Надежда семьи - Анненская Александра Никитична - Страница 4

• Предыдущая
• 4/5
• Следующая

Через несколько дней Маше понадобилась дорогая французская книга, и она прямо объявила отцу:

— Надо купить ее в магазинах, папа. Пожалуйста, не покупайте у букинистов!

Иван Алексеевич пошел заложить свой сюртук, чтобы удовлетворить ее желанию, и она приняла это совершенно спокойно.

Классная дама того класса, в котором училась Маша, выходила замуж и оставляла гимназию. Воспитанницы затеяли поднести ей на память альбом со своими фотографическими портретами. Маша, нисколько не задумываясь, приняла участие в этом подарке и тут же пообещала подругам снять с себя и раздать им около дюжины своих фотографических карточек.

В гимназии собирали подписку с какою-то благотворительною целью — Маша, не колеблясь, пожертвовала наравне с богатыми девочками, хотя вследствие этого семье ее пришлось на три дня отказаться от мясной пищи. Пришла зима. Маша забросила свои старые, заплатанные теплые сапожки и потребовала себе новых. Она не соглашалась носить на голове действительно довольно некрасивую вязаную косынку и, несмотря на сильные морозы, ходила с открытыми ушами, пока мать, боясь, что она простудится, не продала своей единственной нарядной вещи — шелковой кофточки и не купила ей такой платок, какого ей хотелось.

Елизавета Ивановна не попрекала дочь, но она часто с грустью глядела на нее и не раз говорила мужу:

— Дорого нам дается Машино ученье! И прежде трудно было жить, а теперь еще труднее стало! Все ей, да ей одной приходится делать — а ведь у нас и другие дети подрастают! За что мы их-то обижаем?

— Полно, — останавливал жену Иван Алексеевич, — потерпим немного! Маша за все вознаградит и нас, и младших детей!

— Долго еще этого ждать, да и дождемся ли когда-ни-нибудь? — вздыхала Елизавета Ивановна.

— Конечно, дождемся, — уверял Иван Алексеевич. — Маша еще ребенок, она часто не понимает наших нужд, но она видит, что мы для нее ничего не жалеем, и в свое время также ничего для нас не пожалеет.

Приближалось рождество. Один раз Иван Алексеевич пришел домой в особенно веселом расположении духа.

— Радуйся, жена, — сказал он, усаживаясь после обеда подле Елизаветы Ивановны, — мне к празднику дадут пятьдесят рублей награды!

— Неужели! Господи, вот-то счастье, — вскричала Елизавета Ивановна и даже покраснела от радости. — Хоть немножко мы поправимся! В лавочку долг заплатим, дров хороших сажени три купим, а то эти-то, дешевые, такие сырые, нисколько не нагревают печку; платье заложенное выкупим, куме долг заплатим…

— Ишь ты сколько наговорила! — смеясь, прервал Иван Алексеевич. — Да по твоим счетам и ста рублей, пожалуй, мало будет! Нет, вот я тебе что скажу: сорок рублей я тебе дам, ты из них плати долги и покупай что нужно для хозяйства, а уж десять рублей я себе оставлю: ты знаешь, рождество — детский праздник, надо же нам своих ребят чем-нибудь потешить, хоть по безделице я куплю всем им!

— Ну, это, положим, баловство! — отвечала Елизавета Ивановна, но по лицу ее видно было, что она говорит не искренно, что сама она рада-радешенька чем-нибудь порадовать детей.

