Хикори-дикори - Кристи Агата - Страница 21
- Предыдущая
- 21/38
- Следующая
– Значит, вы боитесь, мисс Финч?
Салли кивнула:
– Да, боюсь. Я чувствую во всем происходящем страшную жестокость. Да и сам пансионат – это как бы коробка с двойным дном. Нет-нет, инспектор, я говорю не о коммунистах. Я чувствую, что слово «коммунисты» так и готово сорваться у вас с языка. Но дело не в них. И может быть, в общежитии даже не творится ничего противозаконного. Я не знаю. Но готова поспорить на что угодно – эта жуткая баба в курсе дела.
– Баба? О ком вы говорите? Уж не о миссис ли Хаббард?
– Нет, мама Хаббард – прелесть. Я имела в виду старую волчицу Николетис.
– Весьма интересно, мисс Финч. А вы не могли бы уточнить вашу мысль? Насчет миссис Николетис.
Салли покачала головой:
– Увы, я не могу сказать ничего определенного. Но стоит мне увидеть ее – и мороз по коже. Здесь происходят странные вещи, инспектор.
– Мне бы хотелось услышать что-то более конкретное.
– Мне тоже. Вы, наверное, решили, что у меня больное воображение. Возможно, однако я не исключение. Взять хотя бы Акибомбо. Он перепуган до смерти. И по-моему, Черная Бесс тоже, хотя и не подает виду. И мне кажется, инспектор, Селия что-то знала.
– О чем?
– В том-то и загвоздка. О чем? Но я помню, тогда, в последний день, она что-то говорила… мол, все должно выясниться… Она призналась в своих проступках, но намекнула, что знает кое-какие секреты и они скоро раскроются. Я думаю, что она знала чьи-то тайны и поэтому ее убили.
– Но если дело было так серьезно…
Салли его перебила:
– Вряд ли она представляла себе, насколько это серьезно. Она не отличалась сообразительностью. А попросту говоря, была дурочкой. Она что-то знала, но ей и в голову не приходило, что ее подстерегает опасность. Хотя, конечно, это лишь мои домыслы.
– Ясно. Спасибо… А когда вы в последний раз видели Селию Остин, в гостиной после ужина?
– Да. Хотя… вообще-то я ее и потом видела.
– Где? Вы заходили к ней в комнату?
– Нет, но, когда я пошла к себе, она как раз уходила.
– Уходила? Из дома?
– Да, она стояла в дверях.
– Довольно неожиданный поворот. Мне никто об этом не говорил.
– Думаю, никто просто не знает. Наверное, она попрощалась и сказала, что идет спать, и я, как и все остальные, была бы в этом уверена, если бы не видела ее своими глазами.
– Значит, на самом деле она поднялась к себе, переоделась и куда-то пошла. Так?
Салли кивнула:
– Я думаю, ей нужно было с кем-то встретиться.
– Так-так… С кем-то чужим или из пансионата?
– По-моему, из пансионата. Ведь если бы ей хотелось поговорить с человеком с глазу на глаз, она вполне могла бы пригласить его к себе. А раз она ушла, значит, ей предложили встретиться в другом месте, чтобы сохранить это свидание в тайне.
– Вы не знаете, когда она вернулась?
– Понятия не имею.
– Может, Жеронимо, слуга, знает?
– Если она вернулась после одиннадцати, то да, потому что в одиннадцать он запирает входную дверь на засов. А до этого она закрывается просто на ключ, который есть у каждого студента.
– А вы не помните точно, во сколько она ушла из дома?
– Где-то около десяти, может, чуть позже, но ненамного.
– Понятно. Спасибо за информацию, мисс Финч.
Последней, с кем беседовал инспектор, была Элизабет Джонстон. Инспектор поразился ее выдержке. Она отвечала на каждый вопрос четко и уверенно, а потом спокойно ждала следующего.
– Селия Остин, – сказал инспектор, – с негодованием отвергла подозрение в том, что она причастна к порче ваших конспектов, мисс Джонстон. Вы ей поверили?
– Да. Думаю, Селия не виновата.
– Вы не предполагаете, кто виноват?
– Сам собой напрашивается ответ, что Нигель Чэпмен. Но на мой взгляд, такой вывод слишком поспешен. Нигель умен, он не стал бы брать свои чернила.
– А если не Нигель, то кто?
– Я затрудняюсь ответить. Но думаю, Селия знала или, по крайней мере, догадывалась.
