Каникулы строгого режима - Крестовый Федор - Страница 32

– А ШИЗО где? – снова забылся Сумрак.

– Что-что? – не поняла Зинаида Андреевна.

– Виктор Сергеевич спрашивает, где шезлонги? Ну, там, загорать, книжки читать. – Кольцов нежно посмотрел на напарника, в очередной раз крутанув пальцем у виска.

– Дети загорают и купаются на озере. Это совсем рядом, чуть меньше километра. А читают в библиотеке. К сожалению, книг маловато. Покупать дорого, а бесплатно никто не дает. Вот, спасибо родителям, хоть что-то привозят…

– А санчасть работает?

– Конечно. Маргарита Сергеевна уже здесь. Очень хороший педиатр. Да и человек замечательный. С медикаментами, правда, беда. Но вроде обещали прислать к заезду… Довели страну…

«У самой-то слова-педе… тьфу ты, паразиты…»

– Здесь прогулочная территория, – указала Зинаида Андреевна на жидкую рощицу за санчастью, – можно собирать грибы-ягоды… Однажды даже зайца видели.

«Локалка…»

– Главное, чтобы дети самостоятельно не уходили из лагеря. Все-таки рядом тайга… Не дай бог, кто-нибудь заблудится. В том году девочка без разрешения пошла за цветами и заблудилась. Нашли только через двое суток. Нам чуть лагерь не закрыли… Поэтому и проволоку натягиваем.

«Запретка…»

Наконец экскурсанты остановились возле длинного деревянного одноэтажного строения, раскрашенного сообразно мореходной тематике. Нижняя часть – темно-коричневая, потом белая ватерлиния, а выше – ярко-синий цвет. На крыше – три трубы и флаг. Под одним из окон нарисован якорь и надпись «Яхта № 6». Иллюминаторы в яхте, правда, не круглые.

– Дело в том, товарищи, – пояснила начальница, – что наш лагерь тематически связан с морем. Поэтому у нас не отряды, как везде, а яхты. Сам лагерь называется «Юнга», а дети и взрослые – «юнгоградцы».

– Очень хорошая идея, – одобрил Кольцов, – оригинальная. Отряды, действительно, как-то заезженно и формально.

«Ты б об этом театралу Вышкину сказал, – подумал Виктор Сергеевич, – трое суток на шезлонге, как минимум, обеспечено».

– Территория пока не прибрана, – продолжала Зинаида Андреевна, – вы, когда обустроитесь, сразу этим займитесь. Метлу и грабли возьмете у завхоза, он уже в лагере. Внутри домика обязательно уберитесь. Мусор можно сжечь за забором, в специальном месте.

По ступенькам они поднялись на длинное крыльцо, огражденное леерами, как на настоящей яхте.

– Вон те две спальни для девочек, те – для мальчиков. По десять коек в каждой. В комнатах унитазов, к сожалению, нет, на ночь мы ставим детям ведро в чемоданной комнате. Выносить придется вам. Туалеты рядышком, за углом. Ночью дети боятся туда ходить. Там же умывальники.

Настроение Сумарокова улучшалось с каждым новым словом начальницы.

«Зашибись! Смотрящий за строгой зоной должен выносить парашу! Что я, чушок или петух? Хер вам в два локтя! Мент меня в это втравил, пусть сам и выносит!»

– Здесь чемоданная комната… А это ваша, – Зинаида Андреевна отперла белую дверцу. – Прошу!

По размерам комната больше напоминала кладовку, но после зоновских бараков показалась шикарными апартаментами. Полуметровое окошко, две раскладушки с постельным бельем, тумбочка. Даже зеркальце на стене («мартышка»). Все включено. Правда, на двери не имелось замка или даже защелки.

– К сожалению, отдельных комнат для персонала нет, но я думаю, вы прекрасно устроитесь. Вещи можете хранить в кладовой, она запирается на замок. Кстати, а где ваши вещи?

– Их подвезут позже, – пояснил Кольцов, – из Тихомирска.

– Заезд в лагерь послезавтра. К этому времени надо заправить все кровати. Белье возьмете у завхоза. Тридцать два комплекта – по числу детей на вашей яхте. Работы, товарищи, предстоит много, но вы педагоги опытные – справитесь. А завтра вечером распределим общественные нагрузки.

– Будет еще и нагрузка? – уточнил опер.

– Конечно… А в ваших лагерях разве не было?

– Ну, в общем, само собой. Самодеятельность там, рисование… Хор.

– Также завтра я ознакомлю вас с распорядком дня и планом мероприятий на первую смену.

– Спасибо, Зинаида Андреевна. Ознакомимся с радостью.

