РАМ-РАМ - Костин Сергей - Страница 46

— Вам принести обратно вашу кружку?

Официант был сама вьвдержанность посреди этого круговорота страстей.

— Нет, принесите мне, пожалуйста, еще одну кружку сюда! Та мне понадобится через пару минут там, где она осталась.

Деби вдруг расхохоталась.

— Ты чего?

— Ничего! Мой отец мог бы сказать именно такую фразу.

Я тоже рассмеялся.

— Деби, можно я тебе скажу совершенно откровенно? Ты меня достала со своим отцом, юным Ромео и старикашкой Фрейдом!

Деби положила руку мне на запястье.

— Прошу тебя, отправь его домой!

— Отправь сама!

Это у меня вырвалось, но Деби тут же встала. Как она уладит эту деликатную ситуацию, было ясно по быстроте реакции.

— Нет, уж лучше ты сиди!

К Саше пошел я.

— Это мне? — спросил он.

Официант как раз принес ему пиво.

— Тебе! Я теперь столуюсь в двух местах.

— Я сам заплачу! — буркнул Саша.

— Ну, если хочешь меня обидеть, — согласился я.

— Ладно, спасибо! И что она сказала?

— Что тебе лучше пойти домой.

— А она останется здесь?

— По-моему, да.

Саша помолчал, отпил пива.

— Она мне не нравилась так раньше. Ну, до той ночи.

— Наверху, как внизу, — ответил я цитатой великого мага Гермеса Трисмегиста. — В самых животных проявлениях есть что-то от таинственной силы небес.

— И что, теперь все?

— Теперь она заупрямилась, — я был само терпение. — Идти напролом бессмысленно! Не спеши, дай шанс времени.

— Слушай, а где твоя Маша? — вдруг осознал мой несчастный друг.

— Она спит.

— Понятно.

Я понял, что он подумал. Саша допил свою кружку и встал.

— Смотри! — предложил я. — Мы с Машей завтра уезжаем рано утром. Деби я об этом ничего не скажу Просто приходи сюда с утра. Ну, если до тех пор не решишь, что это тебе не нужно.

— А куда вы дальше?

Мы собирались в Кхаджурахо, поэтому я сказал, что в Бенарес.

— Там Фима! — мрачно предрек Саша.

Я хлопнул его по спине.

— Знаешь, я много лет увлекался буддизмом, и сейчас еще увлекаюсь. Я где-то читал про тибетского монаха, который учил одного европейского искателя истины. Он говорил, что мы так держимся за жизнь, поскольку отмечаем лишь все хорошее, что с нами случается. И поэтому она кажется нам чередой счастливых событий и ощущений. А отмечать надо как раз все плохое! И каждый раз говорить себе: «И что, вот за это все так держатся? И что, это того стоит? Вот со всем говном, из которого эта жизнь состоит?» И тогда жить гораздо легче. И не так тяжело с этой жизнью будет расставаться.

— И что, вы так себе постоянно говорите?

Он перешел на вы — кризис был преодолен!

— Нет, я, как все нормальные люди, радуюсь хорошему, когда это со мной происходит, и стараюсь не обращать внимание на плохое. Но в поганые моменты утешаю себя именно так.

Мы с Сашей дошли до холла отеля.

— Мы больше не увидимся? — спросил он.

— Кто ж, друг мой, это знает? Господь приведет, свидимся!

— Оставьте мне свои координаты!

В нашей профессии масса отвратительных сторон. Одна из них — как раз эта. Я продиктовал Саше телефон в Тель-Авиве, по которому ему никто никогда не ответит.

Знаете, что он мне сказал на прощание?

— Пусть лучше вы, чем кто-то другой.

Я вернулся за наш стол, и Деби вопросительно подняла на меня глаза.

— Грустно все это, — сказал я.

— Ничего подобного, — возразила она. — Мало ли что не получается, как бы мы хотели!

— Это ты про Сашу или про себя?

— Слушай, скажи мне, — вдруг спросила Деби. — Откуда ты так классно говоришь по-английски?

Я все время забываю, что должен говорить с русским акцентом.

— Мы с Машей, когда уехали из Москвы, много лет прожили в Штатах. В Израиле американского акцента никто не понимает, поэтому я стараюсь говорить понятнее. А иногда забываю.

Правдоподобно? По-моему, ничего.

