Благословенная тьма - Черкасов Дмитрий - Страница 18

• Предыдущая
• 18/52
• Следующая

Ликтор немного потоптался, раздумывая, произносить ли какие слова или соблюсти молчание, покинув избу в мертвой тишине. Он выбрал второе и вышел вон, его никто не остановил, и слов благодарности он не услышал. Да и не рассчитывал услышать.

Но куртку, не погнушавшись, он молча снял и забрал. …Вернувшись к себе в избу, Ликтор присел на лавку и долго сидел, уставившись в грязные половицы. Лицо его было бесстрастно и ничем не выдавало напряженной внутренней борьбы. Минут через десять такого сидения оно исказилось; тогда Ликтор встал, снова вооружился шприцем и поспешно ввел себе новый раствор, бесцветный.

Закаменевшие черты расслабились, он глубоко вздохнул, полез на печь и там, наверху, осторожно вытянулся. Он не разделся предварительно - лежал, в чем был.

Ноздри Ликтора подрагивали. Он закрыл глаза, пытаясь разобраться, откуда надвигаются на него две опасности.

Именно две, никак не иначе.

С одной было вроде бы ясно, и он уже начал с ней разбираться. Он принял вызов и принял первый серьезный бой, из которого пока выходил победителем, но не окончательным.

Со второй опасностью было куда хуже: он чуял ее, но не мог установить источник.

Очевидно было только, что она исходила не от местных. Скорее всего, кто-то прибудет к нему, кто-то уже в пути - событие, вполне ожидавшееся.

Сколько раз уже такое бывало!

Оборотень несколько раз стиснул и разжал мохнатые кулаки.

Откуда взялся этот чертов Ляпа, каким макаром вообще этого папашу вынесло прямиком на поляну? Его не должно было там быть. Человеческий рот! Трансформация даже не завершилась. Хорошо, что оставался лишь рот, могло и больше…

Если пожалуют незваные гости, Ляпа может наговорить им черт знает чего. Гости-то заявятся не просто так, и даже невинные замечания Ляпы обретут в их сознании доказательную силу. Ибо существуют организации, которым достаточно даже тени подозрения и которые не нуждаются в прочных доказательствах и действуют решительно, бьют насмерть при малейшем намеке на угрозу.

Между тем, он действовал из соображений самообороны. Ликтор старательно убеждал себя в том, что дело обстояло именно так. Не он - ее, так она - его, со своими присными. К несчастью, некуда было убежать от сладостного чувства, которое он испытал, когда распарывал ее сверху донизу и выкусывал еще бившееся сердце.

Андрониха молодец! Ее скрытность и нежелание общаться с соседями сыграют ему на руку. Муж и пикнуть не смеет в ее присутствии - странно, как ему удалось на ночь глядя вырваться в лес. Родительское чувство - единственное тому объяснение, оно пересилило все остальные. Да и сама Андрониха втайне хотела наверняка, чтобы Ляпа пошел, чтобы хоть раз показал себя мужиком… Не слишком она его тормозила, похоже.

Но Ляпа все равно остается клоуном, шутовской ненадежной фигурой. Шок уже миновал острую стадию, и сейчас этот искатель приключений непременно напьется вусмерть. Это тоже неплохо: Ляпа отключится и проспит долго. Но вот когда проснется и похмелится - тогда да, можно ждать неприятностей. Язык у него развяжется, и примется Ляпа молоть всякую чушь. Приплетет еще, чего и не было.

От благодарности за помощь не останется и тени воспоминания.

Значит, надо действовать нынче же! Отрадно одно: для этого не придется колоть себя заново, и полнолуния тоже не нужно ждать. Да и пес с ним, с полнолунием, его придумали темные люди. Луна вообще ни при чем, когда в игру вступает научное знание. Пока же Ликтору предстоит даже не конкретное применение последнего, а лишь заурядное человеческое действо.

Ликтор еще раз искательно повел носом, пытаясь выделить из сонма разнообразных запахов - чужеродный, привнесенный издалека.

Опасность под условным номером два еще не приблизилась, но деваться ей некуда, и очень скоро она подступит вплотную.

- С чего ты взял, что этот ваш Ликтор опасный? - Пантелеймон спросил в лоб, без обиняков.

Дрын сощурил мутноватые глаза:

- Ты такой же ученый-исследователь, как я - Богородица.

Челобитных немного подумал, достал пистолет, передернул затвор, положил его перед собой на стол. Равнодушно посмотрел на хозяина.

