Гарем - Грассо Патриция - Страница 40
- Предыдущая
- 40/81
- Следующая
Спустя пару часов караван Казарьяна остановился на полуденный привал. По приказу караван-баши слуга принес бадью с водой и торбу с зерном для лошади, а Эстер, избегая разговора с ним, отошла в сторону, уселась на землю в скудной тени какого-то деревца и смежила веки, притворяясь, что задремала.
До сих пор вроде бы ничто не грозило ей разоблачением. Женщины из семьи Казарьяна принимали ее за юношу и не смогли затевать с ней беседу, а мужчины были заняты лошадьми, мулами и верблюдами. Им было не до разговоров.
Усталая, голодная и совершенно одинокая, Эстер все же не могла отрешиться от дум по поводу того, что происходит сейчас в Стамбуле. Понес ли Омар наказание за свою оплошность? Несомненно, да.
В воображении Эстер предстал маленький евнух, забитый плетками до смерти. Чувство вины обожгло ее, а потом словно льдом сковало сердце. Как ей жить дальше, когда на ее совести уже две смерти. Почему она не способна предвидеть последствий своих поступков?
А что с Халидом? И о нем она думала с глубокой печалью. Как же он унижен, узнав, что новая рабыня его матушки дерзким своим побегом нанесла оскорбление царственной семье.
– Привет, – услышала Эстер тоненький голосок и встрепенулась.
Ей улыбалась крохотная девчушка.
– Привет! – откликнулась Эстер сквозь свою куфью.
Малышка указала пальцем на скрытое покрывалом лицо и спросила:
– Что ты там прячешь? Подошедший Карим тут же вмешался:
– Моя самая младшая. Ее зовут Криста. Он протянул Эстер рог, наполненный молоком, и лепешку, а Кристе приказал:
– Ступай к матери.
Девочка упрямо сжала губы и не подчинилась.
– Ты позоришь меня перед гостем. Уходи. Девочка наконец соизволила послушаться отца и отбежала в сторону, где уселись за трапезу женщины.
– Моя единственная дочь избалована, – благодушно поведал Карим. – В этом виновата ее мать. А почему ты не ешь? И что ты так усердно скрываешь под куфьей?
– Я ем в одиночестве, потому что шрамы на моем лице пугают окружающих, – солгала Эстер, и тотчас дрожь пробрала ее. Она очень ценила свой маленький язычок и не желала лишиться его.
– Понятно! – Игра кота с мышью забавляла Карима, тем более что все преимущества были на его стороне. – Однако мы, армяне, много пережили страданий и навидались всяких ужасов. Поверь, что зрелище твоих шрамов вызовет к тебе сочувствие, а аппетита мне не испортит.
– Я предпочитаю есть в одиночестве, – упрямо повторила Эстер.
– Как пожелаешь! – Он повернулся, собираясь уйти. – Мы выступаем через час.
Эстер попробовала молоко, налитое в рог, и ощутила его странный вкус.
– Что это такое? спросила она, опасаясь какого-нибудь подвоха.
– Армянский лаваш и козье молоко. Больше мне нечего предложить.
Отвернувшись от собравшихся в кружок Казарьянов, убрав покров ото рта, Эстер жадно набила рот хлебом. Не успев прожевать его, она стала пить молоко и тут же поперхнулась.
«Ты ешь как свинья!» – вспомнились ей упреки Халида. В отдельных случаях он был прав – надо отдать ему справедливость. Но почему она вообще подумала о нем? Именно сейчас, когда освободилась из лап зверя и должна быть безмерно рада этому обстоятельству? Откуда тогда это тягостное ощущение потери?
Эстер решительно тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли, и тщательно прикрыла лицо в надежде немного подремать и не быть во время сна разоблаченной в своем маскараде кем-нибудь из армянского семейства.
Ей показалось, что минуло не больше секунды, как ее сон был прерван. Карим поднимал людей, и те послушно вставали, шли к верблюдам или садились на лошадей. Эстер заторопилась к своей кобылке, потрепала ей холку, а затем устроилась на ее спине.
Перед ней возник вездесущий караван-баши.
– Не хочешь ли ты занять место рядом со мной во главе каравана?
– Нет, благодарю.
Эстер готова была глотать пыль от сотен копыт, лишь бы не находиться среди многочисленного племени Казарьянов и подвергаться постоянной угрозе разоблачения.
