Прелестная наставница - Энок Сюзанна - Страница 62

• Предыдущая
• 62/63
• Следующая

Вдруг вся ситуация представилась Александре донельзя смешной.

— Дядя, вы похожи на попугая, которому настолько полюбилась фраза «я занят», что он повторяет ее к месту и не к месту.

— Я не потерплю насмешек! Вот как ты отвечаешь на добро! Я сделал шаг навстречу и публично показал, что готов закрыть глаза на твое бесстыдство, а взамен получил ярлык попугая.

— Как случилось, что вы явились в дом лорда Килкерна?

— Это был момент слабости. Прискорбной слабости! Я безмерно сожалею, что пошел у него на поводу. — Герцог с треском захлопнул ящик. — Так что тебе нужно? Денег?

— Зачем мне ваши деньги? Я здесь, чтобы вы могли попросить прощения.

— Но так ли уж важно, что здесь нет портрета твоей матери, если ты не бывала у меня годами и, надеюсь, не появишься впредь?

— Речь не о портрете, дядя! Когда мои родители умерли, я обратилась к вам с просьбой дать мне денег. Я просила ровно столько, сколько было нужно, чтобы расплатиться с долгами, но вы отказали даже в такой пустячной просьбе. Все немногочисленные драгоценности матери, все картины отца пошли с молотка, чтобы я могла достойно их похоронить. Я осталась совсем одна, мне некуда было пойти, нечем заплатить за обучение. А вы и пальцем не пошевелили, чтобы мне помочь!

— Но ведь ты выкарабкалась и на что-то жила все эти годы — почему же сейчас ты являешься сюда с упреками? Не поздновато ли для сведения счетов?

Александра молча смотрела на него — рассерженного, с багровым от прилива крови лицом. Этот человек не мог взять в толк, чего от него хотят, он даже не понимал, что поступил низко. В этом состояло главное различие между ним и Люсьеном: тот каждый раз отлично сознавал свою вину и готов был держать ответ за свои проступки.

Глядя на герцога, она теперь видела также собственную ошибку. Нельзя, недопустимо распространять свою неприязнь к одному человеку на весь мир, нелепо видеть негодяя в каждом мужчине только потому, что один причинил ей боль. Дядя совершил все это не из ненависти к ней, а просто от собственной ограниченности. Для него она никогда, в сущности, и не существовала как человек, как личность — только как камень на шее. Изменить точку зрения было ему попросту не дано.

— Я всего лишь хотела удостовериться… — медленно начала Александра.

— Что по-прежнему не можешь запустить руку в мой кошелек?

— Что не получу от вас извинений. Вы не считаете себя виноватым, хотя моя мать была вам родной сестрой.

— Она пошла мне наперекор и вышла замуж за человека много ниже себя по положению. Я ничего ей не должен, в том числе извинений.

Александра ощутила, как гаснет, умирает в ней давний, взлелеянный годами гнев. Для нее вдруг стало безразлично, что скажет или сделает этот человек. Ей больше не было дела до кровных родственников — она нашла семью, с которой хотела остаться.

— Что ж, можете не извиняться, я все равно прощаю вас, дядя. Вы не виноваты в том, что появились на свет без сердца. Мы ведь не сердимся на уродцев, мы их жалеем.

— Замолчи! Вон отсюда!

Александра вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь.

— Явилась клянчить деньги?

Девушка оглянулась. По лестнице с ехидной миной на одутловатом лице спускался Вирджил Реттинг.

— А, кузен! — сказала она равнодушно и продолжала путь.

— Уходишь несолоно хлебавши? И поделом! Учти, здесь тебе ничего не выпросить, потаскушка!

Александра остановилась, гордо подняла голову и повернулась.

— Я знаю, Вирджил, что у тебя в голове нет и унции мозгов, но ты так мне безмерно надоел, что я все тебе объясню — вдруг поймешь.

— Однако!

— Ты мне отвратителен, Вирджил. Мне приходилось иметь дело с разными людьми, но другого такого идиота не сыскать. К тому же ты полное ничтожество. Будь ты бедняком, люди бы сторонились тебя как зачумленного. Будь ты крысой, тебя побоялись бы скормить удаву из страха отравить его. А теперь прощай.

— Мерзкая девчонка!

