Легенда Лукоморья - Набокова Юлия - Страница 66

• Предыдущая
• 66/96
• Следующая

– Может, и Кощей, – ответил кот на вопрос Лешего, почесал за ухом и, к моему облегчению, добавил: – А может, и не он.

– Возможно, я чем помогу? – встряла я.

Кот покосился на меня с сомнением, Леший поднял покрасневшие глаза с надеждой.

– Не сильна она в природной магии, – разбил его надежды бессердечный Варфоломей.

– Но я могу хотя бы посмотреть! – заупрямилась я. – Глядишь, пойму, в чем дело.

– Я покажу, – торопливо сказал Леший, цеплявшийся за любую соломинку.

Кот закатил глаза и дернул хвостом, всем своим видом выражая безнадежность моих попыток и тем самым разжигая во мне веру в победу.

– Веди, – велела я и шагнула вслед за Лешим в коридор между деревьями, которые расступались перед нами на глазах.

Вокруг стояла тревожная тишина, нарушаемая только пугливым шепотом листьев и болезненным хрустом веток. На всю округу не было слышно ни одного птичьего голоса – ни крика сойки, ни хриплого карканья вороны, ни чириканья воробья, ни пения дрозда. Даже дятел не напоминал о себе мерным стуком по дереву.

– Леший, – хриплым от страха голосом спросила я. – Почему так тихо?

Тот поднял на меня потухший взгляд.

– В этой части леса особенно неладно, птиц и зверей здесь почти не осталось. Они ушли туда, где еще мало больных деревьев и сухих трав.

Леший вдруг поморщился и схватился за сердце. Мы с котом бросились к нему:

– Что с тобой?

– Ничего, – он прислонился к ближайшему дереву, – сейчас пройдет.

А меня пронзила внезапная догадка: если здоровье леса отражается на внешности его хозяина, может, части леса – это органы тела Лешего? Какая-нибудь сосновая роща – легкие, малинник – правая рука, а дубрава, по которой мы сейчас идем, – его сердце? Тогда, если окончательно вымрет она, умрет и Леший?

– Идем, – позвал Леший, отделяясь от дерева. – Мы уже близко.

Мы шли мимо поникших берез, мимо скорбно стенающих сосен, мимо воинственно нахохлившихся кустарников. Видимых признаков болезней не было, но деревья словно предчувствовали надвигающуюся беду.

– Куда ты меня ведешь?

– Туда, с чего все началось. То дерево, которое зачахло за одну ночь, было первым.

Яблоня, склонившая ветви к тропинке, словно молила отведать ее зеленое яблочко. Я ухватилась за гладкий бочок, но Леший вихрем подскочил ко мне и выбил яблоко из рук.

– Не тронь!

– Ну если тебе так жалко… – насупилась я.

Леший хмуро кивнул на подножие яблони. В пожухлой траве рыжел беличий хвост. Я поежилась при виде остекленевших глаз мертвого зверька.

– Еще три дня назад эта яблоня славилась сладкими плодами, – с горечью сказал лесной хозяин. – Вчера, отведав их, заболели ежи, сегодня погибла белка. Сейчас в округе не осталось живности – напуганные зверьки бежали в другую часть леса.

Я поспешила вслед за Лешим, подальше от отравленной яблони, коварно манившей своими плодами.

– Вот здесь, – глухо сказал Леший, сворачивая на узкую тропинку, – липа цветущая росла, а сейчас…

Его голос сорвался, словно он сообщал о гибели близкого, и Леший замер перед высохшим деревом, на корявых лапах которого раскинулась пульсирующая зеленая паутина. Я вздрогнула, представив, каких размеров должен быть паук, соткавший такое.

– Что это? – спросила я у Лешего.

– Это липа, – бесцветным голосом прошелестел он. – Я помню ее, когда она была еще тоненьким побегом…

Я перебила его, побоявшись, что сейчас он пустится в воспоминания о детстве, отрочестве и юности липы с перечислением всех ее радостей и невзгод, романов с ближайшими кленами и дружбой с березками.

– Что это за паутина?

– Паутина? Где? – Леший взирал на меня с таким искренним недоумением, что я засомневалась в том, что мы видим одно и то же.

– Да вот же! – Я ткнула пальцем в сеть, которая тут же беспокойно заколыхалась и вспыхнула красным. Я ахнула: – Магия!

Леший вскинулся:

– Это точно?

– Ты разве не видишь?

