Свет в ночи - Эндрюс Вирджиния - Страница 17

• Предыдущая
• 17/88
• Следующая

– Наживешь ты с ней неприятностей, Саманта, – предупредила я ее, но с тем же успехом могла бы обратиться к стенке. Что бы там ни было, а Жизель уже сумела превратить эту наивную девушку в свою преданную служанку. Мне стало жаль Саманту. Пока она не надоест Жизель, ей не понять, во что она ввязалась.

Я оставила их вдвоем и торопливо направилась в аудиторию. Но только я села и собралась взглянуть на мою новую работу, как преподаватель сообщил мне, что меня хочет видеть миссис Айронвуд.

– Ее кабинет находится направо, прямо по коридору и вверх на несколько ступенек, – объяснил он мне. – Не стоит так волноваться, – добавил преподаватель с улыбкой. – Она часто общается с теми ученицами, кто только что приехал в «Гринвуд».

Несмотря на его слова, я не могла не волноваться. Мое сердце громко стучало, пока я торопливо шла по тихому коридору и поднималась по ступенькам. Пухленькая, небольшого росточка женщина в очках с затемненными стеклами обернулась ко мне от шкафа с папками, когда я вошла в приемную. Табличка с именем на ее столе гласила: «Миссис Рэндл». С минуту она смотрела на меня, потом подошла к столу и взглянула на листок бумаги.

– Ты Руби Дюма? – спросила она.

– Да, мэм.

Женщина кивнула, сохраняя на лице застывшее серьезное выражение, и направилась к двери в кабинет. Осторожно постучав, миссис Рэндл открыла дверь и объявила о моем приходе.

– Пусть войдет, – донеслась до меня команда миссис Айронвуд.

– Проходи, Руби. – Женщина отступила в сторону, и я вошла в кабинет миссис Айронвуд.

Передо мной предстала комната удачных пропорций, но очень строгая, с темно-серыми занавесями на окнах, небольшим серым ковром, большим темно-коричневым столом, двумя жесткими даже с виду деревянными креслами и маленьким, таким же жестким, угольно-черным диванчиком у стены справа. Над ним расположилась единственная в кабинете картина – еще один портрет Эдит Диллиард Клэрборн. На всех полотнах она представала в строгом платье, сидящая либо в саду, либо в студии в кресле с высокой спинкой. На других стенах разместились декоративные тарелки и разнообразные награды, полученные ученицами «Гринвуда» за победы в диспутах или в состязаниях по ораторскому искусству.

Хотя на столе нашлось место для большой вазы с розовыми и красными розами, в комнате стоял сильный запах дезинфекции, как в кабинете врача. Комната выглядела так, словно ее старательно отмыли. Окна были чистыми до такой степени, что, казалось, они открыты.

Миссис Айронвуд прямо сидела за своим столом. Она сняла очки и долго рассматривала меня, изучая, словно желая запомнить каждую черточку моего лица и фигуры. Если что-то ей и понравилось, она этого не показала. Глаза миссис Айронвуд оставались леденяще-оценивающими, линия губ – твердой.

– Садись, пожалуйста, – заговорила она, кивком указывая на одно из деревянных кресел. Я быстро села, положив книги на колени.

– Я позвала тебя сюда, – начала миссис Айронвуд, – для того, чтобы мы могли договориться как можно быстрее.

– Договориться?

Правый уголок рта миссис Айронвуд опустился. Она постучала карандашом по толстой папке, лежащей перед ней.

– Это твое личное дело, – продолжала Железная Леди. – Под ним – личное дело твоей сестры. Я внимательно их просмотрела. Кроме ваших школьных показателей, дело содержит некоторую важную информацию личного характера. Должна сказать тебе, – продолжила она после паузы, откинувшись в кресле, – что у меня был долгий, очень информативный разговор с вашей мачехой.

– О! – выдохнула я, повысив голос на пару октав. Миссис Айронвуд свела на переносице густые, темные брови. Раз уж она назвала Дафну моей мачехой, а не матерью, совершенно ясно, что та рассказала ей о моей жизни среди акадийцев.

– Миссис Дюма рассказала мне о твоих… обстоятельствах и выразила сожаление, что ей не удалось помочь тебе приспособиться к более цивилизованной жизни.

