Сын епископа - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 27

Никто не спал в монастыре святого Айвига, незадолго до того как аббат, впервые за тридцать лет, отменил заутреню. Старый монах, дрожа преклонивший колена перед аббатом и братьями, поспешно собравшимися в пустой келье Лориса, чуть ли не рыдал, его голос был едва слышен, хотя аббат уже освободил присутствующих от орденского предписания говорить только шепотом, за исключением Божественной Службы.

— Я не могу этого объяснить, отец аббат. Он просто исчез. Он испросил разрешения посетить вечерню, чтобы послушать проповедь брата Джеробоама, и я сам запер за ним дверь, когда он вернулся. Вот ключ. — Он не глядя протянул ключ обеими руками. — Я поклянусь на любых святых реликвиях, на каких вы ни потребуете, что он все это время был при мне.

Вышел вперед другой монах и встал на колени рядом с обескураженным стариком.

— Это правда, отец аббат. У брата Венцеслава был при себе ключ, когда он вернулся, препроводив отца Лориса в его келью. Мы вдвоем бдели в часовне Богоматери до поздней вечерни. И оба заглянули к отцу Лорису перед отходом ко сну, нам показалось, что он спит. А раннюю заутреню он часто пропускает. И не было причины проверять, как он, пока мы не явились будить его к заутрене.

Аббат, весь мятый и всклокоченный, в поспешно надетой сутане, устало сел на табурет и вздохнул.

— Тогда он может отсутствовать уже многие часы, — пробормотал аббат. — Как это могло случиться? Брат Венцеслав, прошу, поверь, я ни в чем не обвиняю лично тебя, но не могло ли случайно быть второго ключа?

Третий брат, склонившийся, чтобы осмотреть дверной замок при свете свечи, которую держал четвертый, что-то пробубнил себе под нос, а затем, подняв глаза на аббата, покачал головой.

— Сомневаюсь, что был еще один ключ, отец аббат. Имеются явные признаки, что замок взломали. Это мог быть один из лудильщиков, которые забредали к нам в последние несколько дней. — Он немного помолчал. — Или какой-то другой посетитель. Вряд ли кто-то уже расспрашивал брата Джеробоама, а?

Аббат сокрушенно покачал головой.

— К несчастью, как мне уже сообщили, брат Джеробоам тоже отсутствует. Увы, он казался хорошим проповедником, а в действительности был чем-то другим. То, что мы не распознали его — не вина кого-либо из нашего Ордена, но суть такова, что заключенный, которого нам доверили охранять, сбежал. Мы не исполнили свой долг. — Он снова вздохнул, и собравшиеся братья покаянно склонили головы. — Нам ничего не остается, кроме как сообщить королю, братья мои, и мы это сделаем, хотя я готов плакать от стыда.

— Это наш общий позор, отец аббат, — пробормотал один из монахов.

— Да-да, — аббат покачал головой и в третий раз вздохнул. — Поищем-ка в последний раз, братья мои. Возможно, мы найдем еще что-нибудь, что прояснит, как это было осуществлено. Между тем я набросаю письмо королю. Брат келарь, мне понадобится гонец, который с рассветом отбудет в Ремут. Позаботьтесь, чтобы его снарядили в путь.

— Да, отец аббат.

В полдень на мессе в тот же день ремутский священник Генри Истелин был официально провозглашен епископом Меарским и получил знаки своего нового достоинства. Возведенный на престол в своем соборе Святого Уриила и Всех Ангелов, окруженный архиепископами и своими собратьями-прелатами в присутствии короля Келсона, он получил присягу и выражения почтения от всех присутствующих духовных лиц в Меаре, и никто не проявил более благостного смирения, нежели отец Джедаил. Сам король просил нового епископа одарить его первым благословением, ибо сохранил теплые воспоминания о верности, которую проявил Истелин во время войны против Торента. Он и его доверенные приближенные стояли на коленях со склоненными головами, пока звучали проверенные веками слова. В тот вечер был пир в епископском зале.