– Она вам говорила?
– Да, но не прямо. Она зашла ко мне перед ужином, в день своей смерти. Зашла сказать, что хотя она виновата в краже вещей, но до моей работы она не дотрагивалась. Я ответила, что верю, и спросила, не знает ли она, кто это сделал.
– И что она ответила?
– Она… – Элизабет на миг умолкла, стараясь как можно точнее вспомнить слова Селии. – Она ответила: «Я не уверена, потому что не вижу причины… Наверное, это сделали по ошибке или случайно. Но я убеждена, что тот, кто это сделал, глубоко раскаивается и готов сознаться». А еще она сказала: «Я вообще многого не понимаю. Зачем эта возня с лампочками, когда пришла полиция?»
Шарп перебил ее:
– Что-что? Простите, я не понял… Что за история с полицией и лампочками?
– Не знаю. Селия сказала только: «Я их не трогала. – И добавила: – Может, это имеет какое-то отношение к паспорту?» – «К какому паспорту?» – переспросила я. А она сказала: «По-моему, у кого-то здесь фальшивый паспорт».
Инспектор посидел молча. Наконец-то картина начала проясняться. Вот оно что… Паспорт…
Он спросил:
– А что она еще говорила?
– Ничего. Она лишь сказала: «Во всяком случае, завтра я буду знать гораздо больше».
– Она именно так и сказала: «Завтра я буду знать гораздо больше»? Вспомните поточнее, это очень важно, мисс Джонстон.
– Да, именно так.
Инспектор опять замолчал, погрузившись в раздумья.
Паспорт… и приход полиции… Перед тем как отправиться на Хикори-роуд, он внимательно изучил досье. Все пансионаты, в которых жили студенты, находились под пристальным наблюдением полиции. У дома номер 26 по Хикори-роуд была хорошая репутация. Происшествий там было мало, и все незначительные. Шеффилдская полиция разыскивала студента из Западной Африки, обвинявшегося в сутенерстве; он пробыл несколько дней на Хикори-роуд, потом исчез в неизвестном направлении; впоследствии его поймали и выдворили из страны. На Хикори-роуд, так же как и в других пансионатах, проводилась проверка, когда разыскивали студента, обвинявшегося в убийстве жены хозяина кафе возле Кембриджа. Однако потом молодой человек сам явился в участок в Гулле и отдал себя в руки правосудия. На Хикори-роуд проводилось дознание по поводу распространения среди студентов подрывной литературы. Все это было довольно давно и явно не имело отношения к убийству Селии Остин.
Он вздохнул и, подняв голову, встретился взглядом с Элизабет Джонстон. Ее темные проницательные глаза пристально смотрели на него.
Внезапно его что-то толкнуло, и он спросил:
– Скажите, пожалуйста, мисс Джонстон, у вас никогда не возникало чувства… впечатления, что здесь происходит что-то неладное?
Она удивилась:
– В каком смысле «неладное»?
– Точно не знаю. Просто слова мисс Салли Финч навели меня на размышления…
– А… Салли Финч!
Что-то промелькнуло в ее голосе, но что именно – трудно сказать. Заинтригованный, он продолжал:
– По-моему, мисс Финч весьма наблюдательна, проницательна и практична. И она очень настойчиво повторяла, что здесь творится что-то странное. Но что именно – затруднялась объяснить.
Элизабет резко возразила:
– Ей так кажется, потому что она американка. Американцы все такие: нервные, боязливые, страшно подозрительные. Посмотрите, какими дураками они выглядят перед лицом всего мира, устраивая свои дурацкие охоты на ведьм. А их истерическая шпиономания, навязчивая боязнь коммунизма! Салли Финч – типичный образчик подобного мышления.
Интерес инспектора все возрастал. Значит, Элизабет недолюбливала Салли Финч. Но почему? Потому что Салли – американка? Или же, наоборот, Элизабет не любила американцев из-за Салли Финч? Но какие у нее были основания недолюбливать рыжеволосую красотку? Может, просто из-за женского соперничества?
Он попытался прибегнуть к тактике, которая уже не раз сослужила ему хорошую службу, и вкрадчиво сказал:
– Как вы сами понимаете, мисс Джонстон, в заведениях, подобных вашему, можно встретить людей, находящихся на весьма различном интеллектуальном уровне развития. Некоторые… их большинство… способны сообщать только голые факты. Но если нам попадается человек умный…
- Предыдущая
- 21/38
- Следующая
