Милость Келсона - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 18

Дункан, вставший на колени справа от Нигеля, держал кадило. Келсон тоже стоял на коленях, но он казался Нигелю темным гигантом, пугающим и суровым. Медленно, очень медленно Келсон потянулся к кадилу, чтобы двумя пальцами взять щепотку пепла, а его свободная рука, коснувшаяся плеча Нигеля, казалось, обожгла принца.

— Нигель Клуим Гвидион Райс, — выдохнул Келсон, касаясь измазанным в пепле пальцем лба Нигеля между бровями и рисуя на нем крест. — Я ставлю на тебя печать дома Халдейнов и утверждаю тебя наследником до тех пор, пока я не произведу потомство от моего собственного тела.

Нигель задрожал от этого прикосновения, глаза его наполнились слезами, — а Келсон снова потянулся к кадилу, чтобы взять еще одну щепотку пепла. Его левая рука легла на щеку принца, вынуждая Нигеля открыть рот, — и принц не мог сопротивляться.

— Вкуси пепел нашей общей сожженной крови, — продолжал Келсон, кладя несколько пылинок пепла на язык Нигеля. — Силой крови ты посвящен в наследие Халдейнов. Если придется, будь Халдейном. И позволь силе возлечь на тебя.

Пепел был горьким — горьким, как та чаша, которую Нигель надеялся никогда не испить, — и когда королевская рука приближалась к голове принца, того вдруг охватил первобытный страх перед скрывавшейся в этой руке силой. На какое-то мгновение ему показалось, что король зловеще светится — он был властителем всех сил универсума, а не просто королем и лордом земли его отцов… и Нигель испугался, что когда Келсон прикоснется к нему, он умрет.

Но у него не было ни сил, ни желания сопротивляться; уж эту-то горькую чашу точно следовало выпить до дна… и капли горечи уже растекались по его языку. Когда же королевские руки охватили его голову, а большие пальцы Келсона слегка прижались к его вискам, — Нигель закрыл глаза, лишь слегка содрогнувшись в последней слабой попытке избежать грядущего. Руки были горячими, они жгли его кожу, заставляя страх в его душе вскипать и переливаться через край, и мозг его, казалось, вот-вот взорвется…

Но он не взорвался. По крайней мере, в тот момент. Огонь внутри пылал по-прежнему, но теперь внутри него начало нарастать какое-то новое давление, словно могучий и безжалостный ветер выдувал остатки его воли, колотясь внутри в ритме, который Нигель с трудом осознал как ритм биения собственного сердца.

А потом ветер превратился в ураган, разрывая изнутри его ум и тело, и это было так ужасно, что он был уверен: его плоть вот-вот отделится от костей.

А потом огонь погасило водой, и вода понесла его прочь, вон из его собственного тела, а потом он вдруг упал на каменистый берег и, кажется, лежал там и бессмысленно смотрел на затянутое облаками серое небо…

…до тех пор, пока из тумана не выглянуло лицо: доброе, сострадательное лицо, обрамленное золотыми с серебром волосами… глаза походили на окна в тумане, они звали, притягивали к себе, и чья-то рука мягко коснулась его лба…

И от этого прикосновения Нигель камнем провалился в ничто.

Он даст совет и знание, и в своих тайнах будет размышлять.[6]

Видение Нигеля ошеломило Келсона, но он сумел скрыть и свое потрясение, и сам тот факт, что он проник в картину, скрытую от других, — это было необходимо для сохранения равновесия в ритуале. Келсон подозревал, что Морган и Дункан тоже могли кое-что заметить, будучи частью коренной цепи, но если это и было так, они продолжали действовать, ничем этого не показав. Некое инстинктивное чувство предупредило Келсона, что Арилану знать об этом не следует, так что Келсон заставил себя убрать из сознания данный факт, чтобы завершить начатое. Поскольку Нигель был лишен мысли и полностью открылся перед его волей, это было делом нескольких минут, — закончить подключение Моргана и Дункана, затем ввести в цепь Арилана и Риченду, — чтобы они могли привести в действие потенциалы Халдейнов, заложенные в Нигеле, — на случай преждевременной смерти Келсона.

