Город, где умирают тени - Грин Саймон - Страница 23

• Предыдущая
• 23/122
• Следующая

Эриксон тихонько вздохнул и, не таясь, огляделся по сторонам. Никто из родных Де Френца не явился на похороны. Однажды пройдя это испытание, они не изъявили желания его повторить. Шериф говорил с родней покойного накануне — они были вежливы, но непреклонны. Последнее «прости» они уже сказали человеку, которого знали, и отказались принимать какое-либо участие в судьбе того, кто вернулся из мертвых, назвавшись Лукасом. Кто-то из родственников прислал средней величины венок, но на нем была ленточка лишь с фамилией их родни без указания имени отправителя. Прислоненный к надгробию, венок казался маленьким и сиротливым в своем одиночестве. Больше цветов не было. Может, и мне следовало купить цветы, подумал было шериф. Давненько он не посещал похороны и связанный с ними этикет припоминал смутно. А затем он вдруг подумал, что мэр тоже пришла без цветов, и успокоился. Рия всегда знала, что и как надо делать.

За исключением шерифа, мэра и священника, единственными наблюдателями были двое могильщиков, стоявших на почтительном расстоянии и потягивавших на двоих одну сигарету. Они тихо переговаривались — слова заглушались громким и монотонным гудением священника. Оба были высокими, мускулистыми и, как казалось Эриксону, совсем не похожими на могильщиков. Не то чтобы он твердо был уверен, как именно должны выглядеть кладбищенские рабочие, — в его смутном представлении они должны были стоять, облокотившись на лопаты. Однако нигде поблизости лопат видно не было. Наверное, такие предметы старательно убирались с глаз до тех пор, пока безутешные близкие не уйдут — дабы не расстраивать их сверх меры. Эриксон кисло улыбнулся: лично его бы не расстроило, даже если б сюда пригнали экскаватор. Он поймал на себе строгий взгляд священника — будто тот подозревал шерифа в недостойно малом внимании к церемонии. Чуть выпрямившись, Эриксон сотворил наилучшее свое «должностное» выражение лица, с тоской гадая, как долго еще осталось терпеть до обеда.

Дерек и Клайв Мандервилли, могильщики и чернорабочие кладбища Всех Душ, а также доброй полудюжины других мест, терпеливо ожидали окончания церемонии, чтобы приступить к следующей работе. День выдался холодный, хмурое серое небо грозило дождем и мокрым снегом, но братья знали: раз уж их вызвали — трудиться им в поте лица Что копать могилу, что закапывать — все одинаково тяжело, хотя мало кто ценил такой труд.

Было много причин, по которым люди не очень-то жаловали могильщиков, частенько говаривал Дерек своему младшему брату Клайву. Особенно в таких городах, как Шэдоуз-Фолл (даже если, говоря техническим языком, подобных городов больше не существовало), где не было уверенности в том, что человек упокоится в том месте, где его закопали. Семь потов с тебя сойдет, пока ты им выроешь яму, аккуратненько их уложишь, зароешь и разровняешь все так же аккуратненько и с уважением, а потом вдруг — на тебе: опять выкапывать, опять грязь разводить.

Дерек считал, что надо принять закон, запрещающий подобные безобразия, на что Клайв непременно отвечал, мол, очень даже может быть надо, да только скорее всего новеньким ожившим покойникам до этих законов как до лампочки. Точно, говорил Дерек, решительно кивая головой, будто только что заимел особую точку зрения.

«Да, — подумал Клайв, вынимая изо рта сигарету и передавая брату, — бывает, что и Дерек выдает толковую мысль».

— Пожалуй, стоило раскопать чуть пошире, — сказал Дерек, принимая у брата сигарету. — Может, если на него навалить еще полтонны грязи, он больше не вылезет?

— Думаешь?

— Я не знаю, да только он у меня не первый, кто вылезает, — посетовал Дерек. — Леонарда Эша мы тоже закапывали. Помнишь Эша, три года назад? Классный такой гроб из красного дерева с золоченым орнаментом. Красота. Три года тому мы опустили его в яму и завалили землей, а на днях гляжу — Эш разгуливает по городу, как ни в чем не бывало. Некоторые совершенно не ценят, сколько ты для них сделал.

— Ты прав, — согласился Клайв, поглядев на Рию и подумав, ценит ли она их труд. Держалась она так, будто ценит.

