Деревенские девчонки - О'Брайен Эдна - Страница 27

Мне так хотелось бы произнести эти слова как-нибудь по-особенному, но другого способа просто не было.

Когда он прижал меня к себе, мне пришлось так высоко поднять голову, что у меня даже заболела шея, но всё равно, несмотря на это, мне было чудесно в его объятиях. Я ощущала запах его кожи и чувствовала силу его рук, обнимавших меня.

– Мы должны быть очень осторожны, – повторил он.

– Мы и так осторожны, – ответила я.

Я не виделась с ним уже два дня, и даже этот срок был для меня вечностью.

– Я не могу видеться с тобой слишком часто. Это сложно, – произнёс он. Голосом он выделил последнее слово. Чувствовалось, что ему неприятно говорить это. Я кивнула головой. Мне тоже было очень жаль эту высокую брюнетку, которая жила, погружённая в себя, за деревьями и белыми стенами его дома. Она почти не появлялась на людях, если не считать кратких минут, когда она преклоняла колени в последних рядах молящихся в нашей часовне по воскресеньям. Она всегда начинала пробираться к выходу незадолго до конца службы и уезжала домой в автомобиле мистера Джентльмена. Меня всегда восхищала её энергия и удивляло то, что она совершенно не придавала значения своей внешности. Она всегда была одета в твидовый костюм, простые туфли на низком каблуке и мужская шляпа с широкими полями.

– Можно мне написать тебе? – спросила я.

Он поцеловал меня за ухом, и я вздрогнула, словно от удара током.

– Нет, – твердо ответил он.

– Но я увижу тебя? – спросила я. Мой голос прозвучал более трагично, чем мне этого хотелось.

– Разумеется, – нетерпеливо произнёс он.

В первый раз он выглядел раздражённым, и я вздрогнула. Он почувствовал это.

– Разумеется, разумеется, моя малышка; но только позднее, когда ты переберёшься в Дублин.

Он гладил мои волосы, а его глаза смотрели куда-то вдаль, в пока ещё недоступное мне будущее.

Потом он приподнял мне манжет рукава, надел на руку часы, и мы сидели у камина, прислушиваясь к звукам автомобилей. Я сидела у него на коленях, он расстегнул свое пальто и пола его соскользнула на пол.

– Что мне сказать, откуда у меня часы? – спросила я его, вставая. По аллее в дому приближался автомобиль.

– Ничего. Ты снимешь их, – ответил он.

– Но я не могу, это слишком жестоко.

– Кэтлин, поднимись к себе и спрячь их куда-нибудь, – велел он мне. Он раскурил сигару и попытался принять беззаботный вид, когда услышал, что открывается входная дверь. В гостиную вбежала Бэйба с полной охапкой свертков.

– Привет, Бэйба, я заскочил, чтобы пожелать вам всем счастливого Рождества, – солгал он, беря пакеты у неё из рук и кладя их на стол.

Я положила часы в фарфоровую мыльницу. Они очень уютно свернулись на её дне, словно устроились там вздремнуть. Золото было светлым и отливало лунным блеском.

Когда я спустилась вниз в гостиную, мистер Джентльмен разговаривал с мистером Бреннаном и до конца вечера не обращал на меня внимания. Бэйба держала ветку омелы над его головой, и он поцеловал её, а потом Марта завела граммофон и поставила «Тихую ночь», а я думала о том вечере, когда снег падал на лобовое стекло его автомобиля, когда он остановил его под кустом боярышника. Я пыталась поймать его взгляд, но он не смотрел на меня, пока не собрался домой, и это был печальный взгляд.

Но вот закончились праздники, подошло время нам возвращаться назад и снова надевать наши гимназические платья и черные хлопчатобумажные чулки.

– Мне надо почистить моё форменное платье, – сказала я Бэйбе, – оно всё в пятнах.

Она смотрела сквозь окно на огород, и в её глазах стояли слёзы. В это время года сад и огород были совершенно безжизненны. Перекопанная почва лежала буграми, и невозможно было себе представить, что весной из неё снова прорастут зелёные побеги. В углу сада стоял куст гортензии, её засохшие цветы напоминали старую швабру. Неподалеку от неё возвышалась компостная куча, куда Молли только что выбросила пустые бутылки и засохшую ёлку. Накрапывал дождь, завывал ветер, небо было мрачным.

– Мы убежим, – сказала она.

– Когда? Сейчас?

– Сейчас! Как бы не так. Из этого проклятого монастыря.

– Они убьют нас.

– Они нас не найдут. Мы убежим с бродячей труппой и тоже станем артистами. Я могу петь и играть, а ты будешь продавать билеты.

– Но я тоже хочу играть, – сказала я, защищаясь.

– Хорошо. Мы дадим объявление в газетах: «Две женщины-актрисы, непрофессионалки, одна из них певица, обе имеют среднее образование».

– Но мы не женщины, а девушки.

– Мы сможем сойти за женщин.

– Что-то я сомневаюсь.

– Ради Бога, не порти мне настроение. Я покончу самоубийством, если мне придётся провести в этой тюрьме ещё пять лет.

– Там не так уж и плохо, – попыталась я уговорить её.

– Не так уж плохо для тебя, пока ты выигрываешь статуи и подлизываешься к монахиням. Мне отвратительно видеть, как ты распахиваешь и закрываешь за монахинями двери, как будто они паралитики от рождения и не могут проделать это сами. – Это было правдой, я порой подлизывалась к монахиням, а теперь я ненавидела Бэйбу за то, что она это заметила.

– Ну что ж, вот ты и убегай, – предложила я.

– О нет, – она в отчаянии схватила меня за руку, – мы убежим вместе.

Я кивнула головой. Было приятно чувствовать, что она нуждается во мне.

Она вспомнила, что ей надо принести что-то снизу, и метнулась к лестнице.

– Куда ты?

– Принесу кое-что из отцовских препаратов.

Я надела своё гимназическое платье. Оно всё было измято и покрыто пятнами, Бэйба вернулась обратно, держа в руках новую пачку ваты и несколько маленьких тюбиков с какой-то мазью. На тюбиках было напечатано название препарата, а ниже стояла надпись «Для обработки вымени».

– Что это такое? – спросила я.

Мне вспомнилось, как Хикки доил пришедших с поля коров, и струйки молока зигзагами ложились на пол. Он делал это для смеху, когда я заходила в коровник, чтобы позвать его к чаю.

– Для чего это? – снова спросила я.

– Чтобы больше походить на настоящих женщин, – ответила она. – Мы натрём этой штукой наши груди, и они вырастут, здесь же написано, что это для вымени.

– И к тому же станем все волосатыми или ещё какими-нибудь, – сказала я. Я не очень-то доверяла снадобьям с учёными названиями на этикетках, да и во всяком случае, это было предназначено для коров.

– Ты просто обыкновенная зануда, – ответила Бэйба и расхохоталась.

– Может быть, нам стоит поговорить с твоим отцом? – предложила я. Мне в общем-то не хотелось убегать.

– Поговорить с отцом! Да он просто бесчувственный чурбан. Он ответит нам, что мы должны держать себя в руках. Марта однажды сказала ему, что у неё на ноге язва, так он посоветовал ей избавиться от неё усилием воли. Он просто лунатик, – заключила она. Её глаза метали молнии.

– Итак, у нас нет иного выхода, – заключила я.

– Мы всегда можем быть изгнаны из монастыря, – сказала Бэйба, тщательно выбирая каждое слово. И она начала обсуждать различные способы, какими мы можем этого достигнуть.