Тихий американец - Грин Грэм - Страница 39

• Предыдущая
• 39/43
• Следующая

«Вы правы. Я видел Пайла в ту ночь, когда его убили».

По дороге к набережной Митхо я встретил несколько санитарных машин, направлявшихся из Шолона к площади Гарнье. Слухи разносятся быстро; об этом можно было догадаться по лицам прохожих: они с недоумением оборачивались на тех, кто, как я, ехал со стороны площади. Но когда я достиг Шолона, я уже обогнал слухи: жизнь там была оживленной, привычной, еще ничем не нарушенной, — люди пока не знали.

Я разыскал склад мистера Чжоу и поднялся к нему домой. Со времени моего последнего визита здесь ничего не изменилось. Кошка и собака перепрыгивали с пола на картонки, а оттуда на чемодан, как шахматные кони, которые никак не могут сразиться друг с другом. Младенец ползал по полу, а два старика все еще играли в маджонг. Недоставало только молодежи. Едва я появился в дверях, как одна из женщин принялась наливать мне чай. Старая дама сидела на кровати и разглядывала свои ноги.

— Мсье Хена, — попросил я. Покачав головой, я отказался от чая: у меня не было настроения снова затевать это долгое и горькое чаепитие.

— Il faut absolument que je vois M.Heng note 45. — Я не мог объяснить им, как срочно мне нужно видеть мсье Хена, но, кажется, решительность, с которой я отказался от чая, вызвала в них какое-то беспокойство. А может, как и у Пайла, у меня была кровь на ботинках. Во всяком случае, одна из женщин повела меня вниз по лестнице, а потом вдоль двух людных, увешанных китайскими вывесками улиц, к дверям лавки, которую на родине у Пайла назвали бы «салоном похоронных процессий». Лавчонка была загромождена каменными урнами для праха китайских покойников.

— Где мсье Хен? — спросил я у старика китайца в дверях. — Мсье Хен.

То, что я здесь видел, достойно завершало этот день, который начался с осмотра эротической коллекции плантатора и продолжался среди мертвецов на площади. Кто-то подал голос из задней комнаты, китаец посторонился и пропустил меня внутрь.

Сам Хен любезно вышел навстречу и провел меня в маленькую комнатушку, уставленную по стенам резными черными стульями, которые стоят в каждой китайской приемной, — необжитые, неудобные. Но у меня было подозрение, что на этот раз на стульях сидели, так как на столе еще стояли чайные чашечки и две из них были недопиты.

— Я помешал какому-то собранию, — сказал я.

— Деловая встреча, — уклончиво отозвался мистер Хен. — Пустяки. Я всегда рад вас видеть, мистер Фаулер.

— Я пришел к вам с площади Гарнье.

— Так я и думал.

— Вы слышали…

— Мне позвонили по телефону. Говорят, что покуда мне лучше держаться подальше от мистера Чжоу. Полиция сегодня будет вести себя очень деятельно.

— Но вы же тут совсем ни при чем.

— Полиция обязана найти виновника.

— Это все тот же Пайл, — сказал я.

— Да.

— Он сделал страшную вещь.

— У генерала Тхе такой несдержанный характер.

— Пластмасса — опасная игрушка для мальчиков из Бостона. Кто начальник Пайла, Хен?

— Мне кажется, что мистер Пайл в значительной мере действует на свой страх и риск.

— А кто он такой? ОСС? note 46

— Начальные буквы не играют большой роли.

— Что мне делать, Хен? Его надо унять.

— Напишите правду. Но, может быть, это трудно?

— Моя газета не интересуется генералом Тхе. Она интересуется только такими, как вы, Хен.

— Вы в самом деле хотите унять мистера Пайла?

— Вы бы только его видели, Хен! Он стоял и объяснял мне, что это досадная ошибка, что там должен был быть парад. Он сказал, что прежде чем идти к посланнику, ему надо почистить ботинки…

— Конечно, вы могли бы рассказать все это полиции.

— Она тоже не интересуется Тхе. Разве она посмеет тронуть американца? Он пользуется дипломатической неприкосновенностью. Окончил Гарвард. Посланник очень им дорожит. Хен, понимаете, там была женщина… Ее ребенок… Она-прикрыла его своей соломенной шляпой. Не могу забыть. И еще другой ребенок, в Фат-Дьеме…

— Успокойтесь, мистер Фаулер.

