Александр Дюма - Труайя Анри - Страница 3

И все-таки слава Господина Человеколюбца не защищала его от подозрений Комитета общественного спасения. Узнав от доносчиков о случае с гильотиной в Сен-Морисе, грозный Колло д’Эрбуа призвал к себе генерала Дюма и потребовал, чтобы тот объяснил свое «антипатриотическое» поведение. Несмотря на все свои заслуги, Тома Александр рисковал и сам попасть под нож гильотины, он уже так и чувствовал затылком мерзкий холодок. Но мулат был достаточно красноречив для того, чтобы уговорить судей не карать его смертью, и Конвент ограничился тем, что принялся без конца перебрасывать храбреца из одного полка в другой, должно быть, опасаясь, как бы тот, задержавшись надолго на одном месте, не приобрел слишком большого влияния среди войска.

К концу 1794 года, после четырех назначений за двенадцать месяцев, Дюма настолько устал от этой «видимости командования», от тайных интриг и склок между офицерами, что подал в отставку и уехал в Вилле-Котре к жене и ее родным. В течение долгих восьми месяцев он в тиши и томительной праздности перебирал свои разочарования, а 5 октября 1795 года вдруг наметились благоприятные перемены. Конвент срочно призвал его в Париж: революции необходим был решительный человек, способный подавить начавшиеся в столице роялистские волнения. Донельзя счастливый тем, что может снова вступить в бой за правое дело, Тома Александр утер слезы жены, наскоро с ней попрощался и 14 октября прибыл в Париж, чтобы со шпагой в руках защищать республику.

Но опоздал! Как раз накануне молодой и никому до тех пор не известный генерал по имени Наполеон Буонапарте расстрелял «врагов» у церкви Сен-Рош и благодаря этому мгновенно прославился. Конвент был спасен, пост командующего внутренними войсками достался подавившему мятеж победителю – немыслимо честолюбивому, как о нем говорили, корсиканцу.

Надеясь заглушить разочарование и досаду, Тома Александр отправился сражаться в Арденны, потом на Рейн. В феврале 1796 года взял отпуск, чтобы присутствовать при рождении второй своей дочери, Луизы Александрины, которую зачал в прошлом году, удалившись от дел в Вилле-Котре, а после отпуска вернулся в армию, довольный тем, что одинаково успешно исполняет свой долг и на поле боя, и в тылу. Однако, к несчастью, слабенькая, болезненная девочка умерла, не прожив и года…

В октябре 1796-го Тома Александр вернулся к милой его сердцу Альпийской армии, но на этот раз – под начало Бонапарта, успевшего к тому времени переименоваться на французский лад, выбросив «у», которое придавало его фамилии чересчур итальянское звучание.

Подвиги тридцатичетырехлетнего «ветерана» забавляли «новобранца», которому к тому времени сравнялось двадцать семь. Первый был прежде всего стратегом, второй – рубакой. Они дополняли друг друга, не переставая друг другу завидовать. Если Бонапарт одерживал одну победу за другой и приобретал все большую любовь народа, Тома Александр поражал воображение своими героическими деяниями. Один раз он отбил у противника шесть знамен, в другой раз, умело допросив шпиона, расстроил планы австрийцев, и благодаря этому французы покрыли себя славой при Риволи, в третий – во главе своих войск одержал победу над армией Вурмзера. В том, последнем по времени, бою под ним дважды убивали коней, его самого уже считали погибшим, но счастливая звезда помогла ему остаться невредимым. Годом позже, в Тироле, храбрец в одиночку остановил на мосту под Клаузеном целый австрийский эскадрон. Мост был очень узким, вражеским всадникам негде было развернуться, больше двух человек одновременно проехать не могли, и Дюма так и рубил их попарно – по мере приближения. Из этой череды поединков он вышел с тремя ранами, плащ его в семи местах был пробит пулями. Австрийцы прозвали неустрашимого мулата Schwartz Teufel– Черный Дьявол. Бонапарт, понимая, что Дюма может немало помочь ему в политике завоеваний, призвал отважного воина в Италию и назначил губернатором провинции Тревизо. Несмотря на то что генералу Дюма было куда привычнее размахивать саблей, чем разбирать бумаги, он оказался настолько заботливым и совестливым правителем, что муниципалитет Тревизо положил ему триста франков в день на расходы, а жители города иначе и не называли, как другом и благодетелем. После подписания мирного договора в Кампоформио 18 декабря 1797 года Тома Александр испросил отпуск и уехал к семье в Вилле-Котре, где его просто-таки увенчали лаврами.

