Письмо на панцире - Ефетов Марк Симович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/30
- Следующая
Джен тоже дали погладить костяную поверхность панциря, и она громко воскликнула:
— Это русский буква «Т», а около — «Р». Правда?
— Да, да, Джен, — подтвердил Иван Павлович, — у тебя хорошее зрение и осязание, и я вижу, что ты уже отлично разбираешь русские буквы. Действительно, тут рядом две буквы — «Т» и «Р».
— Наверно, это слово «три», — сказал Василь.
— Папа, правда это та самая черепаха? — спросила Вита.
— Да, Виточка. Это та самая черепаха-почтальон. Вот я передам её Вере. Она завтра займётся расшифровкой этих букв. А нам с тобой пора прощаться. Я уезжаю завтра рано, до того часа, как ваш горн протрубит подъём…
— Папа… — только и сказала Вита. В этом коротеньком слове были и грусть, и радость с гордостью, потому что папа нашёл черепаху-почтальона, была и любовь — всё в одном только слове.
Теперь Вита положила руку на черепаху, но та, видно, так же, как все в Артеке, спала и не делала никаких попыток бежать.
Попрощавшись с отцом, Вита сказала так, как обычно, когда он уходил из дома:
— Ну, пока.
— Пока, доченька. Скоро увидимся, а если будет что-нибудь новое, напиши. Авиаписьмо дойдёт за два дня. Мне ж интересно…
Прошёл день и ещё день. Вита пошла к большому камню возле Пушкинского грота, положила на колени планшетку и написала: Артек, лето 1975 года. Дорогой папа!
ПИСЬМО ВИТЫ
Вот что было в этом письме.
Прежде всего Вита сообщила, что она пишет возле камня-памятника с именами артековцев, которые отдали свою жизнь за то, чтобы жил Артек и тысячи пионерских лагерей и чтобы никогда нигде нам не надо было возводить таких памятников.
Написала она о том, что удалось узнать о каменном матросе. Но тут же она написала вообще о смелости и о трусости и о том, как первое чтют и любят в Артеке и презирают второе.
К каменному матросу она вернулась ещё в самом-самом конце своего письма.
Она вспоминала о нём все дни, проведённые в Артеке.
Вита часто приходила к памятнику неизвестному матросу, оставляя у постамента цветы.
Неизвестный матрос. А станет ли когда-нибудь известным имя этого смелого человека?
Вите очень хотелось, чтобы это произошло. Она ненавидела трусов, мечтала стать смелой, любила сочинять об этом всякие истории и очень любила читать о героях.
Сейчас, когда она писала письмо папе, Вита мечтательно смотрела, как в нескольких шагах от неё кипит и пенится море. Вода была такая прозрачная, что травинки водорослей, юркая стайка рыбёшек — всё, что лежало и двигалось на дне, было видно очень ясно.
Рядом высилась скала, до неё было, как говорится, рукой подать. Несколько взмахов вёсел на маленьком ялике — и можно быть у подножия скалы. Но только у подножия. Вита знала, что взобраться на неё почти невозможно. Но она знала и то, что на скалу эту взбирались. Может быть, это удалось потому, что было давно. С тех пор ветры и волны пообтесали скалу, сгладили выступы, которые служили как бы ступеньками.
В своём письме Вита написала отцу о том, как рассказывают о человеке, который более полувека тому назад взобрался на эту скалу. Он был высокий и статный. Взобрался, говорят, одним махом. И запел. Было это в полнолуние. Голос певца несли волны к самому Гурзуфу, до которого от Артека километра два-три.
«Знаешь, папа, — писала Вита отцу, — эту скалу до сих пор называют иногда Шаляпинской, по имени того, кто взобрался на неё и пел».
Вита задумчиво посмотрела на море и увидела, как тень крупной рыбы мелькнула в зелёной воде залива. И об этом ей захотелось написать папе. Но разве обо всём напишешь? О том, например, что артековские старожилы — те, кто живет здесь со дня основания пионерской республики, рассказывали подробности о пении Фёдора Шаляпина. Он ведь был знаменитейшим певцом на всю Россию. Родители старика — артековского сторожа, и других стариков в Гурзуфе помнят те времена, когда артековская земля принадлежала богатой помещице. Ей очень понравилось пение Шаляпина на скале. И вот на следующий день она подарила скалу Шаляпину. Ведь в те времена одной этой богачке помещице принадлежала не только вся земля, где разместилась добрая половина Артека, но и залив с морем цвета малахита, рыба в этом заливе и даже скала.
Что было после пения Шаляпина на скале, точно не помнят. Но хорошо известно, что помещица, хозяйка этих мест, хотела построить на скале небольшой ресторан, в который можно было бы попасть только на лодке.
Всё это было в пяти минутах ходьбы от артековского Дворца пионеров, где Вита смотрела кино, рассматривала выставку фотографий всей истории Артека, видела костюмы космонавтов и многое, о чём раньше только мечтала.
И сейчас мечты и фантазии бродили у неё в голове. Вот был бы маленький ресторан на скале. Был бы клуб, в котором играли бы на деньги и веселились приближённые царя на месте Дворца пионеров. В купальне у моря отдыхала бы помещица — хозяйка этих мест, а вместе с ней еще двадцать или пятьдесят царских прислужников.
Было бы…
После Октябрьской революции всю эту землю, дворец, скалу, малахитовый залив, парк — всю эту красоту забрали у кучки богачей и отдали детям.
Вита подумала также и о том, что она и другие ребята не всегда помнят, что было и что стало.
Закончила она письмо описанием событии, которые произошли с черепахой-почтальоном, и о том, какие слова удалось расшифровать на её панцире.
После того как Иван Павлович уехал, черепахой занялись артековские юннаты. Панцирь разглядывали через увеличительное стекло; костяную поверхность очистили, смазали каким-то составом, после чего буквы стали рельефнее, и удалось прочитать нацарапанное на черепахе. Несколько букв стёрлись начисто или, может быть, они были пропущены. Но можно было их восполнить по смыслу. И вот какую надпись расшифровали на панцире черепахи:
«Трусам — презрение. Пионерам — победа».
После первой фразы ясно видна была точка.
Вита написала Ивану Павловичу, что она считает — не только она, а и все в Артеке, что эти слова в последние мгновения своей жизни написал на панцире каменный матрос.
Может быть, так оно и было.
А черепаху выпустили.
Вита писала ещё, что на этом настоял Василь. В письме своём она спрашивала папу, как часто ходит автобус из Новгорода до Валдая, где живёт Василь, и сколько времени туда ехать?
Вита не могла забыть, как Василь навещал её, когда она была в беде. Такое не забывается.
Как поступить с черепахой — оставить её в зооуголке Артека или отпустить, — решали на совете отряда. За то, чтобы её отпустить, вместе с Василём решительно выступили Фелька и Архип. В общем-то, против был один только Толя…
Кому черепаха встретится в Крыму, пусть прочитает надпись на панцире и пусть отпустит черепаху. Ей на воле лучше живётся. Пусть живёт она ещё сто лет, а может, и больше, и пусть все знают, что трусам — презрение, а пионер всегда готов побеждать.
- Предыдущая
- 29/30
- Следующая