Процедура требовала большой энергии, но, несмотря на жару и тесноту, Келсон даже не устал по-настоящему к моменту завершения процесса. Он оставил Моргана наблюдать за состоянием Нигеля, а сам отошел в сторону и молча наблюдал, как Дункан и Арилан разбинтовывают руку Нигеля и осторожно смывают остатки мази Арилана. Он надеялся, что Арилан воспримет его молчание как результат душевного утомления, которое часто наступало после работы с силой, — но ни память об увиденном, ни нежелание делиться этим с Ариланом его не покинули.

Но Арилан, похоже, ничего не заметил. Как только они с Дунканом закончили, Келсон тяжело опустился на колени рядом со все еще не опомнившимся Нигелем и подозвал остальных, чтобы они встали в тесный круг. Если Арилан воспринял это как свидетельство усталости, тем лучше, поскольку могло избавить Келсона от расспросов в дальнейшем; а в данный момент ритуал слишком занимал Арилана, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

Келсон постарался привести свой ум в спокойное зеркальное состояние на то время, которое требовалось Арилану и остальным, чтобы должным образом завершить ритуал, но едва последний отблеск защиты угас, тут же принялся гнать всех прочь. Впрочем, он не думал, что кому-то захочется задерживаться в часовне без надобности, поскольку несколько часов работы в таком малом пространстве довели температуру до почти нестерпимой, — но ему уж очень не хотелось оставаться наедине с Ариланом. Часовня святого Камбера была не тем местом, где можно было пытаться скрыть видение этого святого от высшего адепта вроде Арилана.

Думая об этом, он предложил Арилану и Риченде не ждать его, а сам остался лишь для того, чтобы помочь Моргану и Дункану поставить Нигеля на ноги. Когда они наполовину повели, наполовину потащили Нигеля в кабинет, он медленно пошел следом за ними, мимоходом улыбнувшись Дугалу и чуть коснувшись его плеча.

Арилан ждал его в кабинете; Риченда, вместе с Морганом, Дунканом и Нигелем устроились в креслах перед камином. К счастью для Келсона, когда он вошел в относительно холодный кабинет, он тут же чихнул, — Арилан еще и рта открыть не успел. Дугал поспешил набросить на плечи короля плащ и потребовал, чтобы тот сел рядом с другими, поближе к огню, — Дугал не только стремился устроить Келсона как можно удобнее, но и, похоже, был немного встревожен его состоянием. Благодарный Келсон не преминул воспользоваться ситуацией и разыграл целое представление, закутываясь в плащ и вытирая вспотевшее лицо рукавом рубахи. К тому моменту, когда он уселся в кресло рядом с Нигелем, ему уже не нужно было прикидываться дрожащим от озноба.

— Ты в порядке? — спросил Морган, на минутку отвлекаясь от Нигеля и кладя ладонь на лоб Келсона.

Келсон кивнул и спросил, указывая взглядом на принца:

— Как он?

— Очнется через несколько минут, — ответил Дункан, осторожно приподнимая веко Нигеля и заглядывая в его глаз. — Мазь почти уже не действует. Но ему будет здорово хотеться спать.

Арилан скривился и отыскал свой пояс в груде одежды, сваленной на стул. Пока он подвязывался, его лицо окончательно помрачнело.

— Тебя это удивляет? — пробормотал он. — Что бы он ни испытывал, это средство оградило его, как стена. Полагаю, никто из вас не сможет сказать мне, что происходило за ней?

Келсон уклончиво пожал плечами.

— Мы делали то, что должны были делать. — Он снова посмотрел на своего дядю. — Но, честно говоря, я бы удивился, если бы это не закрыло его как стена, поскольку ты все сделал надлежащим образом. Полагаю, вряд ли кто-то мог бы одобрить полное соприкосновение, если сам через это не проходит, как прохожу я. Можешь сказать об этом Совету, если хочешь. Ведь ты именно это собираешься сделать, не так ли?

Губы Арилана раздраженно изогнулись, хотя он и попытался сделать вид, что это просто гримаса разочарования. Пристегивая воротник к сутане, он сказал:

— Обвинения ни к чему, сын мой. Мы не можем говорить об этом прямо, но ты наверняка понимаешь, что я обязан отчитаться о твоих действиях.