Брайтонский леденец - Грин Грэм - Страница 18

• Предыдущая
• 18/67
• Следующая

— Вы, конечно, уже до всего додумались, — сказал Малыш.

— Если бы его не заставил сделать это кто-то, кто не боится твоей банды.

— От вас, шпиков, ничего не скроешь, — заметил Малыш с насмешливой гримасой.

— На той неделе начинаются бега, и я не хочу, чтобы крупные банды затеяли драку здесь, в Брайтоне. Мне наплевать на то, что вы режете друг друга втихую, я не дам и пенни за вашу негодную шкуру, но когда начинают драться две банды, могут пострадать люди, к которым надо относиться бережно.

— Кого вы имеете в виду? — спросил Малыш.

— Я имею в виду приличных, ни в чем не повинных людей. Бедных людей, приехавших, чтобы поставить шиллинг на тотализатор. Клерков, поденщиц, моряков. Людей, которые вовсе не должны умирать из-за тебя… или из-за Коллеони.

— К чему вы клоните? — спросил Малыш.

— А вот к чему. Ты еще молод для своего дела, Браун. Где тебе тягаться с Коллеони. Если будет заваруха, я рухну, словно тонна кирпича, и придавлю вас обоих… но алиби окажется у Коллеони. Послушайся моего совета. Выметайся из Брайтона.

— Здорово, — сказал Малыш. — Шпик работает на Коллеони.

— Это частный и неофициальный разговор, — возразил инспектор. — Сейчас я отношусь к тебе по-человечески. Мне наплевать, если порежут тебя или порежут Коллеони, не я не собираюсь допускать, чтобы пострадали невинные люди, раз я могу этому помешать.

— Вы думаете, я конченый человек? — спросил Малыш. Он беспокойно усмехнулся, глядя в сторону, на стены, где висели объявления, разрешения для владельцев собак, для владельцев огнестрельного оружия, оповещения о найденных утопленниках. Со стены неестественным, остекленевшим взглядом на него смотрело лицо мертвеца. Растрепанные волосы. Шрам у рта.

— Вы думаете, при Коллеони в Брайтоне будет спокойнее?

Перед его глазами висел перечень: «Одни никелированные часы, жилет и брюки из серого сукна, рубашка в голубую полоску, трикотажные кальсоны».

— Ну, так как?

— Это ценный совет, — сказал Малыш, усмехаясь полированному столу, пачке сигарет «Плейерз», хрустальному пресс-папье. — Я должен обдумать его. Я еще слишком молод, чтобы идти в отставку.

— Если хочешь знать, ты слишком молод, чтобы заниматься рэкетом.

— Значит, Бруер не подал жалобы?

— Но он и не побоялся бы подать. Я отговорил его. Я хотел побеседовать с тобой начистоту.

— Ладно, — сказал Малыш, вставая, — может, я к вам еще зайду, а может, и нет.

Он опять усмехнулся, проходя через кабинет, но на обеих его скулах выступили красные пятна. В жилах его будто тек яд, хотя он скрывал это под усмешкой. Его оскорбили. Он еще покажет себя миру. Они думают, если ему только семнадцать… Он расправил узкие плечи при мысли, что он уже убил человека, а у этих шпиков, которые считают себя очень умными, не хватает соображения, чтобы уличить его. Он влачил за собой ореол собственной славы: его с раннего детства окружал ад. Он был готов к новым убийствам.

Айда Арнольд проснулась и села на кровати в комнате пансиона. Несколько мгновений она не могла понять, где находится. Голова у нее болела после кутежа в баре Шерри. Она понемногу пришла в себя, увидев на полу тяжелый кувшин, таз с мыльной водой, в которой она наскоро помылась, пунцовые розы на обоях, фотографию каких-то молодоженов… Она вспомнила, как Фил Коркери мялся на улице у входной двери, как он чмокнул ее в губы и быстро умчался по бульвару, словно это было все, на что он мог рассчитывать; а море тем временем отливало от берега, Айда осмотрелась: при утреннем свете комната выглядела не такой приятной, как вечером, когда она сняла ее. «Но здесь уютно, — подумала она удовлетворенно, — мне здесь нравится».

Солнце сияло. В Брайтоне было чудесно. На полу в коридоре у ее комнаты скрипел песок; она чувствовала его под подошвами туфель все время, пока шла по лестнице; в передней стояли детское ведерко, две лопатки, а у дверей вместо барометра висели длинные морские водоросли. Вокруг лежало несколько пар пляжных туфель, а из столовой доносился капризный детский голосок, без конца повторявший:

— Я не хочу играть в песок. Я хочу в кино. Я не хочу играть в песок.