Что же, получается, героическая эпопея на этом и закончилась? Ничего подобного! Ненасытный Бонапарт уже готовился к походу на Восток. Решив назначить генерала Дюма командующим кавалерией, он срочно вызвал героя прошлых сражений в Тулон, куда тот, предчувствуя новые великолепные приключения, немедленно и прибыл. Бонапарт принял его в спальне, рядом с ним в постели лежала Жозефина, которая плакала, отвернувшись к стене, потому что муж отказывался взять ее с собой в Египет. Разговаривая с гостем, Бонапарт нежно похлопывал супругу по заду.

– Вот вы, Дюма, разве берете с собой жену? – ласковым и вместе с тем насмешливым тоном поинтересовался он.

– Конечно, нет, – ответил Тома Александр. – Думаю, жена сильно стесняла бы меня!

– Если нам придется задержаться на несколько лет, – Бонапарт пошел на уступки, – мы вызовем к себе жен. Дюма, который делает одних девчонок, и я, которому даже это не удается, приложим все усилия, чтобы сделать по мальчишке.[5]

Тут он дружески похлопал по плечу боевого товарища…

Оказавшись на африканской земле, генерал Дюма, как и во время прошлых кампаний, не щадил себя. Какой бы противник ни оказался перед ним, он с равным пылом на него набрасывался. Австрийцы, англичане, арабы – не все ли равно? Однако со временем долгий поход в песках стал казаться ему нелепым, более того – бесполезным. На подходе к Каиру армия страдала от голода и жажды. Некоторые офицеры начали задаваться вопросом, зачем они отправились в этот негостеприимный край. Как-то вечером Тома Александр, собрав в своей палатке нескольких генералов и предложив разделить с ним три жалких арбуза, осмелился вслух сказать о том, что не одобряет опасную и дорогостоящую кампанию, начатую только ради того, чтобы удовлетворить честолюбие одного-единственного человека. Разумеется, эти слова дошли до ушей Бонапарта, и после битвы у Пирамид, после того, как французы победителями вошли в Каир, он вызвал к себе Дюма и стал упрекать в том, что он деморализует войска. Признает ли он свою вину?

– Да, – гордо ответил обвиняемый, – я действительно говорил, что ради славы и чести родины готов обойти весь свет, но и шагу бы не сделал, если бы речь шла лишь об удовлетворении ваших прихотей!

Бонапарт, выслушав ответ, и бровью не повел, только прошептал:

– Слепец тот, кто не верит в мою счастливую звезду!

Едва простившись с неумолимым корсиканцем, Тома Александр понял, что обзавелся врагом на всю жизнь. Разочарование и печаль лишили его желания служить под знаменами этого человека. Тем не менее он испытал прилив энергии, узнав о том, что часть арабского населения восстала против французских завоевателей, и, вскочив на коня, с саблей наголо принялся теснить толпу до самых дверей главной мечети, где укрылись последние мятежники. Правда, после снова впал в сумрачную безучастность и мечтал теперь только об одном: поскорее вернуться во Францию.

Бонапарт долго не решался с ним расстаться, но в конце концов согласился дать Дюма отпуск.

Третьего марта 1799 года Тома Александр отплыл на небольшом корабле «Прекрасная мальтийка» («Belle Maltaise») к берегам Франции. На середине перехода на суденышко налетела сильная буря, корабль дал течь и принужден был укрыться в ближайшем порту, которым оказался Тарент в Калабрии. Но, пока продолжался неудачный переход, между Францией и Неаполитанским королевством вновь вспыхнула война, и потому случилось так, что пассажиров, которые, сами того не зная, высадились на вражеской территории, немедленно заключили под стражу. В том числе, естественно, и генерала Дюма. В течение двух лет Тома Александр терпел жестокое обращение своих тюремщиков, впадая поочередно то в ярость, то в уныние. Несколько раз тюремщики пытались его отравить. Мышьяк, который подмешивали ему в еду, вызвал у этого человека, до тех пор не знавшего никаких болезней, расстройство пищеварения, неукротимую рвоту, затем он оглох на правое ухо. Врач под предлогом необходимого для облегчения страданий больного кровопускания перерезал ему сухожилие на ноге. Только могучий жизненный инстинкт помешал узнику лишить себя жизни! Но наконец пятого апреля, после того, как было заключено перемирие, генерала Дюма обменяли на знаменитого генерала Мака, которого австрийский император выдал неаполитанцам. Состояние Тома Александра к этому дню стало таким жалким, что он не был уверен в том, узнают ли его близкие.