Город, где умирают тени - Грин Саймон - Страница 42

• Предыдущая
• 42/122
• Следующая

Комната была светла и просторна, обставлена просто и уютно, с довольно свежими на вид картинами на стенах. Медленно и ровно тикали часы на заставленной безделушками каминной полке. Харт скривился. Никогда ему не нравились медленно тикающие часы. Он всегда думал, это у него оттого, что когда-то его привозили к дантисту, в приемной которого были такие вот тикающие часы. Но, возможно, неприязнь эта была родом из прошлого, эхо какого-то далекого страха… Комната казалась такой безмятежной, словно обитатели ее только что вышли и вот-вот вернутся. Мысль эта смутно встревожила Харта, и он невольно оглянулся, почти готовый увидеть кого-нибудь, призрака, например, наблюдавшего за ним. За спиной никого не было. Он вышел из комнаты и тщательно прикрыл за собой дверь.

Джеймс шел по дому, из комнаты в комнату, и ни одна из них не казалась ему хоть каплю знакомой. Всюду царили чистота и порядок, словно здесь только что прошлись тряпкой. Однако, по словам Дедушки-Времени, с момента отъезда семьи Хартов в этот дом не заходил никто, а почему — на этот счет Время высказался довольно туманно. Здесь не было даже пыли… Не было ничего, никаких признаков, по которым можно было определить, изменилось ли что-либо за прошедшие четверть века.

Харт остановился на верхней ступеньке лестницы и гадал, как быть дальше. Он проверил каждую комнату, он брал в руку каждую вещь, возвращая затем на место, и тем не менее по-прежнему память его дремала — дом словно принадлежал чужим людям. Но ведь здесь он провел первые десять лет жизни, должен же он был оставить где-то след своего пребывания. Он долго стоял, нахмурясь и сердито постукивая кулаком по бедру. Смотреть больше нечего… И тут его вдруг осенило, и он резко вскинул голову — люк на чердак!

Харт недолго ломал голову, как его открыть: потянув к себе и раздвинув складную лестницу, он быстро вскарабкался на чердак. На чердаке царили темень и теснота и пахло затхлостью. Но определенно что-то здесь было. Он остро чувствовал это. Протянув руку, Харт довернул в патроне и зажег лампочку, и только после этого осознал, что ему, оказывается, было известно, как здесь включается свет. Он не спеша огляделся. Узкое пространство под скосом крыши было заполнено старыми картонными коробками и множеством бумажных свертков, перевязанных бечевкой. Харт нагнулся над ближайшей коробкой и стянул с нее слой ткани, который прикрывал содержимое: какие-то документы, сложенные в пачки и упакованные в бумажные мешки с пометками дат. Харт вытащил из одного горсть листков и быстро их просмотрел. Налоговые декларации, какие-то подсчеты, банковские квитанции. Харт сложил все обратно. Бумаги ничего ему не открыли. Он повернулся к следующей коробке и сдернул ткань — коробка была полна игрушек.

Харт так и застыл на месте. Все игрушки, какие у вас когда-либо были и которые вы теряли, — оканчивали свой жизненный путь в Шэдоуз-Фолле: и те, что вы однажды сломали, и ваша мать их после этого выбросила; и старая, затисканная игрушка, которую вы любили, пока она не развалилась на части; и первый, трехколесный велосипед. Ничего здесь не пропадало. Все рано или поздно оказывалось в Шэдоуз-Фолле. Такое уж это было место.

Харт опустился перед коробкой на колени и несколько мгновений не отрывал глаз от игрушек, словно боялся: отвернется — они исчезнут. Он запустил руку в коробку и вытянул первое, что попалось: заводной Бэтмен, уродливый, угловатый, изготовленный из крикливо-яркого, прочного и грубого пластика. Стоило Харту повернуть большой ключ в боку куклы, как плоскостопные ее ноги задвигались. Медленно губы Харта расплылись в улыбке. Он вспомнил Бэтмена. Он вспомнил, как сидел перед телевизором и смотрел фильмы о старине Бэтмене с Адамом Уэстом и Бертом Уардом. Час Бэта, канал Бэта. («Джимми, не сиди так близко к экрану, глаза испортишь!») Воспоминания были скоротечны, но отчетливы, как фотографии, сделанные с кинопленки. Он опустил куклу на пол, и Бэтмен услужливо затопал ногами, громко жужжа и переваливаясь с боку на бок. А не живет ли случаем Бэтмен в Шэдоуз-Фолле, мелькнула у Джеймса мысль, и тут же другая: вряд ли. Бэтмен был все еще популярен. Люди пока верили в него.

