Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali" - Страница 27

— Возможно, вы и правы, — медленно проговорил Бес и поднял на меня серьезный взгляд: — Но вы ведь все равно пошли?…

— Пошла. И вы прекрасно знаете, почему.

— Знаю. Безрассудство — не воспользоваться таким шансом, не правда ли?… — он неопределенно взмахнул ушами и закрыл окно. — Наверное, я должен извиниться. На всю эту историю с увольнением я не рассчитывал. Боюсь, Этан… слишком вас недолюбливает.

— Мягко сказано. И вы еще рассчитывали, что я смогу что–нибудь сделать? — саркастически усмехнулась я.

Бэйсеррон слегка поморщился и бросил на меня недовольный взгляд:

— Вы были, образно выражаясь, моей последней надеждой. Или, точнее, предпоследней.

— Предпоследней?

— У меня всегда остаюсь я сам, — угрюмо пояснил он. — И, боюсь, это единственное, что мне осталось.

— Это правда, что вы братья?

— А, вы все–таки это расслышали, — Бес пожал плечами. — В некотором роде. Впрочем, к делу это не относиться.

— Между прочим, я заслужила компенсацию за моральный ущерб.

— И эта женщина наставляет нас в добродетели… Было так плохо?

— По крайней мере, стекла звенели. И мне чуть было не вывихнули плечо.

— Даже так? — брови Бэйсеррона поползли вверх. — Поймите меня правильно, я верю, что вы способны довести его до белого каления, но что вы сделали, если он поднял на вас руку?

— То есть, вы считаете, что во вменяемом состоянии он на это не способен? — уточнила я. — Хочу вас огорчить, весь период нашего знакомства «поднять на меня руку» он пытается постоянно.

— Фарра, вы когда–нибудь слышали, чтобы аристократическое воспитание позволяло бить женщину?

— Очевидно, я недостаточно на нее похожа, — отрезала я. — К слову, говорят, будто вы таскали Тиссу за косы — не далее, как на прошлой неделе. Как это согласуется с аристократическим воспитанием?

— Это от безысходности — кому знать, как не вам, что такое Тисса. К тому же я говорил не про свое воспитание, если помните.

— Значит, вы все–таки не братья?

Пауза. Счетовод сверкнул глазами:

— Фарра, вы — заноза. Вам говорили?

— Буквально пятнадцать минут назад. Не отвлекайтесь, фарр.

— Вы ведь не уйдете просто так? — Бэйсеррон внимательно посмотрел на меня.

— Нет. Я жажду крови.

— Как хотите. Тем более, что это действительно ничем не примечательная история. Брат я ему не родной, а двоюродный по матери. Удовлетворены?

— Нет. Если все так просто, почему об этом никто не знает?

— Фарра, ну какое вам до этого дело? — возмутился счетовод.

— Считайте это местью. А вообще, как последовательница Смерти, я стремлюсь к знаниям. Хотите, натравлю ее и на вас?

— Знаете, теперь я понимаю брата, — Бес вздохнул и раздраженно дернул ухом. — Не знает об этом никто главным образом потому, что моя матушка умудрилась прижить меня неизвестно от кого и подкинула сестре, а сама на данный момент обитает в психиатрической клинике. Надеюсь только, что вашей совести хватит не трепать об этом примечательном факте моей биографии на каждом углу.

— Обо мне всякое говорят, но, насколько я знаю, о том, что я нарушаю тайну исповеди — нет. Хотя, строго говоря, вы это заслужили. Все мои неприятности последних дней происходят исключительно с вашим участием — от увольнения до возникновения вот этой премилой вещицы, — я ткнула пальцем в изрядно облинявший под действием мази, но все еще хорошо видный синяк. Не заметив следов раскаяния, я сухо поинтересовалась: — Так что вы собираетесь делать? Развалины ведь пойдут с молотка? Или отойдут короне?

— Милая моя, может, мне выдать вам заодно с ответами на ваши весьма неуместные вопросы личные дела всех сотрудников и номера всех счетов форта?

— А они у вас есть?

