Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali" - Страница 65

— Не имею, — его голос поскучнел. — Но увольняться не буду. И в другой город не переведусь.

— Я не имела в виду…

— Имела. Последнее, чего я боюсь — так это смерти. Уж если жизнь наперекосяк, так лучше не затягивать, правда? — он криво, невесело улыбнулся. — В древности ремены верили, что, умерев в бою, попадут на небеса. Если все–таки придется стоять над моим гробом, пусть тебя утешает то, что бесам я не достался.

Гравилет мягко кивнул носом, затормаживая у проходной.

— Спасибо, утешил. Мой разрыв сердца над этим гробом будет на твоей совести, дурак! — я резко дернула дверцу и соскочила вниз.

Щелкнула дверца с другой стороны. Между землей и днищем мелькнули форменные сапоги.

— Это получше, чем стоять у твоего гроба, — Тайл обошел гравилет. — А это счастье я не так давно уже почти прочувствовал.

— Это моя работа!

— Вот именно. И моя тоже.

Я помолчала.

— Ладно. Буду молиться за нас обоих, чтобы никому не было обидно. И… Дай знать, если появятся еще такие трупы. Или окажется, что этот был не первый.

— Если будет возможность узнать, — Тайл сощурился на заходящее солнце. — Смотри, не опоздай.

— Намек ясен. Спасибо, что подвез, — я кивнула на прощанье и зашагала к проходной. За спиной хлопнула дверца, взрыкнули двигатели. Улетел.

— Надо же, а вы действительно встречались с мужем.

Я подняла голову. У проходной стоял майор, с традиционно–отрешенным видом высматривая что–то на горизонте.

— А ваш сержант утверждал, что вы соврали.

Я задохнулась. Ну сержант, ну скотина!!!…

Ничего не ответив, я шмыгнула мимо поста и отправилась в казарму, нецензурной бранью оплакивая впустую выброшенный день свободы, который таких трудов стоило заполучить.

А ночью ворочалась до третьей вахты.

У моих ног плещется море, море крови. Дорога, которую показала мне богиня на склоне лета. Дорога для меня и тех, кто был со мной.

Тайл, мне страшно за тебя.

— Морровер!

— Держу! — я поймала извивающееся тело и бросилась к выходу. За спину полетели осколочные снаряды. Последним рывком мы выскочили наружу, упали на землю за низким каменным бортиком и закрыли головы руками.

От грохота завибрировала земля, с каким–то жалобным лязгом подломились перекрытия, и треть крыши с вязкой медлительностью провалилась внутрь. По спинам застучали осколки.

Зашипела сквозь зубы Ровин — с нее содрали шлем, рассадив полголовы от виска до затылка, и рук не хватало, чтобы прикрыть ее полностью. Я лежала на взбрыкивающем со звериной одержимостью тельце, остервенело прижимала его к земле и пыталась перекричать помехи в эфире.

Минут через пять мы наконец смогли подняться, а дайр сопровождения — подлететь поближе. Слава богам, что в этой пустой бетонной коробке нечему было гореть, иначе лежать бы нам здесь до вечера…

Коробка была заброшенным ангаром для грузовых дайров, и не принадлежала, фактически, никому. Только это факт позволил четверым солдатам решить проблему крупнейшей стаи за всю нашу деятельность настолько радикально. Эффективность, впрочем, сомнению не подлежала.

Я рывком перекинула «объект» через плечо и понесла к дайру. С другой стороны сюда бежали наши с сержантом во главе — очередная сумасшедшая по данным разведки находилась на два ангара дальше. А мы всего лишь проверяли…

Мужчины в форме СБ Центра осторожно приняли у меня безвольно обвисшее тельце.

— Проверить все ангары! Быстро! — прозвучал в наушнике голос майора. — Первая группа — десятый ангар, вторая…

Я побежала к нашей лежке, подобрав «мать» у все того же бортика. Ровин с залитым кровью лицом слепо шарила в осколках в поисках своей, отмахиваясь от сержанта.

— Без нее идите!