Глухо проворчав, Дерек мрачно покачал головой:

— Они так резво повалили обратно, что я теперь и не знаю, зачем вообще мы заколачиваем крышки гробов. Понаделать крышки на петлях — и всего делов.

— Может, вернешь сигарету-то?

— Если забыл — так сегодня твоя очередь покупать новую пачку. Стой и жди очереди… Не помнишь, как звали этого?

— Де Френц. Вообразил себя ангелом.

— Мания величия, — фыркнул Дерек. — Вот что я тебе скажу, Клайв, причем бесплатно. Если он еще раз встанет из гроба, я размозжу ему лопатой голову. Копать ему могилу я больше не собираюсь.

Получив наконец от Дерека дюймовый окурок, Клайв кивнул. Братья немного помолчали, слушая, как сворачивает службу отец Кэллеген. Прекрасный оратор, этот Кэллеген. Что за вдохновенные слова. Во всяком случае, Клайву они показались вдохновенными. Половина из них была на латыни. Но звучали они так проникновенно, а остальное — неважно.

— Слышь, — заговорил Дерек, — если честно, дело даже не в трупах, которые нам прибавляют работы. Помнишь, мы как-то хоронили пустой гроб?

Клайв вздрогнул.

— А что, так и не выяснили, куда подевалось тело?

— Нет. Сами виноваты — нечего было выкапывать. Больше толку было бы оставить всех в покое, да и нам с тобой меньше головной боли. А еще как-то раз мы закопали парня, который был не до конца мертвый.

— К тому времени, как мы его выкопали, — уже был.

— Вот-вот, я сказал тогда в точности то же самое. Он не ладил с властями. Не разделял их чувства юмора

Служба закончилась, и отец Кэллеген произвел серию ритуальных движений над зевом пустой могилы. Как правило, он не одобрял вкраплений белой магии в церковные церемонии, но обряд перезахоронения восставшего из мертвых был довольно специфичен, и священник знал, что делал. Он был ответствен — а в его лице и Церковь — за то, чтобы еще раз не потревожить семью Де Френца и чтобы Лукас Де Френц наконец упокоился с миром. Даже невзирая на то, что покойный был одержимым манией величия безбожником и богохульником. Священник резко взмахнул рукой, и белое пламя опоясало гроб, на веки вечные отрезав его от мира материального и мира духовного. Второй жест — и гроб чуть приподнялся в воздухе и затем, чуть задев стены ямы, плавно погрузился в поджидающую его могилу. Отец Кэллеген приступил к сериям связывающих и оградительных заклинаний, которые будут иметь силу вплоть до Судного дня.

Догадавшись, что служба окончена, шериф кивнул Рии: можно отойти от могилы. С непроницаемыми лицами оба удалились на почтительное расстояние. Похороны всегда оставляют тягостное впечатление на живущих, в особенности когда убийца остается на свободе. Эриксон остановился у чьей-то неухоженной могилы и равнодушно взглянул на надгробный камень — время и непогода не пощадили его, и надпись читалась с трудом: «Я не умер, а лишь уснул».

«Если ты кого и дурачишь — то лишь себя», — подумал Эриксон.

— Ты хочешь показать мне на этой могиле что-то особенное? — спросила Рия.

— Нет, — быстро проговорил шериф. — Но я твердо убежден: последнее слово в деле Лукаса остается за нами. Мы еще столького не знаем, и я терпеть не могу оставлять дела незавершенными. Ведь так и не удалось доказать, чем он на самом деле владел или кто владел им самим.

— А также, — кивнув, продолжила Рия, — мы не выяснили, в чем же заключалась его миссия. Все, что он смог припомнить, — это то, что он был жизненно необходим каждому в Шэдоуз-Фолле. И когда он замораживал тебя своими жуткими глазами, трудно было с ним не согласиться. Лукас заявил, что его память была умышленно заблокирована кем-то неизвестным или какими-то неведомыми силами, так? Мне все больше кажется, что этот человек был жертвой навязчивых идей. Возвращение из мертвых никогда бесследно не проходило для целостности рассудка. Ну ладно, допустим, с ним очень тяжело было находиться в одном помещении, но из этого сложно сделать вывод о том, что он ангел и носитель воли Господней.

• Предыдущая
• 23/122
• Следующая