Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси - Страница 4

Я родился 17 февраля 1942 года в городе Монро, шт. Луизиана, и стал последним ребенком в семье. Подобно всем остальным чернокожим детям Юга, появлявшимся тогда на свет, я родился дома. Мне говорят, что мать была совершенно больна, пока вынашивала меня, зато сама мать вспоминает лишь то, что я был крупным и красивым малышом. Мои братья и сестры, должно быть, с этим соглашались, поскольку не упускали случая поддразнить меня, пока я был маленьким. Они говорили, что я слишком симпатичен, чтобы быть мальчиком, с таким лицом мне надо было родиться девочкой. Миловидная внешность долго преследовала меня. Эта была одна из причин, по которой я часто дрался в школе. Я выглядел младше, чем был на самом деле, и мягким, что заставляло моих одноклассников устраивать мне постоянные испытания. Я должен был показать им. Когда в 1968 году я уходил в тюрьму, мое лицо все еще сохраняло детскую невинность. С тех пор я редко брился.

Мои родители назвали меня в честь бывшего губернатора Луизианы Хьюи Пирса Лонга, убитого за семь лет до моего рождения.[9] Несмотря на то, что он не мог участвовать в голосовании, отец испытывал острый интерес к политике и тщательно следил за политическими кампаниями. Губернатор Лонг произвел на моего отца неизгладимое впечатление тем, что говорил одно, а исподволь делал другое, из-за чего развитие штата шло совсем в другом направлении, чем декларировалось. Отец рассказывает, что как-то раз оказался прямо перед губернатором, «в рот ему смотрел». Тогда губернатор выступал с речью о содержании чернокожих больных в лечебных заведениях. По его словам выходило, что за «выжившими из ума и полуголыми» неграми должны ухаживать белые медсестры. Конечно, для белых южан это было неприемлемо, так что для работы в больницах Луизианы были наняты чернокожие медсестры. Это был один из главных прорывов в области обеспечения рабочими местами негров, получивших специальное образование. Хьюи Лонг использовал подобную тактику, чтобы пробивать выгодные социальные программы для чернокожих, например, раздачу бесплатных книг в школах, бесплатных товаров для бедняков, строительство общественных дорог и мостов, которое обеспечило бы негров рабочими местами. Пока белые в большинстве своем были ослеплены внешней философией Лонга, якобы проповедовавшей расизм, многие негры обнаруживали, что их жизнь существенным образом улучшилась во время губернаторства того же Лонга. Мой отец был уверен в том, что Хьюи П. Лонг был великим человеком, и захотел назвать сына в честь этого деятеля.

В наше семье был заведен такой порядок, когда каждый старший ребенок нес ответственность за младшего, т. е. присматривал за ним во время игр, кормил его, забирал из школы. Когда заботу о новорожденном поручали брату или сестре постарше, это называлось «отдать» ребенка. У старших детей была своеобразная привилегия — впервые выводить малыша на улицу. Меня «отдали» моему брату Уолтеру-младшему. Спустя несколько дней после моего рождения он вынес меня наружу, пристроил на лошадь и повел скакуна вокруг дома, в то время как все остальные домочадцы следовали за нами. Нет никаких сомнений в том, что данный ритуал относится к числу дошедших до нас «африканизмов», которые уходят своими корнями во времена древнего общинного матриархата. Сам я не помню ни этого эпизода, ни каких-либо других из нашей жизни в Луизиане. Все, что я знаю об этом периоде, я почерпнул из рассказов своих родных. В 1945 году мы отправились в Окленд вслед за отцом. Отец поехал на Запад, чтобы найти работу в промышленности, обслуживавшей нужды фронта. В ту пору мне было три года.

Во время Второй мировой войны резко возрос миграционный поток с Юга. Покидая насиженные места, малоимущие люди надеялись устроиться получше в крупных городах Севера и Запада. Они шли вперед в поисках свободы и оставляли за своей спиной столетия жестокости и угнетения, которыми пропитан весь Юг. Тщетность этих поисков давно стала очевидной, все ушло в историю. Негритянские общины в Бедфорд-Стайвесанте, Ньюарке, Браунсвилле, Уоттсе, Детройте и во многих других городах усвоили так же хорошо, как Завет, что расизм на Юге мало чем отличается от расизма на Севере.

