Комната ужасов – 2 - Грей Майкл - Страница 35

• Предыдущая
• 35/39
• Следующая

– Если Оно хочет меня, то боюсь, Оно откусило больше, чем может разжевать, – проскрежетал Бэрр. – Скажи мне, Джейми, ты знаешь, где Оно?

– Я. я догадываюсь. Вне досягаемости. У себя, там. Никто Ему ничего не может сделать.

– Как это? Где Оно прячется?

– Мы не сможем выйти из здания а если б и могли. Оно в пещере. Под водой.

У Бэрра все внутри похолодело. Пещера. Под водой. Потом он вспомнил запах опаленного молодого тела. Он распрямил плечи.

– Где б Оно ни было, ты мне Его покажешь. А там – посмотрим.

– А дверь? Билли?

– Бедняга Билли умирает, может, уже благополучно умер. Так или иначе путь отсюда мы найдем: с твоей помощью, Джейми. Сначала надо сделать пару остановок. Первую – у меня в квартире. Холли!

– Да, Бэрр.

– У тебя есть патроны к отцовскому дробовику?

– Д-да. Три патрона, кажется. Они старые. Могут не выстрелить.

– Патроны не портятся, если они сухие.

Джейми покачал головой:

– Пули Его не остановят.

– Ты пробовал?

– Нет.

– Я так и думал. Несколько очередей из «тридцатьпятки» и три заряда из двенадцатого калибра и носорога остановят, можешь мне поверить. «Оно» ЖИВОЕ? Не привидение?

– Живое, живое, точно. И не такое большое, как носорог. Тогда, по крайней мере.

– Ну что ж, вперед!

Когда они проходили мимо двери пятнадцать-ноль-четыре, Холли застыла.

– Что такое? – спросил Бэрр.

– Послушай!

Раздавалось тихое женское пение.

– Кто-то живой, – обрадовался Бэрр. – Пошли посмотрим. Можно прихватить волонтера, или двух.

Холли позвонила в дверь. Они подождали. Песня все звучала. Бэрр уже почти разбирал мелодию. Наконец Карпатьян воспользовался ключом из связки.

На полу лежало нелепо скорченное тело Рэндольфа Эльспета. Запястья все еще сковывали наручники. На ковре – бурая корка. Что-то болталось, подвешенное к потолку. Бэрр сначала подумал, что это кусок плохо сделанного макраме. Потом он заметил на конце сгусток крови и тянущийся от него кровавый след. Пение доносилось с кухни.

– Я посмотрю, Холли. Оставайся здесь.

– Я пойду с тобой.

Алита сидела в позе лотоса на полу, напротив своей зеркальной стенки. На ее голом черепе перемешались полоски из красных клочьев, подпаленная кожа, пятна белой кости, розовые желеобразные массы коагулировавшей плазмы и несколько коротких волосков в занозистой бахроме со стороны затылка. Плечи ее как бы укутывала влажная малиновая шаль. Если не считать этой накидки из крови, Алита была голой.

Напевая, она мазала губы помадой. Губы покрывала крошащаяся коричневая корка. Бэрр подошел ближе. Алита продолжала раскрашивать рот, облизывая губы и складывая их так, как это делали все женщины, которых он видел.

– Алита! Мисс Ла Тобре?

Она чуть повернулась. Тут Бэрр и разглядел мягкий розовый предмет в ее руках. То, чем женщина капризно терла губы, отнюдь не было цилиндриком губной помады. У него все внутри помертвело. Сквозь горячий туман Бэрр узнал мелодию, которую она мурлыкала: «Я влюбилась в своего папочку».

Клэр Сэксони вырулила на положенное ей место на стоянке. Пять лет назад, когда она только начинала в студии «девочкой на замену», ей приходилось оставлять машину на многоярусной стоянке в полутора кварталах отсюда. Каждый день, хороший он или ненастный, стучала она каблуками о тротуар, проклиная каждый шаг. Через шесть месяцев Клэр заработала право ставить машину на место с номером, в дальнем конце, на гравии. С тех пор через каждые несколько месяцев новоселье: все ближе к огромным стеклянным дверям.

Двадцать мест были «именными». Десять отмеченные краской, десять с сияющими латунными табличками. Пять лет от «найдешь сама» до латунной таблички номер семь. Мишенью для нее была «номер пять». Выше не надо. В ее графике восхождения по служебной лестнице (не плане, а графике!) до «номера пять» оставалось два года. Оттуда – уже большой скачок: «Здравствуй, побережье, вот и я!» Нью-Йорк или Лос-Анджелес. И то и другое годится.

