Не покидай - Полонский Георгий - Страница 14

• Предыдущая
• 14/21
• Следующая

- Ступай к папочке. Бояться ничего не нужно… поняла? Господа музыканты, возьмите, пожалуйста, маленькую…

Альбина, пустившая двух бумажных голубей невесть куда, увидела вдруг третьего, не своего, из другой бумаги, - он спустился к ней сверху, тянулся в ноги. Она взяла его и увидела, что это записка. А отправитель кто? Она повела взглядом по галерее. Э, да там же Патрик! Она помахала ему рукой, но он остался недвижим почему-то.

Тогда она расправила голубка и, отстранившись от всех, прочла слова, выведенные карандашом из мягкого свинца:

"Я следил за вами: вы не дрогнули, не поддались жалости, не подумали заступиться за дитя. Что с вашим сердцем, любимая? Оно окоченело? Оно - есть? П."

- О Боже, - вздохнула принцесса. - Еще и с этой стороны замечания… уроки морали…

В этот момент Крадус целовал в морду нашего давнего и мимолетного знакомца - жеребца по имени Милорд!

Волнующая эта встреча была организована в лучшем деннике королевской конюшни. Милорд не отдышался еще, в нем гудел азарт скачки с препятствиями, и то же самое следует сказать о капитане Удилаке, который обращен к своему королю сияющей, пыльной и потной физиономией.

- Нет, голуба моя, водицы холодной не проси - так и запалить тебя недолго. Остынешь - сам поднесу, лично. Из вазы саксонского фарфора! Удилаша, ты брат мне теперь! - капитан был схвачен за уши и тоже поцелован. - И полковник с этой минуты… как обещано!

- Рад стараться, Ваше Величество!

- И молодцов твоих отмечу, довольны будут. Всем приказываю гулять два дня! Угодили вы, ребята, своему королю… слов нет как угодили… Это ж не рысак - это Аполлон лошадиный! Интересно, сам-то он чует, чей он теперь? Чуешь?

Пенапью спросил:

- А кому это вы помахали, принцесса?

- Это Патрик, стихоплет наш. - Сощурившись, Альбина перевела взгляд с одного своего незадачливого кавалера на другого, затем снова на первого… - Ревнует меня дико! Видите, следит оттуда, как коршун. Сейчас записку прислал… нервную.

- А к кому, простите, ревнует?

- Около меня сидите вы… стало быть, к вам. Может и на дуэль вызвать, он такой у нас…

(Эта дуэль тут же возникла перед мысленным взором Пенапью, продлилась всего несколько секунд и завершилась ужасающим ударом - клинок пропорол печень… Нужно ли уточнять: чей клинок - чью печень? Пенапью практически был беззащитен перед ураганным натиском незнакомца!)

Наяву он предложил:

- Так надо ему сказать, чтобы и он с нами сел, зачем же огорчать?

- Принц, вы бесподобны! - Альбина залилась смехом. - Нет, я растормошу вас все-таки! Если это вообще способна сделать с вами молоденькая женщина…

- Вообще - способна, - заверил гость рассеянно, но воодушевленно: он увидел Марселлу, появившуюся наверху.

Марселла шла по галерее взбудораженная, с высоким стаканом в руке, над которым голубело что-то. Горячим шепотом отвлекла она Патрика от невеселых раздумий о свойствах Альбининого сердца:

- Ваша милость! Ну как я могла не поделиться с вами? Гляньте-ка: оживает! Я ведь умом не верила, я только хотела верить - и вот… Она - голубая почему-то…

Патрик подивился, показал большой палец: да, мол, здорово… Он поднес от стены к балюстраде легкий столик - как пьедестал для этой розы. А Марселла, глядя на нее, забормотала нечто странное:

- Я должна сказать, ваша милость… Что хотите со мной делайте, но я должна… Нельзя вам пускать меня в свою комнату! Вот ключ. И не давайте больше. Какая-то я опасная делаюсь, самой от себя страшно! - девушка шептала это и плакала. - Поняла, что еще минуту побуду там - и портрет вашей принцессы изорву. В клочья! Ну нечего ей там красоваться да еще и хохотать! Над кем? Над вами?! В клочья изорву, слышите? И - в печь! И будь что будет…

Так она плакала, что ему пришлось достать свой носовой платок, действуя им так, как в этих случаях делают с детьми. Затем Марселла ойкнула и присела в страхе за балюстрадой: оказалось, что внизу - король, он шел к столу…

Крадус плохо сдерживал ликование или не старался: хлопал себя по ляжкам, потирал руки…

- Ваше Высочество, не осудили меня? Уж очень дельце неотложное! О чем без меня шла речь? Надеюсь, Оттилия, не про этот, как его, не про акробатический насморк?

