«На суше и на море» - 72. Фантастика - Абрамов Александр Иванович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/30
• Следующая

— Ты и не подозреваешь, до какой степени близок к истине, — усмехнулся Алексей. — Ну ладно. — Он повернулся к Майклу: — С какими целями ты к нам пожаловал?

— Цель у меня простая, — смущенно пригладил мальчишеские вихры гость. — Ваш Центр располагает уникальной аппаратурой, ваша генотека — уникальным подбором перфокарт по реконструкции исчезнувших видов. Мне хотелось ознакомиться с вашими работами.

— Что же, намерения благие, пойдемте потолкуем, — ответил Алексей, задумчиво взглянув напоследок на жеребенка.

— В нашей работе наметился определенный кризис, — продолжал Алексей, на ходу полуобернувшись к Майклу. — Мы реконструировали несколько живых существ, удивительно близких своим прототипам. Но дальнейшая судьба наших созданий не ясна — они стерильны. С гормональной настройкой организмов мы пока не справляемся, хотя вплотную подошли к решению этой задачи. Но каждое исследование вызывает сейчас излишне пристальное внимание. Ты выбрал, Майкл, не самый удачный момент для посещения.

— Я не планирую самостоятельного эксперимента, меня интересуют твои работы, Алексей, особенно реконструкция стеллеровой коровы. Она вызвала восхищение геноскульпторов Калифорнийского Центра. Правда, — с заминкой произнес Майкл — высказывались сомнения о целесообразности уклонения от размеров прототипа. Кроме того, ты сообщил ей агрессивность, как будто совсем ей не свойственную. Это сделано намеренно? Или…

— Никакой ошибки не было, Майкл, — прервал его Алексей. — Стеллерова корова погибла, потому что у нее слишком далеко был упрятан инстинкт самосохранения. А я извлек его оттуда на поверхность, и только. Я все-таки геноскульптор, а не копировщик в музее природы.

— Однако, насколько я знаю, к ней теперь трудно подступиться даже в лабораторных условиях.

— Мне она подчиняется не раздумывая, — ответил Алексей, — и это доступно каждому, кто проявит минимум терпения и внимания.

— Но ведь ты был около ее биологической колыбели, Алеша, — вмешался Иван, — и здесь сработал эффект запечатления.

— Не следует полагаться только на него. Это лишь преимущественное право, которое легко растерять, если смотреть на животное только как на подопытный объект.

— Прошу, Майкл, — сдержанно улыбнулся Алексей, открывая тяжелые двери Центра.

Пройдя просторный холл и коридор, они остановились у высокой медно-красной двери, яростно полыхавшей пурпуром в косых лучах солнца, которые проникали через застекленную крышу. На литом барельефе, украшавшем дверь, тянулись языки пламени, пытаясь сжечь бьющего крыльями Феникса, мучительно возникающего из праха.

Алексей набрал код входного пароля. Медленно, торжественно разошлись дверные панели, мгновенно сомкнувшись, когда они вошли.

Двумя полукружиями-крыльями сходились памятные блоки «Феникса» у пульта управления с двумя экранами и креслами операторов перед ними. Сферический купол мозга словно нависал над людьми, и Майкл почувствовал подсознательный протест против строгой простоты зала, не позволявшей забыть о безжалостной пропасти минувших времен, которая открывалась испытателям. Ему была непонятна ощущавшаяся в тысяче мелочей почтительность сотрудников Центра к суровой мощи электронного мозга, названного «Фениксом» в знак надежды на то, что в зыбучих песках времен ничто не пропадает бесследно, что подлинная страсть не остается бесплодной. И Майкл неохотно вслушивался в резко звучащие сухие пояснения Алексея, который, заметив отчуждение гостя, сократил и без того немногословный рассказ. Наконец Алексей вопросительно взглянул на Майкла:

— Что тебя еще интересует? Генотека?

— Да, разумеется, — оживился Майкл. — С программированием на «Фениксе» я уже освоился.

— Полный набор перфокарт и все методики по реконструкции животных, разработанные в Центре, ты получишь с его помощью, — кивнул он на Ивана. — А пока я вас оставлю. Увидимся позднее.