Клэр потянула вниз козырек, автоматически зажглась подсветка. Она улыбнулась себе в зеркальце на козырьке. «Ты долго шла к своей цели, дорогая!» Теперь планы ее изменились. Впервые за всю свою профессиональную карьеру Клэр отклонилась от своего графика, срезала угол. Надо быть гибким. Плох тот, кто не разглядел своего шанса.

Пять лет понадобилось ей, чтобы сделать имя. Клэр Сэксони. Имя в Ридж-Ривер. Даже в штате. Завтра она станет знаменита на всю страну. На весь континент! Меньше, чем через неделю имя «Клэр Сэксони» будет знать весь мир.

Помада на губах лежала замечательно. Женщина повернула зеркальце чуть ниже. Ложбинка была такой, как нужно. Двойной намек на застенчиво-провоцирующие выпуклости – «тень над долиной» – не больше чем нужно, но и не меньше. Этот выход в эфир должен пройти абсолютно без изъянов. Прямой эфир – второго шанса не будет.

У нее был свой ключ. С латунной табличкой.

– Добрый вечер, мисс Сэксони. Допоздна сегодня будете работать?

– Добрый вечер, Макс. Я работаю непрерывно, ты же знаешь. Этой ночью «специальный выпуск». Все в порядке?

Макс выпятил свое пузо в хаки и погладил черную кнопку на кобуре:

– Когда Макс здесь, все в полном порядке, мисс Сэксони.

– Я знаю. – Она улыбнулась. – С тобой я спокойна, Макс.

– К вашим услугам, мисс Сэксони! – Он козырнул. – Всецело к вашим услугам.

Клэр сделала шаг к лифту, но вдруг вернулась к охраннику.

– Кто там сегодня, Макс?

Мужчина проверил пометки на доске.

– Да никого, в общем. Только Вик и Манфред. Они вас ждут. В малой студии.

– Отлично. Да, Макс?..

– Да, мисс?..

– Я тут получила забавные письма ну и звонки, сам понимаешь. Анонимки. С угрозами.

– Здесь вы в безопасности. Макс об этом позаботится. – Я знаю, Макс. В тебе я уверена на все сто. Они упоминали сегодняшнюю ночь. Какие-то сумасшедшие грозились меня этой ночью избить.

Макс сделал страшное лицо и дунул в пропахшие никотином усы.

Клэр продолжила:

– Поэтому, если кто-то – даже из знакомых – захочет войти…

– Не беспокойтесь. Никто не войдет. Только с вашего разрешения. Так?

Ты мой ангел, Макс. Мой большой-пребольшой ангел-хранитель.

Клэр знала, что значит «погладить по головке» маленького человека.

Малая студия находилась на четырнадцатом этаже. Туда ходил только один лифт. Ближайший буфет располагался шестью этажами ниже. В холле четырнадцатого этажа в нише стоял стол с кофейным комбайном на две чашки. В дневное время здесь обычно стоял пакет двухпроцентного молока или полусливок. На ночь оставляли только порошковое молоко. Четырнадцатый – рабочий этаж. Ни публика, ни клиенты так высоко не поднимаются. Четырнадцатый – это было царство телевизионного хлама, монтажных материалов и мертвых бумаг, тех, что со временем переведут на микрофиши. Здесь же находилась студия «Е».

Операторская в студии «Е» была больше, чем «сцена». Клэр вышла из лифта. Вик сидел за столом и наливал густой кофе в пенопластовую чашечку.

– Кофеинчику? – предложил он.

– Нет, спасибо, Вик.

Мужчина присосался к чашке и сделал кислую рожу. – Ну и дрянь, о Господи! Когда я говорю «кофеин», я имею в виду «кофеин». Когда последний раз чистили эту штуковину?

– На Рождество. Будто не знаешь. Это уже традиция. Каждое Рождество – нужно или не нужно.

– Нельзя жаловаться. – Его глаза прищурились над краем чашки. – Я на этом держусь. Кофеин, никотин, алкоголь. Что еще человеку надо?

– А сон? Не пробовал?

– Еще как. Дело опасное. Затягивает. Попробуешь разок – один часик, скажем, – глядишь, уже в следующий раз надо два, потом – три. Хоп! Ты уже на крючке. Матрасная компания может брать тебя голыми руками, потом – подушки, покрывала, пух и прочие аксессуары. – Вик зевнул. – Видишь? Вот и классическая симптоматика.

– Я серьезно, Вик. Когда ты последний раз спал?

– А-а, серьезно?

• Предыдущая
• 35/39
• Следующая