Я кивнула и, пробегая к десятому ангару мимо дайра, мельком заглянула внутрь. Сумасшедшие стремительно молодели — в этот раз мы ловили девочку–подростка. Сэбэшники укладывали ее на койку, стягивая курточку с плотно натянутым на голову капюшоном. Лицо открылось, и я застыла, примерзнув к месту.

— А… Как же… — взгляд заметался, я рванулась за уже вставшим на крыло дайром. Обдало горячим ветром, я качнулась, с трудом удерживаясь на ногах.

Не может быть, не может такого быть…

Не дает сотрясение таких длительных галлюцинаций. А я видела ее слишком хорошо — девочку, которая два дня назад кричала над трупом в переулке.

Неужели болезнь развивается так быстро? Неужели?…

Все остальные ангары были пусты. И только на обратном пути, с размаху наступив на лужу крови, сержант прошел до конца короткого захламленного проулка между ангарами.

Уже проталкиваясь вперед через кольцо сослуживцев, я знала, что увижу. Другой переулок, другой район… И те же веером разлетающиеся по стенам бурые брызги, и неузнаваемая груда на земле. Я прикрыла глаза и отошла, чтобы не слышать удивленного оханья парней. Неужели это и в тот раз была она? Неужели?…

Мысли мешались, я уже не понимала ничего.

В казарме, стягивая броню, я обнаружила, что мне звонили. И не один раз.

Тайл.

Уронив куртку мимо кровати, я лихорадочно забарабанила по клавишам переговорника.

— Ты звонил?…

— Да. Лучше сядь, — голос в наушнике был усталым. — Три трупа вчера. Восемь сегодня. Шесть из них в моем районе, — он замолчал. — Ни один маньяк не сможет сделать такого, разве что их…

— Стая?… — упавшим голосом отозвалась я. Тихо спросила: — Тайл, какой у тебя район?

Он помолчал и наконец медленно проговорил:

— Восточные окраины. Это бывший заводской район. Много…

— … пустых складов, заброшенных корпусов и ангаров, — закончила я и закрыла лицо руками. — Боги, прибудьте с нами…

— Я предупредил следователя, ведущего дело, чем это может обернуться, но не думаю, что мне поверили, — ироничный смешок. — Я ведь всего лишь ремен. И обычный патрульный.

— Хорошо, — с трудом проговорила я севшим голосом. — Я скажу… Я поговорю с сержантом. Может быть, еще кое с кем. Держи меня в курсе, ладно?

— Хорошо. Не поставляйся под пули. И под зубы — тоже.

Он отключился. А я выбежала на улицу, как была — в одной майке и штанах с пластинами брони. Голые руки и шею стегануло холодным ветром — холодало стремительно, не по сезону рано, заставляя надевать свитера под форменные куртки.

Сержанта удалось найти только через час. При виде меня он разразился руганью — за внешний вид, за тонкую безрукавку, за посиневшие от холода губы, за то, что уже час никто не может меня найти. А услышав, почему, замолк и задумался, кривя губы.

— Иди оденься, Морровер. Я передам, куда следует, — он развернулся и зашагал к офицерской казарме. Бросил через плечо: — Следи там… На всякий случай. Если еще не поздно…

Я поежилась и побрела в казарму, щурясь на все то же, рыжее, солнце, не дающее тепла.

— Восемнадцать.

— Ясно.

— Двадцать девять.

— Да.

— Сорок четыре.

— Поняла.

— … Не вздумай умереть.

— …

Ты тоже.

Майор мерил шагами тесную комнатушку, выделенную под отрядную, смотрел в никуда и морщился, как от зубной боли. Аккуратно, волосок к волоску, заплетенная коса хлестала по спине, будто живая.

— Ситуация приближается к критической, — ровный, равнодушный голос заполнял крошечное помещение, отражаясь от стен. — По тревоге подняты силы внутреннего охранения и полиция, патрули усилены. Наша задача в данной ситуации…

Облитые кислотой трупы перестали удивлять полицию меньше, чем за неделю. Общее количество перевалило за сотню еще вчера, и продолжало увеличиваться в геометрической прогрессии, хотя и казалось, что это невозможно.

Группа отлавливала сумасшедших в ту же ночь, когда поступала ориентировка. Осечек не было. Потери — уже да.