— Вы давно с Машей вместе?

— Пятнадцать лет.

— Она говорила тринадцать.

Меня так просто не поймаешь!

— Маша считает со времени нашей свадьбы. Я — с того времени, когда мы… Ну, оказались вместе!

— Начали трахаться? — перевела Деби на свой язык.

— Можно и так сказать.

— А у тебя с тех пор много было других женщин?

— Деби, ты напилась. Не пей больше!

— Я совершенно трезво тебя спрашиваю. Много?

— Что за вопрос? Вот у тебя много было парней?

— Я тебе могу ответить. Двадцать шесть! С Фимой, считай, ничего и не было.

— А с Сашей?

— С ним как раз и есть двадцать шесть.

— Ну, хорошо, для тебя это ничего не значит, стакан воды. Что дальше? И причем здесь я?

— Ты теперь сам знаешь!

— Десерт? — наклонился над нами официант.

— А что у вас на десерт?

— У нас изумительные пирожные!

— Хорошо, пусть будут изумительные пирожные, — согласился я. Только бы отвязался!

Деби молчала. Я вспомнил, на чем мы остановились.

— Слушай, кончай, ладно? — сказал я. — У меня своя жизнь, со своими заворотами! Я не умираю со скуки, и мне дела нет до твоих псевдокровосмесительных влечений. Чего ты хочешь?

— Сейчас я попробую сформулировать.

Деби сняла очки и потерла глаза. Лицо ее, когда она отвела руки, стало беззащитным, как это случается со всеми очкариками, остающимися без своей прозрачной брони.

— Мне сейчас кажется, что это очень серьезно. Ну, то, что я испытываю к тебе. Хотя, возможно, и нет, я не знаю. Но сейчас мне кажется, что да. Черт, я все-таки выпила лишнего! Ну, ладно, не важно! В общем, я хотела бы быть уверенной, что я ничего не упускаю из важного для моей жизни. Блин! Хорошо, я спрошу тебя прямо: тебе так трудно со мной переспать? Так противно?

Подошедший официант поставил перед нами тарелочки с какой-то засохшей фиолетовой массой.

— Что-нибудь еще?

— Да, принесите, пожалуйста, даме стакан воды! — съехидничал я.

— Минеральной?

— Сойдет и минеральная! Это в качестве заменителя.

— Что? — не понял официант.

— Ничего! Стакан воды, пожалуйста! И счет.

Деби опять смеялась.

— Что?

— Нет, я должна познакомить тебя со своим отцом! Хотя, может, вы друг другу как раз не понравитесь. Именно потому, что вы так похожи.

Я вздохнул — обстановка чуть-чуть разрядилась.

— Ну, хорошо! — сказал я. — Мы сейчас съедим свои пирожные и поднимемся к тебе в номер для безумной ночи любви. Если честно, для меня это будет не трудно и совсем не противно — но это так, в скобках. Теперь представь себе, вдруг тебе покажется, что ты не ошибаешься. Что я, действительно, такой же идеальный, как твой отец, только со мной ты можешь спать. Это упростит положение?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду себя, Машу, свою жизнь. Как ты все это собираешься примирить?

— Я не буду тебе ничего навязывать. Я не буду требовать, чтобы ты поменял свою жизнь. Я просто буду знать, что ты есть, мы будем видеться, когда ты захочешь, когда сможешь. Вот и все — ничего большего!

Я только с улыбкой качал головой.

— Почему? Почему ты, мать твою, так уверен?

А она разозлилась!

— Ты не допускаешь, что наша встреча может добавить что-то и в твою жизнь?

Я наклонился к ней.

— Деби, детка! Я никак не стремлюсь тебя обидеть, но я могу гарантировать на сто процентов, что из твоей затеи ничего не выйдет. Моя жизнь уже размечена, мой путь проложен — как это, может, и ни грустно.

Деби покивала головой.

— Просто мой отец! Такой же старый и скучный!

— Ну, видишь, как все замечательно повернулось! Пошли спать?

Деби молча встала.

Я рассчитался и пошел за ней к выходу.

Мы поднялись по лестнице на свой этаж. Мы с Машей тоже жили на втором — по-нашему, на третьем.

Я повернулся к Деби, чтобы пожелать ей спокойной ночи. В ее глазах опять плясали бесенята. Или это бра на стенах отражались в стеклах очков?