Песня сирены - Карр Филиппа - Страница 1

• 1/78
• Следующая

— Бомонт вернулся! Он был здесь, он стоял передо мной со всем присущим ему изяществом, высокомерный и невероятно обаятельный! Я вновь ожила, бросилась в его объятия и, подняв лицо, взглянула на Во.

— Я звала тебя: «Во, Во! Почему ты ушел? Почему покинул меня?» А он отвечал:

— Все это время я был здесь, рядом… рядом.

И его голос эхом отзывался по всему дому, повторяя: «рядом… рядом…».

Тут я очнулась, поняв, что Бомонта нет со мной. Я просто грезила, и еще тяжелее на меня навалилось горе — я вновь одна, и тем безнадежнее оно было после краткого мига, когда я поверила, что Во вернулся.

С тех пор как он уехал, прошло более года. Мы должны были пожениться и снова готовились к побегу (одна неудачная попытка уже была), но в этот раз мы бы проделали все гораздо тщательнее. Во прятался в том доме, с привидениями, куда я часто заходила, пользуясь любой возможностью. Моя семья ничего не подозревала, все были уверены, что разлучили нас, но мы были умнее, бережно вынашивая свои планы.

Моя семья не любила Бомонта — особенно мать, которую приводило в бешенство одно лишь упоминание его имени. С самого начала я видела, насколько решительно она стремилась воспрепятствовать нашей свадьбе. Одно время мне казалось, что она ревнует меня к Бо, но позже я переменила свое мнение.

Я никогда не могла полностью почувствовать свою причастность к семье Эверсли, хотя Присцилла, моя мать, неоднократно давала мне понять, как много я значу для нее, и я сознавала, какое влияние она имеет на меня. Она абсолютно не походила на Харриет, которую я так долго считала своей матерью. Харриет, конечно, любила меня, но не могу сказать, чтоб чрезмерно. Она не баловала меня выражением своих чувств, и, я уверена, узнай она, что мы с Бо дали друг другу слово пожениться, она бы только пожала плечами и рассмеялась, в то время как Присцилла повела себя так, будто это величайшее несчастье, хотя самой причиной моего существования явилось именно отсутствие у нее такого договора в подобных условиях.

Теперь-то известно, что я незаконнорожденная — внебрачная дочь Присциллы Эверсли и Джоселина Фринтона, который был обезглавлен во время Папистского заговора. Конечно, он собирался жениться на моей матери, но был схвачен и казнен прежде, чем успел это сделать. Тогда Харриет решила выдать себя за мою мать, и они с Присциллой уехали в Венецию, где я и родилась.

Обстоятельства моего мелодраматического появления на свет доставили мне немалое удовольствие, когда я узнала обо всем. Эта история вышла наружу и стала широко известна, когда дядя отца после смерти завещал свое состояние мне. Тогда я стала жить со своей матерью и ее мужем Ли в имении Эверсли, хотя частенько навещала Харриет.

Сейчас Присцилла с Ли перебрались в Довер-хаус во владениях Эверсли. Там они жили с моей сводной сестрой Дамарис. Совсем рядом располагался Эндерби-холл, который мы с Бо использовали для встреч. Этот дом оставил мне в наследство дядя отца, Роберт Фринтон. Эндерби — это место памятных событий. Его считают обиталищем нечистой силы. Я подозреваю, что именно поэтому я была очарована этим домом с детских лет, задолго до того, как он стал принадлежать мне. Однажды там произошла страшная трагедия, и, естественно, над этим местом витала мрачная тень. А Бомонту нравился этот дом, иногда он даже звал привидения выйти и взглянуть на нас. Когда мы лежали на большой кровати с балдахином, он отдергивал занавески. «Пусть они поучаствуют в нашем наслаждении!» — так он говорил. Он был дерзок, безрассудно отважен и абсолютно беззаботен! Я уверена, появись однажды перед ним привидение, он не почувствует и тени беспокойства. Он рассмеялся бы в лицо самому дьяволу, покажись тот собственной персоной. Бывало, он говорил, что и сам служит дьяволу.

