Пять четвертинок апельсина - Харрис Джоанн - Страница 6

• Предыдущая
• 6/67
• Следующая

Я знала: если сумею продержаться достаточно долго, они от меня отстанут. Но непоправимое уже случилось. Теперь Лора с Янником узнали, где меня найти.

Должно быть, им сказал Кассис. Он поселился в квартирке недалеко от центра Анже и, хоть письма писать никогда не любил, время от времени мне пописывал. Все расхваливал успехи своей знаменитой невестушки и расчудесного сынка. Вот после той статьи и шума, который поднялся, те и надумали во что бы то ни стало меня разыскать. В качестве бесплатного приложения прихватили с собой Кассиса. Вероятно, рассчитывали, что мы с ним, увидевшись спустя столько лет, как-никак расчувствуемся, но хоть глаза ревматика Кассиса и слезились по-стариковски жалобно, мои упорно оставались сухими. В нем почти ничего не осталось от того старшего брата, с которым столько было связано; он раздобрел, памятные черты расплылись, лицо утратило прежнее выражение, нос побагровел, щеки, как растрескавшейся глазурью, покрылись изломанной сеткой сосудов, улыбка подрагивала. Прежнее — когда в моих восторженных глазах мой старший брат был герой, умевший все на свете, способный влезть на самое высокое дерево, сражаться с дикими пчелами, чтобы заполучить их мед, переплыть Луару поперек и в самом широком месте — уступило место легкому ностальгическому, не без легкой жалости чувству. Что поделаешь, столько лет прошло. Толстяк в дверях был мне теперь чужой человек.

Сперва они вели себя прилично. Ни о чем не расспрашивали. Проявляли заботу обо мне, одинокой женщине, дарили подарки: кухонный комбайн, — изумившись, что у меня до сих пор нет; зимнее пальто, радиоприемник, предложили куда-нибудь свозить. Однажды даже пригласили в свой ресторан — громадный, как амбар, столики под мрамор с клетчатыми скатертями, неоновые надписи; высушенные морские звезды и ярко раскрашенные пластиковые крабы, и все это в рыбацких сетях, развешанных по стенам. Я что-то неуверенно вставила насчет всей этой обстановки.

— Конечно, мамуся, это, что называется, китч, — любезно пояснила Лора, похлопывая меня по руке. — Вам, понятно, это не слишком по вкусу, но поверьте, в Париже это ужасно модно.

Она улыбнулась, выставив свои зубы. Они у нее очень белые, очень крупные, а волосы — цвета свежей паприки. Они с Янником часто касались рукой друг дружки и целовались на людях. Признаюсь, мне было даже как-то неловко. Еда у них… ну, скажем, современная. Тут я им не судья. Какой-то салат с жиденькой заправкой, куча мелких овощей, вырезанных розочками. Может, курчавый салат где и попадался, но в основном переросшие листья обыкновенного, редис и морковка всякими фигурками. Потом кусок хека — должна сказать, кусочек неплохой, только маленький, — с белым винным соусом шалот и листиком мяты поверху, шут его знает зачем. После подали кусочек торта с грушами, политый шоколадным соусом, обсыпанный сахарной и шоколадной стружкой. Украдкой заглянув в меню, я обнаружила там сплошное самовосхваление, как например: «пралине из леденцов-ассорти на аппетитнейшем, тончайшем, как вафля, слое теста, с густым слоем темного шоколада по краю и с пикантным абрикосовым соусом». Я было решила, будто это попросту старый флорентин, но то, что принесли, оказалось размером не больше пятифранковой монетки. Можно подумать, Моисей специально снес это чудо с горы на землю, чтоб полюбопытствовать, как они здесь его распишут. Но цены! Раз в пять дороже моего самого дорогого меню, и это не считая вина. Я, понятно, не платила. Но начала подозревать, что за все это внезапное обхаживание мне, пока неясно как, но расплачиваться придется.

И как в воду глядела. Через два месяца грянуло первое предложение. Тысяча франков, если я выдам им рецепт своей paёlla antillaise и позволю включить ее в их меню. Paёlla antillaise Мамуси Фрамбуаз — так ее обозвал Жюль Лемаршан в июльском номере журнала «Hote & Cuisine» за 1991 год. Сначала я решила, что это шутка. «Своеобразное ассорти свежих морепродуктов в изысканном сочетании с зелеными бананами, ананасом, мускателем и шафрановым рисом». Я расхохоталась. Неужто им своих рецептов мало?