— Что еще взбредет ему в голову, Хен? Сколько бомб и сколько мертвых детей можно получить из одной бочки диолактона?

— Вы согласны помочь нам, мистер Фаулер?

— Он сослепу вламывается в чужую жизнь, и люди умирают из-за его глупости. Жаль, что ваши не прикончили его на реке, когда он плыл из Нам-Диня. Судьба многих людей была бы совсем другой.

— Я с вами согласен, мистер Фаулер. Его необходимо унять. У меня есть предложение. — Кто-то осторожно кашлянул за дверью, а потом шумно сплюнул.

— Не могли бы вы пригласить его сегодня вечером поужинать во «Вье мулен»?. Между половиной девятого и половиной десятого…

— Зачем?..

— Мы с ним побеседуем по дороге, — сказал Хен.

— А если он будет занят?

— Пожалуй, лучше, если вы попросите его зайти к вам, скажем, в шесть тридцать. Он в это время свободен и несомненно придет. Если он согласится с вами поужинать, подойдите к окну с книжкой, словно вам темно.

— Почему именно во «Вье мулен»?

— «Вье мулен» стоит у моста в Дакоу; надеюсь, мы там найдем местечко, чтобы поговорить без помехи.

— Что вы с ним сделаете?

— Вы ведь не хотите этого знать, мистер Фаулер. Обещаю вам, мы поступим с ним так деликатно, как позволят обстоятельства. — Невидимые друзья Хена зашевелились за стеной, как мыши. — Вы поможете нам, мистер Фаулер?

— Не знаю, — сказал я. — Не знаю.

— Рано или поздно, — объяснил мне Хен, и я вспомнил слова капитана Труэна, сказанные им в курильне опиума, — рано или поздно человеку приходится встать на чью-нибудь сторону. Если он хочет остаться человеком.

Я оставил Пайлу записку в посольстве с просьбой прийти, а потом зашел в «Континенталь» выпить. Обломки были убраны; пожарная команда полила площадь из шлангов. Мне тогда и в голову не приходило, какую важную роль будут играть в моей жизни каждая минута, каждое мое движение. Я даже подумывал, не провести ли мне в баре весь вечер, отказавшись от назначенного свидания. Потом я решил припугнуть Пайла, что ему грозит опасность, — какова бы ни была эта опасность, — и заставить его отказаться от своей деятельности; поэтому, допив пиво, я пошел домой, а дома стал надеяться, что Пайл не придет. Я попытался читать, но на полке не было ничего, что могло бы меня увлечь. Мне, наверно, следовало покурить, но некому было приготовить трубку. Я невольно прислушивался к звуку шагов и наконец их услышал. В дверь постучали. Я открыл, но это был Домингес.

— Что вам нужно, Домингес?

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Мне? — Домингес взглянул на часы. — Я всегда прихожу в это время. Телеграммы готовы?

— Простите… совсем забыл. Нет.

— А репортаж о бомбах? Неужели вы ничего не хотите сообщить?

— Составьте телеграмму сами. Я там был и не знаю, что со мной случилось, я словно контужен. Мне трудно думать об этом телеграфным языком. — Я щелкнул комара, зудевшего у меня над ухом, и заметил, что Домингес вздрогнул. — Не волнуйтесь, я его не убил. — Домингес болезненно усмехнулся. Ему трудно было объяснить свое отвращение к убийству, — в конце концов, он ведь был христианин, один из тех, кто научился у Нерона превращать живых людей в свечки.

— Вам ничего не нужно? — спросил он. Он не пил, не ел мяса, не убивал. Я завидовал кротости его духа.

— Нет, Домингес. Дайте мне сегодня побыть одному. — Я следил из окна за тем, как он пересекает улицу Катина. У тротуара, как раз под моим окном, остановился велорикша; Домингес хотел его нанять, но рикша покачал головой. Он, видно, поджидал седока, который зашел в одну из лавок: на этом углу не было стоянки. Взглянув на часы, я с удивлением увидел, что прошло всего каких-нибудь десять минут, но когда Пайл постучал, я понял, что не слышал его шагов.

— Войдите. — Но, как всегда, первой вошла собака.

• Предыдущая
• 39/43
• Следующая