Человеческий фактор - Грин Грэм - Страница 32

• Предыдущая
• 32/66
• Следующая

— Нет, с какой стати? Мне нужно сделать кучу покупок. А вы почему туда едете? Ведь у него же ничего серьезного, верно?

— Да, но я подумал: надо к нему заглянуть. Он же там один в квартире — если не считать этих типов, занимающихся окружающей средой. А они до вечера никогда не появляются.

— Доктор Персивал обещал посмотреть его.

— Да, я знаю, но сейчас он наверняка уже уехал. Я подумал, может, вы все-таки съездили бы со мной… просто посмотреть…

— Ну, если мы там не застрянем надолго. Цветы ему везти необязательно, нет? Как, скажем, в больницу. — Суровая девица.

Дэвис открыл им дверь в халате. Кэсл заметил, как он просиял при виде Синтии и тут же сник, поняв, что она не одна.

— А-а, и вы приехали, — заметил он без восторга. — Что с тобой, Дэвис?

— Сам не знаю. Ничего особенного. Старушка-печенка взыграть решила.

— По-моему, твой приятель сказал по телефону, что у тебя что-то с желудком, — сказала Синтия.

— Ну, печенка ведь недалеко от желудка, верно? Или почти недалеко? Я жуть как плохо разбираюсь в собственной географии.

— Я перестелю тебе постель, Артур, — сказала Синтия, — а вы пока поговорите вдвоем.

— Нет, нет, пожалуйста, не надо. Она просто немного смялась. Присаживайся. Выпей чего-нибудь.

— Это вы с Кэслом пейте, а я все-таки перестелю постель.

— До того волевая — просто жуть, — заметил Дэвис. — Что будете пить, Кэсл? Виски?

— Спасибо, немножко.

Дэвис поставил на стол два стакана.

— Тебе лучше не пить, если у тебя печенка не в порядке. Что все-таки сказал доктор Персивал?

— О, пытался меня запутать. Врачи всегда ведь так, верно?

— Я вполне могу выпить один.

— Он сказал, что, если я не сокращу выпивку, у меня может развиться цирроз. Завтра мне придется поехать на рентген. Я сказал Персивалу, что пью не больше кого другого, а он сказал, что печенка не у всех одинаковая — у одних слабее, чем у других. Врачей ведь не переспоришь.

— На твоем месте я бы сейчас не пил виски.

— Он сказал «урезать» — вот я и урезал: налил себе полпорции. И обещал ему больше не нить портвейна. Ну и недельку-другую не буду. Чтоб доставить ему удовольствие. Я рад, что вы заглянули, Кэсл. Знаете, а доктор Персивал в самом деле немного меня напугал. У меня было такое впечатление, что он не все мне говорит. Ведь это же будет ужасно, верно, если меня решат послать в Л.-М., а он не пропустит. И еще я одного боюсь… они с вами не говорили обо мне?

— Нет. Вот только Дэйнтри спросил сегодня утром, доволен ли я тобой, и я сказал — абсолютно.

— Вы хороший друг, Кэсл.

— Это всего лишь дурацкая проверка службы безопасности. Помнишь тот день, когда ты встречался с Синтией в зоопарке… я сказал им, что ты был у дантиста, тем не менее…

— Да. Я из тех, кого всегда прищучивают. А ведь я редко нарушаю правила. Наверно, считаю, что в этом проявляется лояльность. Вот вы — другой. Стоит мне один-единственный раз взять с собой донесение, чтоб почитать за обедом, — и я попался. А вы, я видел, выносите их без конца. Вы идете на риск — как, говорят, вынуждены идти священники. Так что, если утечка произошла по моей вине, — хотя, конечно, неумышленно, — я приду к вам исповедоваться.

— В расчете, что я оглушу тебе грехи?

— Нет. Но в расчете на некоторую справедливость.

— Тогда ты ошибаешься, Дэвис. Я не имею ни малейшего представления о том, что значит «справедливость».

— И вы приговорите меня к расстрелу на заре?

— О нет. Я всегда готов отпустить грехи людям, которые мне по душе.

— Выходит, настоящая-то угроза нашей безопасности — это вы, — заметил Дэвис. — И сколько же времени, вы думаете, продлится эта чертова проверка?

— Наверное, пока не обнаружат утечки или не решат, что никакой утечки вообще не было. Возможно, в Пятом управлении какой-то господин принял слушок за истину.