- Тебе видней, конечно. Будь по-твоему, я не ученый. Я приехал, чтобы защитить дремучее дурачье вроде тебя. А вы встречаете меня в штыки, каждое слово приходится тянуть клещами, а помочь готовы лишь за фантастические суммы. Лошадок у них нет… Спасибо, хоть лодка не утонула за пять минут до моего появления.

Думай теперь сам, как со мной обходиться.

Дрын покосился на пистолет.

- А если я надумаю, как тебе не хочется?

- Тогда я выстрелю, как, вероятно, не хочется тебе.

Дрын что-то прикинул в уме.

- Не выстрелишь ты, - сказал он решительно. - Может, и стрельнул бы, будь ты мент или из органов…

- Может быть, я как раз оттуда…

- Нет… Это сразу видно. Я этих гадов за версту чую. Ты - другой. Я даже говорить не хочу, а то еще язык отрежешь. Это ты можешь.

Протодьякон улыбнулся.

- Твоя правда. Я буду покруче и ментов, и прочих оперов. Стрелять в тебя мне и в самом деле не хочется, несподручно. Но если ты будешь меня пытать вместо того, чтобы грамотно и внятно отвечать на вопросы, то тебе от того выйдет только вред.

Тебе и всей округе. Зуевка же еще далеко не предел, скоро до вас доползет в полную силу - куда побежишь, кому ты нужен?

Дрын почесал в затылке. Слова Пантелеймона не удивили его.

- Я что… Какой с меня толк? Я ведь и не знаю ничего - одни домыслы.

- Тогда проводи к тому, кто знает.

- У нас таких нету…

- Ну, а раз нету, будем довольствоваться домыслами. Выкладывай. Раз уж у нас пошел разговор начистоту, то я тебе сразу скажу: мне очень любопытен этот Ликтор.

Я слышал о нем.

- А что ты слышал? - Теперь уже Дрын навострил уши. Ликтор был почти соседом, а потому все, что с ним было связано, касалось и Дрына. Он очень не хотел повторить судьбу Макарыча.

- Это, извини, не твоего ума дело. Многие знания - многие печали. Читал Екклезиаста, небось?

- Читал. Если ему верить, то и твои старания - напрасный труд.

Протодьякон строго покачал головой и поднял палец:

- То писалось до пришествия Господа нашего Иисуса Христа. С Его приходом все изменилось.

- Что изменилось? - возразил Дрын. - Все, чему суждено быть, уже свершилось. И сотворение мира свершилось, и гибель его. Все как на ладони пред Господом нашим, что было и что будет. Ничто не ново…

- Брось умничать. Тебе на пользу ли так рассуждать? Ложись да помирай, коли ничто не ново. Для Господа - да, но не для тебя.

Рыбак отмахнулся:

- Ладно, хорош воду в ступе толочь! Жаль мне тебя, пропадешь, и помочь я тебе ничем не умею…

- Это не тебе судить, умеешь или нет. Спасибо за сочувствие, отрадно слышать.

Расскажи, что знаешь, - вот и вся помощь. Это уж я решу, помог ты или нет. Я ведь не прошу о невозможном. Лошадь мог бы забрать силком - и то не стану.

Дрын неохотно ответил:

- Что рассказывать? Мое дело - сторона. Этот Ликтор осел в Зуевке уже давно. Не скажу, как давно, потому что пришел он туда не через меня и не через Ступу.

Добирался какими-то своими путями. Откуда шел - неизвестно, зачем - тоже непонятно. Говорят, что песня у него была все та же, как у тебя: ученый, мол, пришел изучать лучи всякие, какие-то поля, проплешины бесовские от летающих тарелок. Самое странное в этом деле - что, по-твоему? - Он поднял глаза на протодьякона.

Челобитных пожал плечами:

- Откуда я знаю? Сказывай, не тяни.

- Странное то, что он уцелел. Все, кто являлся после него, как в воду канули, а этот ничего, живой и здоровый. Гуляла молва, что он не своим ходом явился, а сошел прямо с неба. Что похитили его давным-давно, а после вернули. Высадили близ Зуевки, да только уже не человеком, а кем-то другим. И он с тех пор выполняет какую-то работу; никто этой работы не знает. Но все смекают, что хорошего от нее ждать не приходится. Ходили к нему тамошние, просили уехать, не будить лихо. Чем кончилось - не знаю. То есть знаю, что для него - ничем, остался, где был. А вот для просителей…

• Предыдущая
• 18/52
• Следующая