— Не смешно, — Бэйсеррон раздраженно хлопнул приоткрывшейся от ветра рамой. — Все эти неприятные дела касаются исключительно руководства форта, и мой вам совет — не лезьте в них, если не хотите утопить нас еще глубже. И утонуть сами. Знаю, знаю, — махнул он рукой на мои попытки вставить слово. — Вы работаете в Корпусе и уже не работаете здесь. Но, поверьте мне, это мало кого заинтересует. Тот факт, что ни я, ни комендант уже не можем сделать вам ни одной существенной пакости в ответ на ваши выходки, не значит, что этого не сможет сделать кто–нибудь другой, — он опустился на стул, сложил пальцы домиком и поднял на меня глаза. — Это не угроза, просто примите к сведению.

— Чудесно. Теперь я понимаю, что кое–кого следует забрать с собой.

— Сказать Рутте готовить документы на увольнение и вашего кавалера с братом?… Огромное спасибо, фарра, в такое время вы оставляете форт без врача и старшего мастера.

— Если все так пойдет и дальше, они ему очень скоро не понадобятся, — индифферентно заметила я, поворачиваясь к двери. — Всего хорошего, фарр. Возникнет желание пообщаться со Звездой, обращайтесь в город. Там есть пара храмов.

— А вы?

— А я буду там же — или где–то поблизости. Хочу наблюдать извержение вулкана из первых рядов, — я остановилась в дверях, обернулась: — И, фарр, откуда у вас этот нездоровый интерес к моей личной жизни? Похоже, вам действительно нужно в храм.

И, не дожидаясь ответа, вышла.

Снова подхватила ящик, рюкзак и «байку», закинула лямки на плечо и вышла в коридор, столкнувшись в дверях с Зимой.

Завидев меня, парень попятился, злобно зашипел, прижал уши, и, демонстративно развернувшись, пошел обратно. Я посмотрела на часы и хмыкнула: до конца смены действительно оставался еще час.

Кстати, о часе.

Коменданту сейчас явно не до меня, поэтому можно не слишком спешить.

— Фарра!

Я обернулась. Навстречу мне по коридору шла вездесущая Атка, задумчиво выдергивая из косички соломины.

— Там вам… то есть к вам что–то пришло. Из связной просили передать. А фигова контора — это Корпус, да? — бесхитростно вопросил ребенок.

Я развела руками и бодро зашагала к связной башне. «Фигова контора» в кой–то веки не зажала ответ. Поразительно. И главное — на редкость вовремя.

Мое неверие вполне оправдалось при взгляде на означенный документ, или, точнее, писульку. Скушав код доступа, файл открыл моему взгляду полторы страницы текста, треть из которых занимала шапка. Ни имени, ни фамилии, никаких личных данных, кроме голографии. Звезда моя, да он что — матерый рецидивист или особо опасный для Короны политический преступник, что его данные зашифрованы в такой степени?…

Я внимательно вгляделась в голографию.

Совсем мальчишка, ровесник Зимы. Наверное, поступил в Академию сразу после школы. Южанин, самый обыкновенный, черноволосый и желтоглазый, с золотистой смуглой кожей. Если не считать его теперешнего цвета и худобы, лицо то же, хотя теперь, естественно, и выглядит взрослее… Но неужели настолько?…

Я нахмурилась и поискала в тексте дату поступления на Калирийские Шахты.

…Двадцать два года. Двадцать два года назад.

Мой взгляд по инерции заскользил до конца страницы, пока не наткнулся на дату выбытия. Девятилетней давности.

Я лихорадочно пробежала глазами текст. «Переведен в спецраспределитель Центра». И все. Ни причины, ни источника запроса. И уж тем более это — не освобождение.

Я прокрутила документ до конца. Да, никаких отчетов из Центра, никаких следов действительного перевода в другую колонию. ГДЕ он был девять лет, если сбежал (пусть меня пристрелят, если это не так) из этого «где» только несколько месяцев назад? Даже если допустить, что и в этом он соврал, то в любом случае на свободе парень не больше года. За более долгий срок он уже успел бы где–нибудь осесть и более–менее устроить свою жизнь, либо затерявшись в большом городе, либо добравшись до какого–нибудь дремучего захолустья.

Что, собственно, он и сделал…

Засекреченные документы, уходящие в воду концы… Я наконец посмотрела на строку приговора, надеясь найти ответ хотя бы в ней, и нашла только нелепость. Естественно, пожизненный. А вот за что… Я ругнулась сквозь зубы.

В результате халатности одного из студентов, подрабатывавших лаборантами в испытательной биологической лаборатории Академии, случилась утечка опасного вируса, проредившего трущобы Солярики так, как это не смогла сделать ни одна полицейская облава.