Казалось, что горожане более или менее довольны своим новым прелатом, но на всякий случай Келсон дал Истелину на зиму двадцать воинов из своей стражи. Кардиель выделил столько же из епископских войск. Ими был умножен гарнизон, оставшийся после покойного епископа Карстена, который и прежде разросся, приняв два десятка человек из ополчения епископа Креоды. Сам Креода предложил, что останется в Ратаркине на несколько недель, дабы помочь Истелину мирно добиться для себя подлинной власти. То был братский жест, в котором ни у кого не было причин сомневаться.

Однако все ухудшающаяся погода не позволяла королю слишком медлить с отъездом. Раз уж Истелин, судя по всему, утвердился на новом посту, Келсону надлежало вернуться в Ремут и возобновить правление всем своим королевством. В течение долгой зимы наверняка возникнут нелады, но король чувствовал, что его новый епископ неплохо защищен. Он был весел, когда выехал из ворот Ратаркина на следующее утро, да и сопровождающие его ехали в радужном настроении, несмотря на брызжущий с неба дождик. Некоторые из епископов, которые прибыли на церемонию из Кулди, намеревались двигаться вместе с королевским кортежем, пока не настанет пора сворачивать по домам, — так что путешествие вышло почти праздничным. Когда кавалькада двигалась на юг, чтобы пройти горными перевалами близ Куилтейна, прежде чем погода вынудит выбирать более долгую дорогу, никто в королевском кортеже — ни Дерини, ни люди, ведать не ведали о предательстве, зреющем в городе, который они покинули, а тем более — о предательстве, которое совершится всего несколько дней спустя, дальше к северу.

Уста их мягче масла, а в сердцах их вражда; слова их нежнее елея, но они суть обнаженные мечи.[8]

В предрассветной тишине следующего утра лодчонка из ивняка и кожи с бывшим и будущим примасом Гвиннеда отошла от корабля, бросившего якорь у Траншийского побережья, и бесшумно заскользила в закрытой бухточке. Утлое суденышко качалось и подпрыгивало, пробиваясь к берегу через буруны, и двое, сидевших в нем не без тревоги хватались за кожаные борта, скукожившись под тяжелыми плащами, защищавшими их от ледяных брызг. Когда песок заскрипел под днищем, двое гребцов спрыгнули в воды прибоя, чтобы доволочь лодчонку до самого берега. Из утреннего тумана выплыли факелы, а затем постепенно стали видны одетые в темное вооруженные мужчины. Поодаль, еле слышно сквозь рев набегающих волн, топали и фыркали лошади, и бряцала сбруя.

— Эй, в лодке, — воззвал к ним низкий голос.

Лорис неуклюже встал, лодчонка угрожающе закачалась.

— Брайс?

Предводитель отряда и один из факелоносцев немедленно отделились от остальных и вышли вперед.

— Добро пожаловать, ваше преосвященство, — сказал Брайс Труриллский. Он помог Лорису выбраться из лодки и склонился над его рукой. — Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным.

Лорис поспотыкался на влажном песке: его ноги не сразу привыкли к суше, но Брайс поддержал его под локоть, и они потащились вдвоем вверх по крутому откосу. Его спутник помог покинуть лодку Горони. Как только оба прибывших оказались на берегу, гребцы стали толкать лодочку обратно к бурунам. На ожидающем в отдалении корабле на миг вспыхнул огонек.

— Благодарю за помощь, сын мой, — пробормотал Лорис, немного пыхтя, ибо его утомил подъем. — Твоя услуга не останется без награды. Все в порядке?

— В порядке, ваше преосвященство. Мы умышленно подобрали для вас маленькую свиту, чтобы не возбуждать лишнего любопытства, но Гендону удалось установить местонахождение нескольких из ваших бывших валоретских стражей. Все мы поклялись верно служить вам.

Он указал рукой в сторону товарищей, темных и безликих, ожидающих у беспокойных лошадей, и все, как один, почтительно склонили головы. Удовлетворенно кивнув, Лорис вознес правую руку, благословляя их, и проговорил подобающие слова. Брайс и Гендон также склонили головы, принимая благословение. Затем один из встречавших вывел вперед двух коней. Брайс, надев шлем с баронским венцом вокруг макушки, сам придержал стремя бывшему архиепископу, пока тот забирался в седло.