— Пойдем, Майкл, — ободряюще сказал Иван слегка обескураженному гостю. — «Феникс» — детище Алексея, и он органически не переносит отсутствия интереса к этому удивительному созданию. Ну и еще… у него личные неприятности. Его оставила жена, забрав сына, после того как Алексей снял с него генокарту.

— Он, что же, собирается использовать эту генокарту для экспериментов? — изумился Майкл.

— Какие-то соображения у него, видимо, были, но он ими ни с кем не поделился, — уклонился Иван от ответа и, обрывая расспросы, вывел гостя из зала, где медленно померкли огни.

— Майкл, полагаю, что за эти недели ты понабрался информации настолько… — Алексей помедлил, внимательно глядя на него, — что сумеешь мне помочь. От этого эксперимента я жду многого, и мне необходим беспристрастный свидетель и помощник.

— К твоим услугам, — отрывисто бросил Майкл, усаживаясь за дублирующий пульт.

— Хорошо. Подготовь камеру, пока я буду готовить программу.

— Что имеется в виду, Алексей?

— Немного потерпи, все увидишь своими глазами, — неопределенно улыбнулся Алексей. — Теперь в пределах отпущенного машинного времени у нас развязаны руки. — Потом сквозь зубы добавил: — Но некоторые предосторожности придется принять.

Он заблокировал контрольный экран и включил сигналы предупреждения. Сомкнулись бронированные панели входа, и снаружи вспыхнула мерцающая надпись: «Внимание! Идет опасный эксперимент!» Затем, поколебавшись, нажал клавишу видеофона и, когда на экране появилось сухое морщинистое лицо Председателя Совета Центра, вопросительно поднявшего глаза, негромко сказал:

— Дуглас, я начинаю эксперимент «Титания».

— Желаю удачи, Алексей! Немедленно информируй о результатах.

На главном экране появилась обширная камера, равная по размеру небольшому лужку, из которой, клокоча у выпускных отверстий, стремительно уходила вода.

— Подготовь к вводу программу микроклимата и потом постепенно понижай температуру, влажность и давление по заданному градиенту до условий солнечного летнего полдня нашей средней полосы, — проговорил Алексей, пододвигая Майклу стопку перфокарт.

Камера опустела. На ее стены и пол обрушилась кипящая стена воды, насыщенная обеззараживающими реагентами, потом ударила струя сжатого воздуха. Мгновенный ливень излучения стерилизовал камеру, пронеслись струи дезактивирующих растворов, снова пошла стена сжатого воздуха, с гулом уходя в вентиляционную систему. Внимательно считывая показания приборов, Алексей наконец удовлетворенно кивнул головой.

— Так! Климат, Майкл!

Алексей несколько секунд следил за операциями Майкла, затем, успокоившись, снова повернулся к своему пульту и, словно взвесив в руках две стопки перфокарт, начал последовательно вводить их в машину. Вспыхнули сигнальные огни на лобовой панели «Феникса», будто широко раскрылись гневные глаза, полные безудержного неистовства наконец-то вырвавшейся на волю долго сковываемой жажды действия. И из бездны прошедших эпох ревущей кометой понеслась информация о мире, когда он был юн и нежил на своих ладонях погибшее племя титанов.

Двое людей, склонившихся над пультами, следили за показаниями приборов, контролирующих процесс реконструкции, подсознательно ощущая, что они вторгаются в бездны, от созерцания которых кружится голова.

В камере возникли две биологические колыбели, окутанные силовыми полями. Вокруг них рассыпалась взрыхленная земля, заполнив ровным слоем пол камеры. Взлетело и исчезло облачко семян. Экран словно подернулся дымкой: капельки стимулирующей жидкости, распыленной в воздухе, медленно оседали на землю, на глазах испытателей покрывавшуюся нежно-зеленой травой. Лепестки ярких цветов раскрылись навстречу лучам искусственного солнца. А у стен, как струи воды в неторопливом ручье, потекли силовые завесы, словно подсвеченные изнутри.

Медленно, едва уловимо подрагивая, вырастая в объеме, переливаясь всеми цветами радуги, мерцали силовые поля над колыбелями. Внутри них, будто бабочки в коконах, росли неведомые создания; текучие формы густели, наливались жизнью. Первые неосознанные движения существ вызвали трепет стрелок па ромбической шкале «Феникса», которую неисправимые романтики Центра назвали часами жизни.

• Предыдущая
• 7/30
• Следующая