В час она должна была встретиться с Филом Коркери в кафе Сноу. До этого ей нужно было кое-что сделать; приходилось экономить, нельзя было тратить слишком много на пиво. Жить в Брайтоне было недешево, а она не собиралась брать деньги у Коркери, у нее была совесть, у нее были свои правила, и если она брала деньги, она что-то давала взамен. Все свои надежды Айда возлагала на Черного Мальчика; нужно было поскорее заняться этим, прежде чем уменьшится выплата; это были материальные ресурсы ее войны; и она пошла через Кемп-Таун к единственному букмекеру, которого знала: к старому Джиму Тейту, к Честному Джиму, с трибуны, где места стоили полкроны.

Как только она вошла в его контору, он, переврав ее фамилию, закричал:

— А вот и Айда. Садитесь, миссис Тернер. — Он протянул ей через стол коробку «Голд флейкс». — Закурите сигару.

Он был немного, выше среднего роста. Голос его после двадцати лет работы на бегах мог издавать только громкие и хриплые звуки. Надо было смотреть на него с другого конца бинокля, чтобы поверить, что он такой красивый и здоровый малый, каким хотел казаться. Вблизи же видны были толстые синие жилы на лбу, красная паутина на белках глаз.

— Так что же, миссис Тернер… Айда, что вас интересует?

— Черный Мальчик, — ответила Айда.

— Черный Мальчик, — повторил Джим Тейт. — Это десять к одному.

— Двенадцать к одному.

— Выплата уменьшилась. На этой неделе на Черного Мальчика поставили целую кучу денег. Вы и десять-то к одному можете получить только от такого старого приятеля, как я.

— Ладно, — сказала Айда. — Я поставлю двадцать пять фунтов. И фамилия моя не Тернер, а Арнольд.

— Двадцать пять фунтов. Солидная ставка, миссис Какбы-вас-там-ни-звали.

Он послюнявил палец и начал считать бумажки. Просчитав половину, он остановился — за письменным столом он был похож на большую жабу — и прислушался. Через открытое окно доносился шум: шаги по камню, голоса, вдалеке звучала музыка, звонили звонки, неумолчно роптал Ла-Манш. Он сидел не шевелясь, держа в руке половину ассигнаций. Вид у него был встревоженный. Зазвонил телефон. Он не брал трубку секунды две, устремив на Айду взгляд своих испещренных красными жилками глаз; потом снял трубку.

— Алло, алло. У телефона Джим Тейт.

Телефон был старомодный. Тейт плотно прижал трубку к уху и сидел неподвижно; чей-то голос в трубке жужжал, как пчела.

Держа одной рукой трубку у уха, Джим Тейт другой собрал ассигнации и выписал квитанцию. Он хрипло сказал:

— Хорошо, мистер Коллеони. Я сделаю это, мистер Коллеони, — и положил трубку.

— Вы написали Черный Пес, — сказала Айда.

Он посмотрел на нее через стол. Прошло несколько секунд, пока он понял, что она сказала.

— Черный Пес, — повторил он и засмеялся хриплым, глухим смехом. — О чем это я думал? Черный Пес, в самом деле.

— Вот что значат заботы, — заметила Айда. — Папу римского они не оставляют даже во сне.

— Ну, у нас всегда есть о чем беспокоиться, — пролаял он с напускным добродушием.

Снова зазвонил телефон. Джим Тейт посмотрел на него так, как будто телефон мог его ужалить.

— Вы заняты, — сказала Айда. — Я пойду.

Выйдя на улицу, она осмотрелась, пытаясь разгадать причину беспокойства Джима Тейта, но ничего не заметила: вокруг был только Брайтон, занятый своими делами в этот погожий день.

Айда зашла в бар и выпила рюмку портвейна Доуро. Он был сладкий, густой и теплый. Она взяла еще рюмку.

— Кто такой мистер Коллеони? — спросила она бармена.

— Вы не знаете, кто такой Коллеони?

— Я только что впервые о нем услышала.

Бармен сказал:

— Он прибирает к рукам предприятие Кайта.

— А кто такой Кайт?

— Вы хотите сказать, кто был Кайт? Вы читали в газетах о том, что его укокошили на вокзале Сент-Пэнкрас?

• Предыдущая
• 18/67
• Следующая