– Располагайтесь. – Начальница протянула Кольцову ключи от кладовки для чемоданов. – Я живу в домике администрации, если какие-то проблемы, пожалуйста, обращайтесь. В любое время суток.

– А столовка-то бычит? – опять рубанул Сумрак.

– Не поняла… Что-что?

– Ну, это… работает?

– Да, конечно. Ужин для персонала в семь тридцать вечера.

Поболтав еще немного о проблемах педагогики и организации детского досуга, Зинаида Андреевна наконец покинула яхту. Сумрак тут же рухнул на раскладушку.

– Приплыли, бля… Яхта номер шесть.

– Тебя точно кобыла в башку лягнула! – набросился вожатый на воспитателя. – Сказал же, помалкивай в тряпочку! Хозяюшка, ШИЗО, педерасты, бычит… Ты б еще спросил, красный лагерь или черный. Обратно на нары захотел?

– Да мы и так на нарах. Даже колючка есть. Кончай гоношиться, а? Давай поспим лучше.

– Ночью поспим… Слышал, что хозяйка велела?

– Ну и х… х-хорошо! Пусть сама метлой машет. Я ей не черт и не петух позорный!

– При чем здесь черти и петухи! Еще раз повторяю: мы не в зоне! Метлой махать не западло! Короче, я тебе как педагог педагогу конкретно говорю – кончай быковать и феней крыть. Мы теперь интеллигентные люди, едрит твою мать!

– Да пошел ты… Как умею, так и базарю.

– Тогда лучше вообще засохни!

– Сам варежку зашей.

– Стоп… Что такое варежка?

– Ну, как… Хайло. Рот.

– Хрен вам, товарищ воспитатель. Варежка – это предмет гардероба! Чтоб руки в морозы не мерзли! А петух кто такой?

– Петух? – растерялся Виктор Сергеевич. – Пидорок опущенный, кто ж еще?

– Петух – это домашняя птица. Мужского пола. С гребешком. Кукарекает по утрам.

– Ты только барана из меня не делай, ладно? Гребешок…

– Баран – это парнокопытное животное! Черт – отрицательный сказочный персонаж с рогами. Мочить – обливать водой, гасить – заливать огонь, а пришить – соединить куски материи ниткой! Редиска – овощ! Сука – самка собаки! Блин – это блин… Понял?!

– Обалденно интересно! Не знал…

(К сожалению, слово «обалденно» также приводится в смягченном варианте, да и весь диалог основательно подрезан. Цензура позорная, мать ее ети!)

– Я тебе вечером словарик составлю! – не успокаивался Кольцов. – Чтоб адаптировался! И книжку из библиотеки принесу, чтоб родную речь вспомнил!

– Это еще посмотреть надо, кто из нас больше книжек прочитал.

– Все, кончай бакланить. Пошли в санчасть.

– Зачем? На актировку?

– На перевязку! У меня бинты уже плесенью покрылись. Потом уборкой займемся.

Сумрак присел на раскладушку.

– Слушай, – он немного смягчил тон, – ты сходи к лепиле один, а мне бинтов принеси, мазей, если есть. Я сам перебинтуюсь.

– Чего, баб стесняешься?

– Ну, в общем… Какая разница… Соври что-нибудь.

– Глаз тоже сам перевяжешь?

Виктор Сергеевич взглянул в зеркало, потом осторожно смотал мокрый вонючий бинт, закрывавший подбитое око.

– Да, хорошая была граната… – Кольцов оценил почерневший гноящийся фингал. – Противотанковая, не меньше. Пионеры будут в восторге. На обложку бы журнала тебя. «Боксерская жизнь». А лучше – смерть.

– Бодяги у лепилы возьми… Или капель каких.

– Не лепила, а врач! Отвыкай!

Опер махнул рукой, не став дальше выяснять причины такого недоверия к докторам со стороны подельника. Пошел он со своими косяками блатными… Где-то Евгений Дмитриевич слышал, что авторитетным ворам, например, западло обращаться к врачам-проктологам. Дескать, это пассивная форма… Но потом воровская сходка постановила, что все-таки можно. Впрочем, самые ортодоксальные авторитеты попросили занести в протокол заседания особое мнение – врача после процедур надо бы пописа́ть бритвой, как носителя порочащих сведений… Задница, одним словом.

Лагерный врач, она же лепила Маргарита Сергеевна, оказалась довольно приятной женщиной пенсионного возраста. Раньше она трудилась в детской больнице Тихомирска, но сейчас перешла в поликлинику. На лето же выбиралась в лагерь. Кольцов представился, повторил легенду о боевом ранении и желании посвятить собственный отпуск благородному делу – воспитанию детей. Попросил перевязать раны.