Охотник за смертью: Судьба - Грин Саймон - Страница 33

• Предыдущая
• 33/119
• Следующая

Неизвестно, чем могло бы все это обернуться, но тут распахнулась дверь, впустив напористого представителя Парламента.

Роберт и Констанция повернулись на звук одновременно и хмуро уставились на вновь прибывшего. Тот помедлил, но, совладав с замешательством, быстро шагнул вперед и вручил Роберту пакет, запечатанный восковой печатью Парламента. Роберт насупил брови, сломал печать и прочел сообщение. Констанция стояла рядом с ним, чуть ли не зримо излучая раздражение. Под конец лицо Роберта утратило всякое выражение: покончив с чтением, он медленно опустил руку с посланием и некоторое время смотрел в никуда. Потом жених встрепенулся, поднял глаза и кивнул:

— Подожди снаружи. Я выйду к тебе через минуту.

Едва за парламентским посланцем закрылась дверь, Констанция взорвалась снова:

— И не думай! Ты понял, что проигрываешь мне спор, и решил смыться под каким-то дурацким предлогом! Что может быть такого важного?..

— Мне надо идти, — прервал ее Роберт. — Я люблю тебя, Констанция.

Наклонившись вперед, он прошептал ей на ухо несколько слов. Никто их не расслышал, но все увидели, как от лица Констанции отхлынула кровь. Она схватила его за руки с таким отчаянием, словно намереваясь удержать, но Роберт, поцеловав ее в лоб, мягко высвободился и торопливо вышел.

Дверь за ним тихонько закрылась. Констанция растерянно огляделась по сторонам, потом заметила работающую камеру Флинна и с весьма решительным видом направилась к Тоби.

— Немедленно скажи мне, что все это не пошло в прямой эфир. Если, конечно, хочешь сохранить голову на плечах.

— В нашем контракте прямо оговорен запрет на прямой эфир, — хмуро ответил Тоби. — Мы просто ведем запись. Возможно, тебе захочется сказать несколько слов для нашей огромной аудитории.

— Нет, черт возьми, не захочется! А сейчас опусти камеру и вынь пленку.

— Ты, наверное, шутишь, — возразил Тоби. — Это первая по-настоящему интересная запись, которую удалось сделать. Я ее не отдам. Здесь вы оба выглядите не разряженными куклами, а живыми людьми.

— Отдай мне пленку или следующий репортаж будешь делать без зубов. Я тебе их вышибу.

Тоби задумался, но, вспомнив, что она носит фамилию Вульф, вздохнул.

— Даже во время восстания мне не приходилось работать под таким неприкрытым давлением. Может быть, мы могли бы обсудить…

— Пленку! Сюда! Быстро! Или…

Учитывая настроение, в котором находилась Констанция, Тоби решил не уточнять, что может включать «или», и кивнул Флинну. Оператор молча извлек из камеры пленку и передал Констанции, которая, взвесив ее в руке, тут же бросила в ближайший утилизатор отходов. После чего сердито огляделась по сторонам.

— Что, вам всем нечем заняться?

Все немедленно напустили на себя озабоченный вид. Констанция вернулась к примерке, но в зеркало смотрела с таким видом, будто мысли ее блуждали где-то далеко.

Флинн перезарядил камеру и с заговорщицким видом кивнул Тоби:

— Не переживай, босс. Эта новая модель снабжена системой страховки. Последние отснятые минуты дублируются в ее памяти на случай повреждения основной пленки. И мне, похоже, удалось поймать кое-что интересное. Последние слова, которые Роберт сказал Констанции.

— Прокрути тихонько, — сказал Тоби. — И сразу же перегони, только по защищенным каналам. Не хочу, чтобы кто-нибудь это засек.

Флинн кивнул и активировал запись: они увидели крупным планом лица Роберта и Констанции, а сверхчувствительный микрофон позволил четко расслышать последние слова жениха.

««Возрожденные» пришли».

Флинн остановил пленку и отключил контакт. Потом они с Тоби посмотрели друг на друга.

— Черт, — тихо выругался Тоби. — Флинн, мы сваливаем. Здесь больше нечего делать, эта свадьба уже не историческое событие. Если Роберт ничего не напутал, исторических событий больше не будет вообще. История человечества подошла к концу.

Роберт отправился в Парламент, рассчитывая получить более обстоятельную информацию. Но его перехватил не самый приятный из его знакомых, кардинал Брендан. Со смертью Би-Би Чоджиро кардинал занял ее место в качестве лица, отвечающего за связи клана с общественностью. Он улыбался, любезничал, говорил простым, доступным языком и втихомолку устраивал важные закулисные встречи и союзы людей, которые обычно ни за что не согласились бы находиться рядом. В последнее время кардинал приобрел большое влияние, и когда он заявил, что должен сказать нечто чрезвычайно важное, Роберту не осталось ничего другого, как согласиться его выслушать.

