Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Офин Эмиль Михайлович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/98
• Следующая

Рассказчик усмехнулся.

— Майор был такого же мнения, гражданка, а Петя, лейтенант, так тот даже утверждал, что это неоспоримый факт. Но для того чтобы судить человека, мало показаний одного шофера и интуиции двух работников милиции. Нужны именно неоспоримые факты — улики, как говорят криминалисты, а эти улики находились в узелке, который завязался на Лесном проспекте, около вывески техникума лесного хозяйства.

И вот в три часа утра майор и младший лейтенант, голодные, усталые и зевающие, сидели у себя в кабинете.

За окном таяла белая июньская ночь. Огромный дворец казался невесомым силуэтом, а бронзовый ангел на верхушке гранитной колонны укрылся своими крыльями и спал — этакий счастливец!

Но майору и Пете было не до красот, ради которых люди, можно сказать, со всего света приезжают в наш город. Они разложили на столе четыре фотографии, найденные в бумажнике задержанного, и вели диспут о женской красоте.

«Вот эти три, — говорил майор, — не оставляют во мне никаких сомнений. Это форменные красавицы. У всех троих, как в известном романсе, «и страстный взгляд и чувственные губы». А ресницы! Ты только посмотри на них, Петя! Каждая не меньше сантиметра; ручаюсь, что даже наш энциклопедический друг Миша-шофер не знает, каким образом добиваются они столь поразительных результатов! А брови? Заметь, они не подбриты, а выщипаны. Прическа же сразу убивает: волосы уложены «феном с креном» — тип «девятый вал». Теперь возьмем четвертую. Возникает вопрос: как эта простушка попала в компанию звезд первой величины? Волосы у нее гладкие, и ты знаешь, Петя, я даже подозреваю, что она заплетает их на ночь в прозаические косички с тряпочками вместо лент, на манер школьницы. Нос—курносый, а рот? Ну что это за рот! Губы не накрашены и ни одного золотого зуба».

«А на мой вкус, Василий Иваныч…» — заметил было Петя.

«А меня твой вкус сейчас не интересует, — перебил Петю майор. — Для меня в настоящий момент важен вкус того, кому эти карточки подарены. Вот и давай, пользуясь излюбленным выражением докладчиков, с его платформы рассматривать данные объекты».

Тут Петя смутился, а майор продолжал:

«Ну-ка, подумай, какой интерес для парня, который, как поется в одной оперетке, при усах и при часах, может представлять скромная ромашка, когда рядом расцветают такие магнолии?»

Петя огорченно развел руками.

«Я еще не улавливаю, Василий Иваныч…»

«Я пока что тоже. Это ведь и есть недостающее звено, которое всегда встречается в нашем деле. Ну хорошо, давай посмотрим на обороте. Вот тут написано: «Милому Анатолю от Аниты». Ишь ты, испанка… А вот: «Помни о дивных маментах! Нелли». Это с ошибкой и несколько туманно. Зато вот здесь уже совсем все ясно: «Моему Анатолю, твоя Марианна». Теперь читаем последнюю: «На добрую память Толе от Веры». Единственная надпись, написанная по-человечески и, кстати, по-русски. Итак, обобщаем. Три первых — это обыкновенные фифы, А что касается четвертой, вопрос неясен. Что думает по этому поводу младший лейтенант? И для чего мы уделяем столько времени этим девицам?»

Тут майор поднял голову и увидел, что у Пети раздуваются ноздри, как у борзой, которая идет по следу.

«Василий Иваныч! Ведь у ворюги обязательно должен быть сообщник: чемодан-то он оставил у кого-то на Лесном проспекте. А что, если он одну из этих девушек и приспособил для хранения краденых вещей? И она-то и есть тот узелок на ниточке?»

«Правильно, Петя, — задумчиво сказал майор, — это нам и остается предположить за неимением другого. Шаткая, конечно, гипотеза… Но ясно, что сообщник живет на Лесном».

«А книжка? Книжка, Василий Изаныч? Не станет же ворюга лесоводство изучать. Она предназначалась для того, кто имеет отношение к техникуму лесного хозяйства».

«Вот видишь, Петя, — удовлетворенно сказал майор, — мы с тобой пришли к одному выводу. А это уже кое-чего стоит. И в этой связи, как любят писать ученые люди, мы должны рассматривать дальнейшие явления. — Тут майор взял первые три фотографии и развернул их, точно игральные карты. — Можно ли предположить, что эти особы имеют отношение к техникуму лесного хозяйства?»