Как я тосковала по нему! Как мне хотелось, заглянув в этот дом, вновь почувствовать его объятия, когда он вихрем налетал на меня. Я хотела, чтобы его руки вновь подхватили меня и отнесли наверх, в ту комнату, где спали эти призраки, пока обитали на земле. Я хотела вновь услышать его ленивый голос с бархатными интонациями, такой музыкальный, такой характерный для него, предназначенного обладать всеми радостями жизни — неважно, какими средствами — и отбрасывать все, что не сулит никакой выгоды.

— Я не из святых, Карлотта, — говорил мне Бомонт, — так что и не мечтай заполучить одного из них в мужья, милое дитя!

И я заверила его, что последнее, о чем я мечтаю, это о святом.

Он постоянно напоминал мне, что я уже потеряла невинность, — видимо, это забавляло его. А я иногда думала, что он настоял на этом потому, что боялся потерять меня.

— Теперь ты не сможешь упорхнуть: ты принадлежишь мне!

Присцилла, пытаясь пресечь наши отношения, говорила, что единственное, что ему надо, — это мое состояние: я была весьма богата — вернее, я стала бы таковой по достижении восемнадцати лет или в случае замужества. Когда я решила узнать, интересует ли Бо это обстоятельство, он ответил:

— Я буду откровенен с тобой, мое милое дитя: твое состояние будет не лишним! Оно позволит нам путешествовать и жить в свое удовольствие. Тебе это понравится, дорогая наследница! Мы отправимся на твою родину — в Венецию: я знаю, что был там в тот знаменательный момент. Не кажется ли тебе, что это перст судьбы? Мы предназначены друг для друга, так не позволим же такому ничтожному обстоятельству, как твое наследство, встать между нами! По правде говоря, мы не можем презирать богатство, давай лучше скажем, что рады ему. Но неужели после всего, что произошло между нами, ты сомневаешься, любовь моя, что значишь для меня гораздо больше, чем тысяча таких наследств? Мы бы были счастливы вместе будь ты, моя маленькая женушка, простой швеей. Понимаешь ли ты, как мы подходим друг другу? Ты создана для любви, ты отзывчива и чувствительна к ней! Ты еще очень юная, Карлотта, но уже пылкая и страсть будет неотъемлемой частью твоей жизни. Тебе надо еще так много узнать о самой себе и о жизни, и я помогу тебе в этом, независимо от того, существует это наследство или нет.

Я знала: все, что Бомонт говорит, — правда и что по своей натуре я вполне под стать ему. Я понимала, что мы действительно подходим друг Другу, и это наследство — то, что поможет мне обрести его.

Между нами царило полное согласие. Мне было тогда только пятнадцать, а он был более чем на двадцать лет старше — он никогда не называл мне свой возраст. Обычно он говорил:

— Я стар настолько, насколько способен убедить весь свет, и ты более, чем кто-либо другой, должна принимать это именно так.

Итак, мы встречались в доме с привидениями. Это забавляло Бо и устраивало нас, потому что очень мало людей заходило туда Присцилла посылала туда слуг лишь раз в неделю. Они ходили все вместе, потому что среди них никто не осмелился бы войти туда в одиночку. Я узнавала, когда слуги собирались идти, и предупреждала Бо, чтобы он скрылся. Мы оставались в этом доме три недели, а потом наступил день, когда он ушел.

Почему? Куда? Что заставило Бомонта так внезапно исчезнуть? Я не могла этого понять. Сперва я думала, что его куда-то вызвали и у него нет возможности дать мне знать о себе, но через какое-то время я стала волноваться.

Я не знала, что делать, и никому не могла рассказать, почему он исчез из этого дома: я и сама не могла этого понять. Первые несколько дней я не была слишком обеспокоена, но, когда дни превратились в недели, а недели в месяцы, меня охватил страх, и я ощутила предчувствие ужасного рока, нависшего над Бо. И я приходила в Эндерби, стояла в зале, слушая тишину дома, шептала имя и ждала какого-то ответа, но его не было: только грезы.

Мне становится легче, когда я записываю в дневник события. Делая это, я начинаю лучше понимать и то, что произошло, и самое себя.

• 1/78
• Следующая