– Моя жизнь никогда не была нецивилизованной, и в моем сегодняшнем существовании намного больше того, что можно было бы назвать нецивилизованным, – твердо ответила я.

Глаза миссис Айронвуд превратились в щелки, побелевшие губы слились в одну линию.

– Что ж, могу заверить тебя, что в жизни «Гринвуда» нет ничего нецивилизованного. Мы гордимся нашей традицией служить лучшим семействам нашего общества, и я намереваюсь придерживаться этой традиции, – коротко и резко заявила она. – Большинство наших девочек происходят из соответствующих семей, и их уже научили, как вести себя в обществе.

Далее, – продолжала Железная Леди, надевая очки и открывая мое личное дело. – Твои отметки говорят о том, что ты отличная ученица. Это сулит тебе хорошее будущее. Ты будешь совершенствовать свои способности. Я также заметила, что ты наделена некоторым талантом. Мне хотелось бы, чтобы ты развивала его здесь. Тем не менее, – подчеркнула миссис Айронвуд, – ничто из сказанного ранее тебе не пригодится, если твои социальные показатели и твои личные привычки неудовлетворительны.

– Это не так, – быстро возразила я. – Не имеет значения, что вы можете подумать о том мире, в котором я выросла, и что вам наговорила моя мачеха.

Миссис Айронвуд покачала головой. Ее слова прозвучали, как выстрел.

– То, что мне сказала твоя мачеха, останется в этих стенах. Мне бы хотелось, чтобы ты это поняла. Вне зависимости от обстоятельств твоего рождения и твоего детства, в настоящее время ты принадлежишь к прославленной семье. Имя вашей семьи обязывает. Какие бы привычки, поведение и манеры ты ни сохранила в твоей жизни в Новом Орлеане, их неприглядность не должна проявиться в «Гринвуде». Я пообещала твоей мачехе строже присматривать за тобой, чем за другими моими подопечными. Я хочу, чтобы ты об этом знала.

– Это несправедливо. Я не сделала ничего такого, чтобы заслужить особое ко мне отношение, – возразила я.

– И я намерена придерживаться данного мной слова. Если я обещаю что-либо родителям моих учениц, я стараюсь выполнять обещание. Что же касается твоей сестры, – миссис Айронвуд отодвинула мою папку, чтобы открыть личное дело Жизель, – ее школьные успехи по меньшей мере неутешительны. То же самое можно сказать и о ее поведении. Я понимаю, что сейчас у нее серьезная травма, и я предприняла кое-что, чтобы сделать ее жизнь здесь комфортнее и приятнее. Но я хочу, чтобы ты знала, – на тебе лежит ответственность за ее учебу и поведение.

– Почему?

Безжизненные глаза Железной Леди словно стегнули меня.

– Потому что ты имеешь возможность пользоваться твоими конечностями и потому что твой отец так сильно верит в тебя, – ответила она. – И потому что ты близка со своей сестрой. Когда дело доходит до советов, ты в наибольшей мере можешь повлиять на нее.

– В большинстве случаев Жизель не следует моим советам и не прислушивается к моим словам. Она сама по себе. А что касается ее увечья, то она как можно чаще пытается извлечь из него выгоду. Ей нужны не послабления, а дисциплина.

– Я думаю, что это мне решать, – сказала миссис Айронвуд. Она помолчала, разглядывая меня, чуть покачивая головой. – Я понимаю, что имела в виду твоя мачеха, говоря: «Она очень независима, упряма, как все акадийцы. Ее дикость требует узды». Что ж, здесь узда найдется, – пригрозила Железная Леди, наклоняясь вперед. – Я хочу, чтобы ты по-прежнему хорошо училась, чтобы твоя сестра сделала успехи. Я хочу, чтобы вы обе строго подчинялись нашим правилам. Я хочу, чтобы к концу года перемены в твоем характере произвели впечатление на твою мать. – Она замолчала, ожидая моего ответа, но я крепко сжала губы, опасаясь того, что может с них сорваться, если я только открою рот.

– Поведение твоей сестры во время собрания было ужасным. Я решила не обращать на это внимания только потому, что еще не поговорила с тобой. Если подобное повторится, я вызову на ковер вас обеих, это ясно?

– Вы хотите сказать, что меня накажут и за то, что сделала моя сестра?

– Ты теперь сторож твоей сестры, нравится тебе это или нет.

• Предыдущая
• 17/88
• Следующая