«Сомневаюсь, Василий Иванович. Ведь после окончания техникума нужно ехать подальше от больших городов и выращивать деревья, а не ресницы!»

«Согласен, Петя. Оставляем этих трех. Что же дальше?»

«Дальше остается эта Вера, Василий Иваныч. Здесь — узелок. Утром мы его развяжем и посадим Веру на одну скамейку с ее пижоном. — Он постучал по фотографии пальцем и вздохнул. — А жаль, по виду она хорошая девушка, хотя нос и картошкой».

«В нашем деле, Петя, наружности доверять нельзя. И вот что, дорогой товарищ, утро вечера мудреней, устраивайся-ка на столе, а я, как старший по званию, займу диван. Часа четыре мы можем еще поспать».

Погасили настольную лампу и вдруг поняли, что она горела зря, в комнате было совсем светло.

Младший лейтенант ворочался с боку на бок.

«Чего не спишь, Петя, жестко?»

«Да нет, Василий Иваныч, я думаю».

«О чем же Петя?»

Парень вздохнул.

«О том времени, Василий Иваныч, когда исчезнут с нашей земли все ворюги. А то сидят два человека и ломают головы всю ночь над какой-то чертовщиной; а тогда бы они за это время могли что-нибудь полезное для государства сделать».

«Например?»

«Например, какую-нибудь машину, — Петя сладко зевнул и закончил сонным голосом: — Ну, хотя бы такую, чтоб сама кражи раскрывала».

«Вот чудак, — усмехнулся майор, — ведь ты же сказал, что тогда уже воров не будет. Зачем же машина?»

Но ответа майор не дождался: Петя крепко спал, положив голову на снятый с дивана валик и совсем по-детски приоткрыв рот.

Крылья у ангела за окном чуть порозовели, и где-то далеко перекликались одинокие звонки первых трамваев.

Техникум лесного хозяйства помещался во дворе, в длинном трехэтажном корпусе.

Младший лейтенант сдвинул на затылок шляпу и хмуро сказал:

«Я категорически протестую, Василий Иваныч, я сроду цветов не покупал и фетровых шляп не носил. И вообще не понимаю, к чему это? Если наши предположения правильны, так в отделе кадров техникума должна быть фотография этой Веры. Арестуем ее согласно инструкции, и делу конец. А то превратили меня в какого-то пижона…»

«Поправь шляпу и помолчи. Пора тебе понять, что наша работа требует серьезных жертв», — заметил майор.

Он старался говорить строго, но, поверьте, дорогие товарищи, ему и самому было смешно смотреть на Петю: младший лейтенант чувствовал себя очень неважно в шляпе, одолженной у кого-то из сотрудников; он все время сдвигал ее на затылок и вертел шеей, точно старался вылезти из завязанного тугим маленьким узлом яркого галстука.

«Улыбайся, улыбайся, Петя, и букет не держи за спиной; мы не для того заплатили за него восемьдесят копеек. Пошли».

В вестибюле пожилая женщина мыла пол. Она оперлась на швабру, обмотанную большой, тяжелой тряпкой, и, оглядев шедшего впереди нарядного Петю, сердито спросила:

«Ты куда это наладился, господин жених?»

Петя покраснел.

«Мне бы одну девушку увидеть нужно».

«Не лезь в воду-то! Нет здесь ваших девушек, разъехались до осени». — Она обмакнула швабру в ведро и вновь принялась тереть пол.

Петя переступил с ноги на ногу.

«Да вы, мамаша, не подумайте чего плохого, мне ее нужно по делу».

«Знаю я ваши дела. Много тут ухажеров ходит, полы топчет. Кого тебе нужно-то?»

«Ее зовут Вера, гражданочка…»

«Вера? — женщина перестала мыть пол, — А фамилия?»

Петя было растерялся, но тут же сообразил — вынул фотографию и решительно шагнул в воду.

«Да вот она, мамаша, вся здесь».

Женщина прислонила швабру к стене и, обтерев руки о фартук, взяла фотографию. Потом еще раз — теперь уже удивленно и строго — оглядела Петю.

«Ты где же взял эту карточку, молодой человек?»

«А разве вы ее знаете?»—быстро спросил Петя.

«Еще бы, свою родную дочь не знать. Говори сейчас же, где карточку взял?»

• Предыдущая
• 47/98
• Следующая