– Мое чародейство особого рода. – Он качнул головой. – Я не умею распознавать порчу. Да и кому могло понадобиться губить деревья?

– Не знаю. – Я настороженно изучала сеть. – Похоже, она пьет силу из дерева.

– Ты можешь ее снять? – с мольбой спросил Леший.

Я посмотрела в его горящие надеждой глаза. Ну как ему сказать, что в Лукоморье я отчего-то растеряла свои волшебные навыки? А вдруг все вернулось, ведь я могу видеть сеть? У меня просто должно получиться на этот раз! Это же не пустяк вроде вызова пиццы в избу, это – вопрос жизни леса и его хозяина. Даже Варфоломей говорил, что…

– Попробую, – пообещала я, подходя к дереву. Положила ладонь на потрескавшуюся кору, попыталась наладить контакт, но только заработала занозу.

– Постой! – Леший подошел к липе: – Дай мне.

Он обнял дерево и прижался к нему лбом, а я, ежась, разглядывала мечущуюся между ветвей паутину. Наконец Леший повернулся, и я быстро спросила:

– Что оно говорит?

Он с удивлением посмотрел на меня.

– Мне показалось, вы разговаривали, – в смущении призналась я. – Ты и липа.

Леший покачал головой.

– Деревья не говорят, они чувствуют – тепло солнца, свежесть дождя, прикосновение руки.

– И что она чувствовала, когда… – Я запнулась.

– Холод, – глухо ответил он. – Январский лютый холод.

– Может, Морозко шалит? – ляпнула я и осеклась под взглядом Лешего.

– Морозко – мой друг.

– Извини, – пробормотала я и поспешила перевести тему. – Так, значит, деревья не могут видеть?

– Нет.

– Как же тогда ты знаешь обо всем, что происходит в твоем лесу? Как ты можешь приглядывать за Ивом? Ты же не можешь быть повсюду.

– Я там, где я необходим. Мои глаза – сороки, сойки, перепелки, куропатки, совы, белки, зайцы, волки. Если происходит что-то необычное, что тревожит их, я это вижу. Чтобы присмотреть за кем-то, достаточно пустить птицу по его следу.

– Значит, за Ивом летит какая-то птица? – переспросила я.

– Сорока. Очень любопытная и неутомимая сорока. Да ты ее сама видела, когда мы встречались в последний раз! Так ты попробуешь?..

Я подошла к дереву и протянула руку к паутине, которая подалась мне навстречу с жадностью волка, посаженного на поводок. Лед… Показалось, он проник под кожу, заструился по венам, стремясь добраться до сердца. Я отдернула руку, но кончик паутины словно приклеился к пальцам, не желал отпускать, продолжал наполнять жилы стужей. Я потянула сильней, задыхаясь от холода, сделала шаг назад – паутина натянулась парусом, не отпускала, зеленый краешек на глазах окрашивался красным. «Из растений оно пьет зелень, из людей – кровь!» – с ужасом поняла я.

– Помоги мне, – прохрипела я стынущими губами, обращаясь к Лешему. – Она меня затягивает. Нет, – вскрикнула я, – за руку не трогай!

Не хватало еще, чтобы мы оба увязли в высасывающей жизнь сети. Леший схватил меня за плечи и с силой отдернул назад. Паутина не выдержала, затрещала, порвалась. Мы отлетели в сторону, раздавив поганки и нарядные шляпки мухоморов, ковром стелившихся у подножия березок.

– Как ты? – Леший помог мне подняться.

– Бывало и лучше, – прокряхтела я.

– Не получилось? – глухо спросил он.

– Я попробую еще, – после заминки пообещала я.

– Нет. – Леший решительно качнул головой. – Это опасно, сама видишь.

– Но я хочу помочь!

Хранитель леса с сомнением посмотрел на меня: в нем боролись желание вылечить свои владения и нежелание подвергнуть меня опасности. Победило последнее.

– Ты уже помогла тем, что выяснила, что за напасть постигла лес, – хрипло произнес он. – Мы найдем того, кто сделал это, и заставим его снять заклятие.

Я в замешательстве кивнула, не рискнув озвучить собственные мысли. Я бы предпочла еще раз сунуть руку в кровососущую паутину, чем встретиться с тем, кто ее создал.

Леший провел меня еще по нескольким уголкам леса. На всех гибнущих деревьях висели насытившиеся сети. Масштаб катастрофы был ясен, пути преодоления – неизвестны.

• Предыдущая
• 66/96
• Следующая