Голос крови - Локнит Олаф Бьорн - Страница 54

Не поймает – сам виноват!

Сине-золотое существо внезапно преобразилось, став похожим на распластанное дымчатое облачко с огнистой каймой по краям. Изгибающаяся тень рванулась вниз, мгновенно окутав Дану с головы до ног и жестом играющего с добычей хищника подбросив вверх. Белое платье исчезло в клубящемся сумраке, и внезапно Дженна поняла – ее больше ничто не держит.

– Эй! – отчаянно завопила она, прыжком вскидываясь на угрожающе качнувшиеся под ней перила. – Лови!

В отличие от кинжалов мечи не приспособлены для метания, и Дженна бросила его на манер боевого топора – снизу вверх. Клинок взлетел, кувырнулся, зацепился навершием за ограждение и упал.

Двое бросились к нему, но Конан успел первым. Схватил, резким поворотом ушел от сокрушительного удара, отбил выпад – гномский меч протестующе взвизгнул, рассыпав сноп радужных искр – атаковал, заставив Тараска поспешно взбежать на следующую площадку лестницы, и попытался войти в рискованный ближний бой, когда раздался короткий, жалобный хруст.

– Ой, нет… – Дженна судорожно схватилась за рукоять собственного клинка, леденея при мысли о возможной схватке с Тараском Эльсдорфом. Аметистовый меч не выдержал, косо переломившись в верхней трети лезвия. Мгновение киммериец с безнадежной оторопелостью смотрел на оставшуюся у него в ладони рукоять с огрызком былого великолепного оружия.

В глазах Тараска вспыхнуло торжество. Черный клинок взлетел, описывая смертоносную дугу. Дженна невольно зажмурилась. Она не увидела, как варвар удивительно быстрым и гибким движением, весь извернувшись, за миг до неминуемой гибели выскользнул из-под удара и внезапно оказался прямо рядом с противником. Тараск даже не успел понять, что произошло: обрубок гномского меча (теперь, увы, похожий скорее на тесак, но по-прежнему острый, как бритва) обрушился на его правую руку чуть ниже локтя.

Дженна услышала удар и тошнотворный скрип, с каким сталь входит в кость. Глухой лязгающий звон означал, что один из противников выронил оружие, только кто? Она ожидала пронзительного вопля, но услышала глуховатый, недоумевающий вой, сразу оборвавшийся и сменившийся тяжелым ударом падающего тела.

– Йен! – резкий окрик заставил девушку мгновенно придти в себя. Голос принадлежал Конану. Дженна бездумно шагнула ему навстречу, споткнувшись о что-то длинное, коротко звякнувшее. Опустив глаза, увидела вороненый меч с гардой в виде лунного серпа, к рукояти которого прицепился странный, темно-красный предмет с торчащей изнутри желтоватой палкой. Запоздалая догадка заставила Дженну с отвращением попятиться: это обрубок человеческой руки! Пальцы по-прежнему сжимали обтянутую шершавой коричневой кожей рукоять, а былой владелец, потеряв сознание, привалился к ограждению лестницы, залив ступеньки своей кровью. – Дженна, спускайся! Все кончено!

Девушка замялась, прежде чем перешагнуть клинок с его жутковатым украшением, и в это мгновение мир качнулся, до краев наполнившись прозрачно-алым сиянием. Ослепительный, невероятно чистый свет резанул Дженну по глазам, она закричала, вскидывая руки, и оступилась, полетев вниз. Конан поймал ее, но не удержался сам, они упали на хрупкие перила, сломав их. Зенобия врезалась локтем в угол скамьи, да так, что слезы брызнули из глаз.

Она еще успела разглядеть косо тянущийся к небу алый луч и обрамленную зубцами вершину дворцовой башни, с торжественной медлительностью съезжающую вправо. Дженна не знала, послышался ей или нет чей-то безумный, истошный вопль. Так должно быть, кричит человеческая душа, расставаясь с телом или теряя нечто драгоценное.

Слово летописца.

В висящей над Замковой площадью тишине раздается мерное, неотвратимое цоканье подков по булыжнику – так ходит Кладбищенская Лошадь, призрак заброшенных могильников…

Пепельно-серый жеребец приближается к бывшему эшафоту, опаленному с одной стороны и словно надкушенному гигантскими зубами с другого. Я вижу рабирийского мага, на руках у него безжизненно висит грязно-белый сверток. Эллар спускается по ступенькам вниз, осторожно, не выпуская своей ноши, забирается в седло, небрежно протягивает руку, вынимая из всколыхнувшегося воздуха свой двуручник с серебряным полумесяцем вместо гарды, и трогает коня с места.

