вспомнил Павел еще один вопрос, который хотел задать Зое. — Это она все время поет? А почему не на эстраде? Прячется… Странно. Или так задумано?
— Раньше не пряталась, — не сразу ответила Зоя. — Раньше здесь и пела, не только на эстраде, по залу тоже ходила… Или кто-нибудь на руках носил. Из знакомых, из надежных. Ее на руках несут — а она поет. Вот у нее настоящий успех был, она, пока пела, Семеныча вообще озолотила. Почище рулетки… Он меня позвал, когда Катька к людям уже не выходила… Ладно, вы все равно узнаете. Порезали ее сильно в кабаке, прямо когда она пела. Не нарочно, просто кто-то отношения выяснял, а она на пути попалась… Лицо порезали, ногу и спину. Жалко невозможно. Красавица — просто невероятная… Да еще и талант какой! Учиться хотела, в консерватории. Деньги зарабатывала, чтобы и на учебу, и мама здесь одна на нулях не осталась бы. А тут вон чего получилось… А у мамы инсульт, уже три года лечат. Вот Катька сейчас все танцы мне и поет, к людям уже не выходит. И то еле-еле уговорили… Но деньги-то нужны, правда? Где она еще столько заработает? Настоящее лечение сейчас очень дорого стоит, а она надеется маму все-таки поднять. А потом — себе на пластическую операцию… Вы чего остановились? Вон Серенькая стоит, пойдемте скорей, а то уже, наверное, давно ждут.
- Предыдущая
- 48/69
- Следующая