— Не смейся, мамуся! — почти резко оборвал меня Янник, наставив на меня чуть ли не впритык свои черные глаза. — Уверяю, мы с Лорой будем тебе очень признательны. — Он щедро улыбнулся во весь рот. — Ну же, не скромничай, мамуся!

Это «мамуся» неприятно меня резануло. Лора голой прохладной рукой обвила мои плечи:

— Я позабочусь, чтобы все знали, что этот рецепт — ваш!

Я уступила. Вообще-то я не против делиться своими рецептами; в конце концов, и так уже раздала достаточно жителям Ле-Лавёз. Пусть берут paёlla antillaise безвозмездно, и еще кое-что, если так хочется, но с условием, что никакой «Мамуси Фрамбуаз» в меню не упомянут. Я оставляла себе лазейку. Нельзя было слишком засвечиваться.

Они стремительно, почти не споря, согласились на мои условия, но через три недели рецепт «Раёllа antillaise Мамуси Фрамбуаз» появился в «Hote & Cuisine» в сопровождении фонтанирующей статейки Лоры Дессанж. «Надеюсь, в ближайшем будущем смогу порадовать вас новыми рецептами сельской кухни Мамуси Фрамбуаз, — обнадеживала она читателей. — А пока вы сможете оценить их по достоинству в „Аux Delices Dessanges“, рю де Ромарэн, Анже».

Видно, не ожидали, что статья попадется мне на глаза. А может, не приняли мои слова всерьез. Когда я их уличила, принялись извиняться, как дети, застигнутые врасплох. Уверяли, что мое блюдо имеет ошеломляющий успех и что неплохо бы завести в их меню отдельную рубрику изделий Мамуси Фрамбуаз, включить мои couscous a la provencale,[34] cassoulet trois haricots,[35] а также «Знаменитые Мамусины блинчики».

— Видишь ли, мамуся, — победно заявил Янник. — Вся прелесть в том, что от тебя совершенно ничего не требуется. Будь сама собой. Какая есть.

— Я бы могла вести в журнале колонку, — добавила Лора. — Скажем, «Советы Мамуси Фрамбуаз». Разумеется, вам писать ничего не придется. Я это сделаю за вас.

И одарила меня улыбкой, будто я соплячка и меня этим проймешь.

Снова они притащили с собой Кассиса, и тот тоже все скалился, правда, несколько сконфуженно, как бы не слишком чувствуя себя в своей тарелке.

— Ведь я вас предупредила, — я очень старалась говорить спокойно, чтобы голос не дрожал. — Я же сказала сразу. Не надо мне этого. Не хочу в этом всем участвовать.

Кассис смущенно взглянул на меня и молящим тоном произнес:

— Так ведь это так нужно моему мальчику. Только подумай, какая это для него реклама!

Янник, кашлянув, быстро вставил:

— Отец имеет в виду, что от этого нам всем будет выгода. Если дело пойдет, сможем развернуться вовсю. Будем продавать варенье Мамуси Фрамбуаз, печенье Мамуси Фрамбуаз. Ясное дело, ты, мамуся, получишь приличный процент.

Я покачала головой:

— Вы не поняли, — произнесла я отчетливо. — Мне никакая реклама не нужна. Мне не нужен никакой процент. Это все не для меня.

Янник с Лорой переглянулись.

— И если вы думаете, а я вижу, вы думаете именно так, — сказала я резко, — что прекрасно обойдетесь и без моего согласия, ведь вам только и нужно, что имя да фотография, то вот что я вам скажу. Услышу, что еще хотя бы один из так называемых рецептов Мамуси Фрамбуаз появится в этом или в каком другом журнале, немедленно звоню редактору. И продаю ему все свои рецепты. Нет, черт побери, отдам их ему за так!

Меня одновременно душили гнев и страх, сердце бешено колотилось. Не сметь наезжать на меня, дочь Мирабель Дартижан! Словом, смекнули они, что со мной шутки плохи. Было видно по их лицам.

Попытались было робко возразить:

— Мамуся…

— Не сметь называть меня мамусей!

— Дайте-ка я с ней поговорю…

Кассис с трудом поднялся со стула. С годами он как бы усох, все в нем легонько побрякло, как опавшее суфле. Даже от слабого усилия он болезненно сморщился.

• Предыдущая
• 6/67
• Следующая