Он позволил кардиналу увести его в ближайшую пустую комнату и терпеливо подождал, пока Брендан, чтобы им не помешали, устанавливал мощную систему защиты.

Даже пышные церковные одеяния не могли сделать непритязательную внешность прелата впечатляющей. Но Роберт рассматривал его с вниманием. Рослый, худощавый, кардинал обладал совершенно невыразительными чертами лица… Если не заглядывать в его глаза. Мрачные, умные, ничего и никогда не упускающие глаза человека, предающегося глубоким размышлениям о том, о чем большинство людей решительно предпочитает не задумываться.

Нахмурясь, Роберт гадал, какого черта могло понадобиться от него клану Чоджиро именно сейчас и с чего это приспичило так торопиться. По глубокому убеждению Кэмпбелла, ничто из того, что было ему известно, не могло спровоцировать столь навязчивого внимания кардинала.

— Все, готово, — произнес Брендан с любезной улыбкой. — Просто я хотел убедиться, что нас не побеспокоят и не подслушают.

— В чем дело, кардинал? — нетерпеливо перебил Роберт. — Меня ждут в Парламенте. Ад разверзся, если вы этого еще не слышали.

— Пусть с этим разбирается Парламент, непосредственные внешние угрозы относятся к области его компетентности. Парламент несет ответственность за настоящее, тогда как церковь больше волнует будущее. И мы планируем его, шаг за шагом. Парламент следует туда, куда его ведем мы.

— «Мы» — это кто? Чоджиро?

— Нет, Роберт, Блю Блок.

Кэмпбелл медленно кивнул.

— Вообще-то, я мог бы и догадаться. Ну, и чего же хочет от меня самое глубоко законспирированное общество Империи?

— Прежде всего мы хотим напомнить тебе о том, что в молодости ты сам был принят в Блок…

— О пожалуйста! Я пробыл там всего несколько недель и был тут же отозван моей семьей. Меня никогда не посвящали ни в одно из таинств, и у меня нет никаких обязательств ни перед членами Блю Блока, ни перед тобой.

Брэндон непринужденно улыбнулся:

— Никто не может вот так просто взять и распроститься с Блоком. Однажды вступив в него, человек остается в нем до самой смерти. Связующие нас узы реальны и неразрывны, даже если человек о них не помнит.

— Нет никаких уз, — твердо заявил Роберт. — Я слышал о психологической обработке, о том зомбировании, которому вы подвергаете людей. Черный Колледж. Красная церковь. Но у тебя нет власти надо мной, а у меня нет никаких обязательств по отношению к Блю Блоку.

— Но что-то ты все-таки помнишь. Едва ли один человек из миллиона знает о Черном Колледже или Красной церкви. Или Сотне рук. Ты знаешь о них, потому что мы внедрили это в твое сознание. И поверь, это не единственное, что было внедрено нами туда для последующего использования.

— О чем ты толкуешь, Брендан? — проговорил Роберт, схватив кардинала за грудки. — Ты угрожаешь мне? Бог свидетель, если тебе вздумается угрожать мне или Констанции, ты не выйдешь отсюда живым.

— Отпусти меня, Кэмпбелл, — спокойно ответил кардинал. — Я знаю кое-что такое, что необходимо узнать и тебе. Пока не стало слишком поздно.

Терпеливо дождавшись, пока Роберт, взяв себя в руки, отпустит его, кардинал нарочито неторопливо расправил свое одеяние и сказал:

— Тебе следует научиться контролировать себя, Кэмпбелл. Это один из первых навыков, которые мы прививаем в Черном Колледже. Наряду с терпением и прозорливостью. Видишь ли, если человек должным образом подготовлен и настроен, его сознание превращается в оружие. И наше оружие размещено повсюду. Некоторые люди, вступающие в Блю Блок, подвергаются психологической обработке. Мы изменяем их мышление, программируем их на то, чтобы они жили и умирали во имя Блока, перекраиваем их сознание и мораль под наши нужды, а потом заставляем их забыть о случившемся. Эти люди и именуются у нас Сотней рук. Это сотня аристократов, юношей и девушек, о которых никто не знает и которых никто ни в чем не подозревает. Они действительно являются нашими руками, нашим тайным оружием, всегда готовым нанести неожиданный удар. Они понятия не имеют о своем предназначении, пока кодовые слова не пробудят их от сна, который они считают своей жизнью. И ты, Роберт Кэмпбелл, один из них.

• Предыдущая
• 33/119
• Следующая