Он медленно пересекает площадь, минует приходящих в себя людей, приближаясь к нам. Звякают трензеля, фыркает лошадь, щелкают копыта. Мне холодно и жутковато, но все-таки я решаюсь поднять голову и взглянуть.

Рабириец увозит Дану Эрде. На миг возникает ее осунувшееся, очень спокойное и бледное лицо с закрытыми глазами, золотая цепочка, Алый Камень, потускневший и словно бы выцветший. Эллар придерживает коня, смотрит на нас… В моей голове все плывет, я никак не могу взять в толк, что случилось с его обожженной физиономией и почему он носит корону – тонкий стальной венец с тремя зубцами.

Скулит жмущаяся у моей ноги Чинкуэда. Наваждение пропало, и всадник на сером коне тоже исчез. Стража на воротах столицы потом клялась, что мимо них такой человек не проезжал – ни в первый день лета, ни в последующие.

– Не надо идти за ними, – мягко прозвучавший голос Тотланта обращался не ко мне, но с потрясающим успехом вернул нас с Цинтией на землю. – Мы им ничем не поможем.

– Он забрал мою дочь, – монотонно повторял кто-то. – Зачем он ее унес?

Стигиец вежливо, но непреклонно удерживал на месте Мораддина Эрде, упрямо порывающегося догнать уехавшего Эллара. Внутренний голос подсказывал мне, что Тотлант прав – Рабириец и Дана отныне не принадлежат никому из нас, и бесполезно их преследовать. Я присоединился к Тотланту, заплетающимся языком пытаясь втолковать эту печальную мысль герцогу Эрде. Думаю, он нас не понял, но смирился. Мы отвели его к покривившемуся помосту эшафота, оставив на попечение Райана Монброна, выглядевшего каким-то потерянным и постаревшим. Туда, к помосту, постепенно стягивались выжившие, не разбираясь, кто из них сторонник Тараска, а кто поддерживал Ольтена Эльсдорфа. Мне показалось, что я вижу светловолосую голову принца, но тут меня потянули за рукав.

– Мне нужно осмотреть упавшую башню, – извиняющимся тоном произнес Тотлант. – Не хочу идти туда в одиночку.

Цинтия с нами не пошла, сказав, что подождет нашего возвращения. Объявился сильно потрепанный и недоумевающий Просперо, немедленно поинтересовавшийся, не видел ли кто Конана. Сообразили, что также пропали Дженна Сольскель и Тараск Эльсдорф, но я уже не видел, как собирали отряд на их поиски.

Мы с Тотлантом заковыляли к стене дворца, теперь напоминавшей размытый волнами песчаный замок на морском берегу. Не доходя шагов пятидесяти, стигиец остановился, пристально глядя куда-то вверх. Я тоже посмотрел, увидев расплывшееся на желтоватых камнях бесформенное красно-черное пятно.

– Что это? – глуповато спросил я. Тотлант не ответил. Поскольку мое чувство такта временно приказало долго жить, я продолжал спрашивать: – Так что же стряслось? Куда Одноглазый потащил Дану? По-моему, ее здорово покалечило… Он ее вылечит? Талисман ей останется? Слушай, куда мог подеваться ксальтоун? Я даже не заметил, когда он исчез… Сбежал под шумок, что ли?

– Дана умерла, – от этих простых слов я сразу замолчал, по неосторожности прикусив кончик языка. – Ксальтоун убил ее. Талисман, лишенный владелицы, отомстил. Алый свет, который мы видели – Сила, вырвавшаяся в поисках убийцы. Нам здорово повезло, что поблизости оказался Эллар, сумевший подчинить эту Силу и не позволивший ей снова нарушить целостность мира. Иначе вместо Бельверуса получился бы второй Демсварт. Рубин достанется Эллару – по праву законного владения. Скорее всего, он вернется в Рабиры и там похоронит Дану. Менхотеп… – Тотлант пожал узкими плечами. – Менхотеп тоже мертв. Его останки висят над нашими головами. Каримэнон поглотил его душу и сжег тело. Не знаю, заслужил ли он такую кончину…

– Хальк! – зычный вопль заставил нас обоих растерянно оглянуться. – Хальк! Тотлант! Да не туда смотрите!