Следующим из коробки был изъят старый том ежегодника «Далекс» в твердой обложке. Побочный результат сериала «Доктор Кто» времен черно-белого кино, когда он еще казался страшным [11]. Пока Харт медленно листал книгу, в сериях мгновенных узнаваний просыпалась память: о том, как он сидел на кровати ранним рождественским утром и, вместо того чтобы спать, читал новый ежегодник. Проглядывая рассказы, Харт тут же их узнавал, но память его была до странности избирательна: подсказывая содержание книги, она ничего не говорила о том мальчишке, который их когда-то читал.

Автомобили «тандерберд». Джеймс Бонд и его «астон мартин» с катапультой, встроенной в сиденье водителя. Бэтмобиль, вооруженный ракетами и скрытой под капотом бензопилой. Коробка с солдатиками всех родов войск, выглядевших так, будто служба была у них долгая и тяжелая. Пистолет в форме реактивного самолета, стреляющий стрелами с присосками. Фигурки домашних и диких животных вперемешку. Модели поездов, по-прежнему хранящиеся в коробочках. Наборы с монстрами «Аврора».

Воспоминания приходили и уходили, принося поначалу смутные, а затем все более ясные образы маленького мальчика, невысокого для своих лет, робкого и застенчивого, в одиночку игравшего со своими игрушками, потому что по соседству было очень мало ровесников, с кем можно было бы разделить игру. А еще потому, что даже в те годы что-то странное было связано с ним… Харт сел на пол рядом с коробкой, зачерпнув ладонью горсть кирпичиков «Лего» и дав им просочиться сквозь пальцы, как песок в песочных часах. Воспоминания всплывали медленно, отрывочные и несвязные, даря ему ощущения ребенка, которым он был когда-то. Образ получался неполный. Маленького Джеймса Харта берегли и любили, но очень надолго оставляли наедине с самим собой. Ему не удавалось припомнить почему, но щекотал холодок чувства, которое подсказывало Джеймсу: ответ на этот вопрос ему придется не по душе. Все же таилось что-то необычное в его детстве. Что-то необычное в нем самом.

Что-то слишком необычное — даже для Шэдоуз-Фолла.

Неожиданно для себя Харт вздрогнул, ощутив какой-то внутренний трепет. Он задержал дыхание, ожидая, что это вернется и обретет более определенную форму, но ничего не происходило. Харт рассеянно порылся в игрушках, но больше ничего не вспоминалось. Он перевел взгляд на игрушки, разбросанные вокруг по полу, и единственное, что пришло ему в голову, — мысль о коллекционерах, наверняка готовых заплатить целое состояние за весь этот хлам. Даже некоторые наборы «Аврора» так и остались нетронутыми в своих упаковках. Он повертел в руках яркие коробочки со знакомыми изображениями Франкенштейна, Дракулы, Человека-Волка и неожиданно улыбнулся, подумав, что их прототипы находятся где-то здесь, в Шэдоуз-Фолле, на заслуженном отдыхе. Можно даже наведаться к ним и попросить автограф на этих коробках…

Харт собрал с пола игрушки и аккуратно положил их на место. Посмотрел на другие коробки, но желание заглянуть в них пропало. Внутренний голос подсказывал, что ничего он там не найдет. Игрушки позвали его сюда, и он получил все, что можно. Харт спустился по лесенке, затем вновь забрался наверх, вспомнив, что забыл выключить свет. Опять слез и сложил лесенку.

Сойдя на первый этаж, Харт помедлил в задумчивости. Он вдруг остро почувствовал, что не все сделал. Что-то еще поджидало его в этом месте, что-то важное. Он огляделся, и прихожая, открытая и бесхитростная, будто вернула ему брошенный на нее взгляд. Харт медленно двинулся вперед, невольно притягиваемый к зеркалу, висевшему на стене. На него взглянуло его лицо — хмурое и озабоченное. И в то время как Харт смотрел, лицо его неуловимо менялось, и вот уже из зеркала смотрел на него отец. Его отец, помолодевший, напряженно-скованный и, пожалуй, немного испуганный.

• Предыдущая
• 42/122
• Следующая