Окленд оказался обычным американским городом. Торговая палата гордится городским портом, где круглые сутки кипит работа, городскими музеями, профессиональной бейсбольной и футбольной командами, потрясающим спортивным комплексом. Политики, рассуждающие об эффективном городском управлении и продуманных социальных программах для малообеспеченных жителей. Бедные знают город лучше, и они расскажут вам совсем другую историю.

Уровень занятости в Окленде тогда был одним из самых высоких по стране. Для чернокожих рабочих этот уровень был еще выше. Так было не всегда. Интенсивное промышленное развитие началось после Первой мировой войны, а потом — во время Второй мировой войны, когда посланные на Юг правительством специальные вербовщики уговорили несколько тысяч негров поработать в Окленде на местных вервях и прочих предприятиях, где производилась продукция для военных нужд. Они приехали и… остались после того, как закончилась война, хотя работы оставалось мало и они были никому не нужны. Поскольку сейчас в Окленде по-прежнему не хватает рабочих мест, по количеству семей, живущих на пособия по безработице, Окленд занимает второе место в Калифорнии, несмотря на то, что по величине это пятый город в штате. Местное полицейское управление славилось жестокостью и ненавистью по отношению к чернокожим. Двадцать пять лет назад преступность в полицейской среде разрослась настолько, что законодательные органы штата Калифорния провели расследование и выявили необычайно разветвленную сеть коррупции. В итоге шефа полиции заставили уйти в отставку, одного полицейского судили и отправили в тюрьму. С тех пор Оклендская «система» ничуть не изменилась. Жестокость полицейских беспредельна, коррупция процветает. Ни один из жителей города, конечно, этого не подтвердит, особенно те, кто относится к государственным служащим и привилегированному — белому — среднему классу. Однако никто из них понятия не имеет, что такое настоящий Окленд.

На севере Окленда находится район Беркли с центром в Калифорнийском университете; университетская жизнь разнообразна — здесь можно встретить как либерально настроенных людей, так и радикалов. На юге города расположен порт и площадь Джека Лондона, здесь же — ряд дешевых мотелей, магазинчиков и ресторанчиков, где кормят так себе. Если двигаться в западном направлении, то, преодолев восемь миль по мосту Сан-Франциско-Окленд, можно попасть в главный город Калифорнии — Сан-Франциско. Наконец, в восточной части Окленда находятся спальные районы. Там живут исключительно белые, и называется эта местность Сан-Леандро.

Географически Окленд делится на две части, очень не похожие друг на друга, — «равнины» и «холмы». На холмах и в благоприятном районе, известном под названием Пьемонт, живет верхушка среднего класса и представители высших слоев общества, т. е. боссы Окленда, среди которых и бывший сенатор Уильям Ноулэнд. Ему принадлежит ультраконсервативная газета «Трибьюн», единственный печатный орган Окленда. А в соседях у бывшего сенатора числятся мэр города, окружной прокурор и другие белые богачи. Они живут в больших, просторных домах, скрытых за листвой деревьев и обнесенных высокими заборами.

Равнины — это совсем другой Окленд. Уровень доходов здесь меньше, чем нужно для жизни. На долю таких семей приходится примерно половина населения Окленда, что составляет почти 450.000 человек. Они ютятся либо в захудалом, перенаселенном Западном Окленде, либо полуразвалившемся Восточном Окленде. Двери одной квартирки утыкаются здесь в двери другой. Старые, давно не ремонтированные помещения разделены на множество каморок. Здесь большинство негров, чикано (американцы мексиканского происхождения или мексиканцы, проживающие в США) и китайцев борются за выживание. Общий вид Восточного и Западного Окленда нагоняет тоску. Эта местность напоминает разрушающийся город-призрак, но в этом городе живут люди, в том числе и больше 200.000 негров, т. е. немного меньше половины городского населения. Вид Оклендских равнин угнетает своей мрачной серой монотонностью. Разбавляют ее лишь несколько больших и впечатляющих зданий в деловом центре. В их число входят здание Аламедского окружного суда (что очень существенно, между прочим), в котором есть и тюрьма, а также Главное полицейское управление Окленда — десятиэтажное здание обтекаемой формы. Для сооружения этой крепости средств не пожалели. Окленд и есть город-призрак в том смысле, в котором городами-призраками являются и многие другие американские города. Средний класс, в котором одни белые, убегает на холмы, откуда с очевидным равнодушием взирает на ужасное состояние городских бедняков.