Получение лишних пятидесяти рублей было важным событием в семье Смирновых. Елизавета Ивановна составила длинный список всех необходимых вещей, какие следовало купить, и принялась высчитывать, можно ли сделать их на сорок рублей. Оказалось, что денег этих не хватало и на половину «крайне необходимого». Пришлось сокращать список и от многого отказаться. Елизавета Ивановна долго соображала, обдумывала, высчитывала, и по пальцам, и с помощью карандаша, и наконец осталась довольна: все нетерпящие долги можно было уплатить, затем оставалось довольно денег и на дрова, и на выкуп заложенного платья, и на покупку двух-трех вещей, в которых чувствовался особенный недостаток, и, наконец, что было всего приятнее для доброй женщины, после всех этих затрат она могла сэкономить еще рубля два-три и на них купить подарок Ивану Алексеевичу. Делать мужу подарки было величайшим удовольствием для Елизаветы Ивановны. В первые годы после свадьбы, когда семья была меньше, она зачастую брала тайком от мужа какую-нибудь работу и на вырученные деньги покупала ему к празднику какую-нибудь безделку. В последнее время она была лишена этого удовольствия. Домашней работы у нее было так много, что едва хватало времени исполнить ее; да если бы ей и удалось заработать какую-нибудь копейку, она не могла бы истратить ее по своему желанию, когда семья нуждалась так часто в самом необходимом. И вот наконец неожиданное счастье! В ее распоряжении будет целых три рубля! Много хороших вещей можно купить на эти деньги, надобно только придумать, что доставит больше удовольствия Ивану Алексеевичу. И Елизавета Ивановна думала и передумывала! Но это были все приятные мысли, от которых улыбка часто появлялась на бледных губах ее, а неутомимые руки ее быстрее прежнего справляли свой нескончаемый ряд работ. Иван Алексеевич также часто приятно улыбался, мечтая о награде. Та сумма, которую он назначал на подарки детям, была очень ничтожна, но ведь и дети были невелики, а главное — не избалованы роскошью. И Иван Алексеевич заранее восхищался, воображая себе, какою радостью загорятся все эти маленькие глазки, когда он покажет им свои сюрпризы. Самый дорогой подарок он назначил, конечно, Маше, как старшей, и не раз опаздывал он к обеду, чтобы пройтись мимо магазинов и выбрать, которая из вещиц, разложенных и развешанных на окнах, может особенно понравиться тринадцатилетней девочке.

Дети как-то проведали про деньги, ожидаемые отцом, и заволновались.

— Папа разбогател, — шептались мальчики, усевшись на полу в дальнем углу комнаты. — Он нам уж верно купит много игрушек!

Вася, старший из трех братьев, по нескольку раз в день отпрашивался у матери гулять и все бегал к окну игрушечного магазина, чтобы выбрать, чего пожелать. Наконец его желание сосредоточилось на одной вещи — на большом картонном ящике, в котором лежало множество раскрашенных солдат, несколько пушек и штук десять прекрасивых палаток. Все это было сделано из бумаги, но отлично разрисовано, и под каждой штучкой была подклеена маленькая деревянная дощечка, чтобы она могла стоять на столе. Вася с восторгом описал братьям чудную игрушку и целых два дня ни о чем, кроме нее, не мог думать.

— А вдруг это неправда, что папа разбогател! — волновался он. — Вдруг он и в нынешнем году, как в прошлом, ничего не подарит нам, а если подарит, да вдруг что-нибудь другое.

Наконец мальчик не выдержал и с сильно бьющимся сердцем пересказал отцу свои надежды и опасения.

Иван Алексеевич засмеялся.

— Ну, потерпи немножко, мой молодец, — сказал он, лаская мальчика, — скоро придет рождество, тогда уж мы этих солдат возьмем в плен и с палатками их, и с пушками!

— Папа, ты и мне что-нибудь подаришь? И мне? — кричали младшие мальчики, теребя отца.

— Не бойтесь, никого не забуду, — весело отвечал Иван Алексеевич, — дайте дождаться праздника, всех вас обрадую!

И дети заранее веселились, мечтая о будущем.

Одна Маша не принимала участия в общем оживлении семьи, хотя знала причину его. Напротив, чем ближе подходило время к рождеству, тем печальнее становилась она. Наконец один раз (это было именно в тот день, когда Иван Алексеевич принес свои наградные деньги и когда он, вследствие этого, был особенно весел) она пришла к обеду с такими красными, заплаканными глазами, что отец и мать в один голос вскричали:

— Машенька, что это ты? Что с тобою случилось?

— Ничего, — печальным голосом проговорила девочка, и во весь обед от нее не могли добиться ни слова больше.

Вечером Иван Алексеевич и Елизавета Ивановна опять принялись за допросы. Сначала Маша упорно молчала, но наконец она разразилась слезами и вскричала:

— Ах, я такая, такая несчастная!

— Да что же с тобою случилось? Какая такая беда? — тревожно спросил отец.

— Ты нам расскажи свое горе, — увещала мать, — может быть, мы вместе и придумаем, как ему помочь.

— Нет, вы не поможете, уж я знаю, что не поможете! — слезливо говорила Маша.

• Предыдущая
• 4/5
• Следующая