Не сказав больше ни слова, Александра покинула дом дяди. Кеб, как было условлено, ждал ее у обочины. Она назвала адрес. Кое в чем они с дядей были похожи, однако, без сомнения, не во всем — он отказался признать свои ошибки, но она не собиралась идти по его стопам.

— Милорд, вы просто обязаны переписать завещание! Я подготовил другой вариант.

Мистер Маллинс нервно взмахнул стопкой исписанных листов. Один выскользнул и упорхнул в заросли винограда, словно птица, которой удалось вырваться из клетки.

— Нет. — Люсьен взял следующий гвоздь и снова застучал молотком, прилаживая новую раму на подвальное окошко. — Если вы не перестанете досаждать мне этим, я рассержусь.

— Но это нелепо! — Нотариус полез в кусты за потерянным листом.

— Я уже начинаю сердиться.

— Как вам будет угодно, милорд. Могу я по крайней мере узнать, почему вы занялись ручным трудом?

— Просто решил немного размяться.

Нотариус бросил на него недоверчивый взгляд, но возражать не стал, за что Люсьен был ему весьма благодарен. На самом деле он постоянно нуждался в каком-нибудь занятии, как можно более нудном и рутинном, чтобы хоть немного отвлечься. К тому же с подвальным окошком были связаны дорогие его сердцу воспоминания.

Прошло пять дней с тех пор, как он оставил позади запертые ворота школы мисс Гренвилл. Если бы Александра выехала следом сразу по прочтении письма, она появилась бы в Балфур-Хаусе еще вчера. Если бы… Возможно, у нее и в мыслях не было покидать школу.

По приезде Люсьен первым делом подготовился к возможному возвращению Александры: приказал вернуть на свои места все снесенные в погреб вещи и сделать в золотой комнате генеральную уборку. Он также снял для обеих леди Делакруа дом, где им предстояло жить до венчания Розы с Робертом, — так ему удалось удалить Фиону из Балфур-Хауса. Наконец он получил от архиепископа Кентерберийского разрешение на брак. Когда все было готово, Люсьен засел дома и почти не покидал его из страха разминуться с Александрой.

— Итак, милорд, вы не желаете меня слушать, — констатировал мистер Маллинс. — А между тем я пытаюсь действовать в ваших интересах.

— Для этого я вас и держу. — Люсьен бросил на нотариуса косой взгляд, — Но сегодня вы меня страшно утомили. Сделайте одолжение, уйдите и пришлите ко мне Винсента.

— Хорошо, милорд.

Когда нотариус ушел, Люсьен закончил работу, оглядел дело рук своих и присел передохнуть. Пожалуй, в этот момент ему впервые пришло в голову, что садовник у него отменный — сад казался райским уголком. До сих пор Люсьен лишь бегло скользил по нему взглядом, теперь же увидел его по-настоящему. В последние дни он думал о себе как о прозревающем слепце. Горечь заслоняла от него мир, но теперь она растаяла — благодаря Александре.

— Что, очередная пленница пыталась совершить побег?

Люсьен узнал голос, и его дыхание на миг прервалось. Он повернулся медленно, боясь спугнуть чудо. Неподалеку стояла Александра в его любимом платье в цветочек, у ног ее смирно сидел Шекспир. Если бы не выражение нерешительности на милом лице, могло бы показаться, что Александра только что вернулась с утренней прогулки.

— Наоборот, все это ради того, чтобы исключить саму возможность побега, — ответил он так спокойно, как сумел.

— Разумно.

Александра приблизилась. Люсьен приказал себе оставаться на месте. В сложной шахматной партии, которую они разыгрывали, следующий ход был за ней. Так он сказал когда-то и собирался придерживаться своих слов, как ни хотелось ему вскочить и заключить ее в объятия.

— Если очередная пленница все-таки ускользнет, меня могут привлечь к ответственности. Это не в моих интересах.

— Я прочла письмо, — сказала Александра, подойдя почти вплотную.

— Я рад.

— Не поступай так, Люсьен! Это безумие!

— Что именно?

— Лишить своих детей права наследования. Ты настоял на своем, теперь можешь пойти на попятную — нельзя, чтобы дети расплачивались за мое глупое упрямство.

• Предыдущая
• 62/63
• Следующая