– В таком случае и я поеду с тобой позади, – объявил Карим.
Эстер пожала плечами, изображая безразличие. Она искала одиночества, так как догадывалась, что роль мужчины, а тем более доверенного гонца Халид-бека, исполняется ею из рук вон плохо и зрители ей не нужны. Чудо, что этот проницательный армянин еще до сих пор не докопался до истины. Но все же, если упорно избегать его общества, то можно возбудить в нем излишнюю подозрительность.
Весь день караван-баши испытывал на прочность нервную систему Эстер, задавая бесчисленное множество неожиданных и коварных вопросов. Наконец он притомился и умолк, но еще задолго до этого Эстер уверилась, что армянин всеми способами пытается уличить ее во лжи.
Солнце уже склонилось к закату, когда был отдан приказ остановиться на отдых. Караван-сарай, где Казарьяны собирались провести ночь, представлял собой одноэтажное строение, окруженное просторным двором. Через каждые восемнадцать миль на всех дорогах громадной Оттоманской империи были в обязательном порядке построены эти приюты для усталых путников.
Сердечная встреча, обильная еда, ночлег и безопасность от нападения разбойников были уготованы всем, кого ночь заставала в пути, и никого не гнали прочь, и никому не отказывали в гостеприимстве из-за пустого кошелька.
Эстер спешилась. Один из слуг Казарьяна мгновенно очутился рядом и дал понять жестом, что позаботится о лошади. Очевидно, Карим распорядился, чтобы к Эстер относились как к особо важной персоне.
Эстер огляделась в поисках караван-баши, намереваясь поговорить с ним прямо сейчас и отказаться от подобных привилегий. В конце концов, позаботиться о своей лошади любой путешествующий мужчина должен сам.
Карим и Петри находились неподалеку. По тому, как яростно шевелились их руки, можно было догадаться что они о чем-то спорят, но спор или даже скорее ссора проходила беззвучно.
Взглянув в ее сторону. Карим сразу расцвел в улыбке и опустил руки. Когда Петри сделал то же самое, Эстер посетило неприятное чувство, что именно она была предметом их спора. Покинув сына, Казарьян вошел вместе с Эстер в помещение. В эту ночь Казарьяны были единственными постояльцами караван-сарая. Эстер опустилась на пол в просторной общей комнате, устало прислонилась к глинобитной стене.
Слава богу! Наконец-то она могла расслабиться, закрыть глаза, улететь в мир сна, но сразу же чей-то сапог легонько толкнул ее ногу.
Она открыла глаза. Карим склонился над ней, протягивая блюдо с мелко накрошенным мясом.
– Давай поешь.
– Что это? – подозрительно спросила Эстер, хоть и была очень голодна.
– Баранина.
– Она выглядит сырой.
– Так и есть.
Эстер поставила блюдо на пол, а сама встала.
– От усталости у меня пропал аппетит. Мне надо проверить мою лошадку.
– Ты скоро вернешься?
– Да.
Эстер убедилась, что лошадь устроена в стойле и накормлена. Тогда она вернулась в общую комнату караван-сарая. У входа она столкнулась с Петри, который в очередной раз одарил ее своей белозубой улыбкой.
Его молчание и неизменная улыбчивость начали действовать ей на нервы.
Она снова вышла во двор и решила поискать себе место для ночлега на свежем воздухе. Скамья показалась ей вполне удобным ложем.
Эстер почти тотчас же провалилась в сон. И во сне к ней явился Халид и начал рубить ей пальцы, наказывая за воровство, потом заставил ее открыть рот и высунуть язык, приставил к нему кинжал…
Веселая выдалась ночка! Девушка вся извертелась на холодной твердой скамье, а еще до наступления рассвета ее растолкал Карим. Эстер еле пришла в себя. Она окоченела и мучилась от голода и жажды. Поэтому, когда караван-баши подал ей чашу с вареным рисом, она схватила ее с жадностью, отвернулась и горстями запихала себе в рот все до последнего зернышка.
Карим опять предпочел путешествовать в хвосте каравана рядом с Эстер. Они долго ехали в молчании. Эстер сочла это неудобным и ради приличия она поинтересовалась:
- Предыдущая
- 40/81
- Следующая