- Аллерги… - тут свояченица получила королевский щипок. - О Боже, вы ущипнули меня… при людях!

- Любя, любя! Будет синяк - я сам объясню Канцлеру, что это от меня… вместо ордена! Девочки, да вы кислые почему-то? Может, я помешал?

Альбина сухо сказала:

- Немножко, нам с принцем… Но мы потерпим.

- Что? Ага, ясно. Нет, лично я детям не помеха. А вы, дамы, - накушались? Тогда пойдем, пусть поворкуют свободно. Пошли, пошли… Зато я вам новость скажу расчудесную! А может, и покажу…

Направляясь к дверям, Флора заметила наверху Патрика и послала ему воздушный поцелуй. В связи с этим последовало замечание Оттилии:

- Есть мнение, сестрица, что тебе не под силу стало отвечать за своего воспитанника. Он сам уже воспитывает других! Причем - отвратительно…

Королева не успела ни возразить, ни понять сказанного: дворецкий распахнул перед ними двери.

А Патрику, должно быть, казалось, что детки двух королей и в самом деле воркуют интимно. Но он старался не смотреть вниз, у него было дело: устроить так, чтобы Марселла увела подальше от греха маленькую дочь музыканта, чтобы уложила ее - для чего девушке настойчиво был вложен в руку тот же ключ. Так, это сделано, они уходят…

Затем Патрик сел у столика с розой и хотел заставить себя сосредоточиться на ней: и впрямь ведь необычная вещь. Возродилась, можно сказать, из пепла. На глазах растет и как бы смелеет! И - голубая, что само по себе невиданно. А все же чудесная эта ботаника слабо отвлекала его от "воркования" там, внизу! Невидимая гитара взяла аккорд, другой - и голос, неведомо кому принадлежащий, запел про случай очень похожий на удел немого поэта:

Они мои дни омрачали

Обидою и бедой -

Одни своею любовью,

Другие своей враждой.

Они мой хлеб отравили,

Давали мне яда с водой -

Одни своею любовью,

Другие своей враждой.

Но та, кто всех больше терзала

Меня до последнего дня,

Враждою ко мне не пылала,

Любить - не любила меня…

( Стихи Генриха Гейне (перевод С.Маршака) )

Между тем внизу происходил такой разговор между двумя Их Высочествами:

АЛЬБИНА. Так что, принц, - не нравлюсь я вам? Нет, вы не косите глазом на галерею. Ну? Только начистоту!

ПЕНАПЬЮ. Я не косю… Нравитесь… А вот этот нервный сударь, ну, который на дуэль может… он все-таки ваш поклонник или той девушки?

АЛЬБИНА. Какой еще девушки?

В эту минуту наверху вновь была Марселла: от нее и Патрика сейчас отошел, благодарно прижимая руку к сердцу, успокоенный отец маленькой егозы: только теперь он сможет грамотно "пилить" свой контрабас и не погибать от страхов…

АЛЬБИНА. Так про какую девушку вы спросили? Увидев, о ком речь, она засмеялась.

- Патри-ик! Патрик, о чем ты там со служанкой? Отошли ее, ты мне нужен…

Наверху это вызвало небывалую, неслыханную дерзость в ответ. Марселла, видимо, не зря говорила: "какая-то я опасная делаюсь". Вот что она швырнула принцессе - громко и бурно:

- Да уходит служанка, уходит! Он вам нужен? Как кошке - мышь!

Изумлены, понятное дело, были все. Но и сама Марселла тоже! Изумлена и напугана. В страхе зажав себе рот обеими руками, поскольку подобные выражения так и рвались из нее наружу, она выбежала вон.

Внизу Альбина искала глазами кого-нибудь, кто объяснил бы случившееся.

- Она что, рехнулась? Нет, вы слышали? Наверное, подпоили ее на кухне… И что теперь? Она будет тешить себя надеждой, что я спущу, забуду? Напрасно! Ее злит, что мне нужен Патрик… Да тут ревность, господа! Умора…

• Предыдущая
• 14/21
• Следующая