— Или какая-то дама, Кэсл. Почему это не может быть женщина? Это вполне может быть одна из наших секретарш, если ни я, ни вы, ни Уотсон тут ни при чем. У меня при одной этой мысли мурашки идут по телу. Синтия на днях обещала поужинать со мной. Я поджидал ее «У Стоуна», а за соседним столиком сидела хорошенькая девушка и тоже ждала кого-то. Мы обменялись улыбочками: ведь нас обоих подвели. Так сказать, товарищи по несчастью. Я уже собрался было заговорить с ней — в конце концов, Синтия ведь надула меня, — а потом у меня возникла мысль: а может, мне подставили эту девчонку, может, они слышали, как я заказывал столик по телефону с работы. Может, Синтия не пришла, потому что ей приказали. А потом, кто бы вы думали, явился и сел за столик к девушке, — догадайтесь, кто, — Дэйнтри!

— Это была, по всей вероятности, его дочь.

— В нашем заведении используют ведь и дочерей, верно? До чего же идиотская у нас профессия. Никому нельзя доверять. Я не доверяю теперь даже Синтии. Вот она перестилает мне постель, а сама бог знает чего там ищет. Найдет же она только вчерашние хлебные крошки. Они еще и их подвергнут анализу. Ведь в крошке может быть запрятана микрофишка.

— Я не могу больше у тебя сидеть. Почта из Заира пришла.

Дэвис поставил на стол стакан.

— Черт знает что — даже у виски вкус стал другой, с тех пор как Персивал напичкал меня этими мыслями. А как вы думаете, есть у меня цирроз?

— Нет. Просто не перегружайся какое-то время.

— Это легче сказать, чем сделать.

Когда мне все осточертевает, я пью. Вам вот повезло — у вас есть Сара. Кстати, как Сэм?

— Он без конца спрашивает про тебя. Говорит, никто не умеет так играть в прятки, как ты.

— Славный маленький паршивец. Хотелось бы и мне иметь такого паршивца — только от Синтии. Надежды, надежды!

— Климат в Лоренсу-Маркише не очень подходящий…

— О, говорят, вполне о'кей для детишек до шести лет.

— Что ж, Синтия, пожалуй, начинает сдаваться. В конце концов, ведь это она перестилает тебе постель.

— Да, заботиться она, я думаю, будет обо мне как мать, но она из тех девчонок, которые все время хотят кем-то восхищаться. Ей бы кого посерьезнее — вроде вас. А моя беда в том, что в делах серьезных я не умею вести себя по-серьезному. Как-то стесняюсь. Вот вы можете себе представить, чтобы кто-то стал восхищаться мной?

— Сэм же восхищается.

— Сомневаюсь, чтобы Синтии нравилось играть в прятки.

В эту минуту в комнату вошла Синтия. И сказала:

— Все твои простыни были сбиты в кучу. Когда тебе в последний раз перестилали постель?

— Уборщица приходит к нам по понедельникам и пятницам, а сегодня — четверг.

— Почему ты сам ее не перестелишь?

— Ну, я натягиваю на себя одеяло, когда ложусь, — больше мне ничего и не надо.

— А эти типы из окружающей среды? Куда они смотрят?

— О, они натасканы не замечать загрязнения, пока их официально об этом не известят.

Дэвис проводил обоих до дверей. Синтия сказала:

— До завтра. — И пошла вниз по лестнице. А через плечо добавила, что ей нужно сделать еще уйму покупок.

— «Зачем ее взгляд так долог был, Коль она не хотела, чтоб я полюбил…» — процитировал Дэвис.

Кэсл был поражен. Вот уж никак он не ожидал, что Дэвис читал Браунинга [Браунинг Роберт (1812-1889) — английский поэт] — разве что в школе.

— Ну, — сказал он, — я пошел назад, к почте из Заира.

— Извините, Кэсл. Я знаю, как вас раздражает необходимость возиться с этой почтой. Но я не сачкую, правда нет. И дело не в перепое. У меня ноги и руки стали точно из желе.

— Залезай-ка обратно в постель.

— Думаю, так я и поступлю. Сегодня Сэм едва ли получил бы удовольствие от игры со мной в прятки, — добавил Дэвис вслед уходящему Кэслу, перегнувшись через перила. Кэсл уже дошел до самого низа, когда Дэвис окликнул его: — Кэсл!

— Да? — Кэсл посмотрел вверх.

— Вы не думаете, что это может явиться препятствием?

— Препятствием?

— Я бы стал другим человеком, если бы меня послали в Лоренсу-Маркиш.

— Я сделал все, что мог. Разговаривал с шефом.

• Предыдущая
• 32/66
• Следующая