Охотник за смертью: Война - Грин Саймон - Страница 42
- Предыдущая
- 42/129
- Следующая
— Привет, Лайонстон, если ты смотришь. Это говорит истинный лорд Дезсталкер, и он обращается к тебе из мятежного города Мистпорта. Я тут подумал, что надо тебе сказать: твое вторжение — авантюра. Твоя армия профессиональных убийц против свободных людей не годится. А когда мы закончим прибирать здесь тот свинюшник, который ты сотворила, мы придем тебя навестить. Запомни мое лицо, Лайонстон. Ты останешься жить, чтобы увидеть, как разбегутся твои войска и падет Империя, а тогда я приду ко двору, сорву с тебя корону и пинком вышибу твою мерзкую задницу с Железного Престола. Тебя вообще не должно было быть. Ты — неудачный эксперимент природы, ошибка истории, которую я исправлю в первый возможный момент. До встречи, императрица.
Оуэн перевел взгляд на Флинна.
— Это все, ребята. Вы свободны.
— Я так понимаю, что шансов на эксклюзивное интервью нет? — заикнулся было Тоби. Оуэн посмотрел на него, и Тоби отступил на шаг. — Нет-нет, я не настаиваю. Пошли, Флинн, пора. Не будем злоупотреблять гостеприимством.
И они оба повернулись и побежали, а камера болталась в воздухе позади. Оуэн устало улыбнулся. Зрители никак не могли знать, что его речь была пустой бравадой, на которую ушли все оставшиеся силы. Он неуверенно повернулся и сел рядом с Хэйзел. Глаза ее были закрыты, и дыхание очень неглубоким, но когда он сел рядом, она приоткрыла глаза.
— Ага. Отлично выступил, жеребец. Я всегда знала, что твоя страсть толкать речи когда-нибудь пригодится.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Оуэн, и он действительно спрашивал.
— Усталой. И умиротворенной. Откуда мы черпали эту хреновину? Это Лабиринт дал нам такую силу? — Вряд ли. Скорее это что-то всегда в нас было, а Лабиринт открыл нам к нему доступ. Может, когда-нибудь все человечество этому научится.
— Может быть, но я вряд ли это увижу. Этот взрыв энергии меня вымотал до конца. Ничего не осталось. — Меня тоже, — сказал Оуэн. — Кажется, наше время истекает. Что ж, есть и похуже способы умирать. Нам хотя бы представилась возможность бросить угрозу в лицо Железной Суке. Хэйзел, есть… что-то, что я хочу тебе сказать. — У меня тоже. Я избавилась от тяги к Крови, я это чувствую. Этот взрыв энергии выжег ее начисто. Я наконец очистилась.
— Я рад, Хэйзел. Но я хотел сказать…
Его голос был заглушен ревом гравидвигателей. Оуэн посмотрел вверх и снова заставил себя подняться на ноги. В небе повисли шесть гравибарж, и их дезинтеграторные пушки смотрели прямо на него и Хэйзел. Рука Оуэна сжалась на рукояти меча, но он знал, что на этот раз спасения в последнюю минуту не будет. Даже в лучшей форме он вряд ли мог бы противостоять массированному удару дезинтеграторных пушек шести гравибарж. И все равно он посмотрел вверх и улыбнулся с вызовом:
— Ребята, вы когда-нибудь слышали термин «излишняя огневая мощь?»
— Бой окончен, Дезсталкер, — зазвучал с неба голос через усилители. — Но вы не обязаны здесь умирать. Лайонстон дала нам полномочия сделать вам предложение. Сдавайтесь, и вам будет сохранена жизнь. Наши ученые смогут вас изучать с большой для себя пользой.
— Пошли их к дьяволу, Дезсталкер, — сказала Хэйзел. — Матушка воспитывала меня не для судьбы лабораторной крысы. Чтобы они подвергли нас вивисекции при первой же возможности? Или запустили нам в мозги своих мнемотехников, Чтобы нас перетянули на их сторону? Не надо нам такого, Оуэн.
— Наши сенсоры показывают, что вы тяжело ранены, а ваша спутница умирает, — продолжал усиленный голос. — Мы можем спасти вас обоих. На борту «Дерзкого» есть регенератор. Ей не обязательно умирать, Дезсталкер, и решение зависит от вас.
— Оуэн! — хрипло сказала Хэйзел.
— Извини, Хэйзел, — ответил Оуэн. — Я не готов к тому, чтобы умерли мы оба. — Он взглянул вверх на гравибаржи и отбросил меч в сторону. — Я сдаюсь. Приходите и берите нас. Только поторопитесь, ей вряд ли отпущено много времени.
— Идиот, — сказала Хэйзел.
Он посмотрел на нее и улыбнулся с сожалением:
— Всегда им становлюсь, когда дело касается тебя. Хэйзел попыталась дотянуться до пистолета, но пальцы не слушались. Оуэн сел рядом и слушал, как она его проклинала, пока не пришли имперские солдаты брать их обоих в плен.
Возле центра Мистпорта, где от горящих домов было светло, как днем, Молодой Джек Рэндом, Джон Сильвер и предводительствуемые ими силы сковали Войска Империи. Жаркий воздух был полон дымом, летали хлопья сажи, а рев пожара почти заглушал рев двигателей гравибарж и победный вой Легиона. Улицы были охвачены боем от края до края, и бой выливался в ближайшие переулки и тупики. Утоптанный снег превратился в кровавую слякоть, и трупы валялись повсюду. Пулевое оружие Дезсталкера доказало свою эффективность в ближнем бою, но все равно весы сражения качались то в одну, то в другую сторону, и ни одна сторона не могла получить решающего преимущества. Сталь ударяла о сталь, бойцы бились лицом к лицу в тесноте толпы. В такой сече не было места ни стратегии, ни тактике, ни работе ног — только монотонная тяжелая работа грубой силы и выносливости.
Молодой Джек Рэндом был в самой гуще боя, его фигура возвышалась над толпой, огромная, как памятник, и столь же с виду несокрушимая. Его боевой клич, громкий, триумфальный и наступательный, перекрывал грохот боя, и у каждого его сторонника удваивались силы, когда он слышал этот клич. Меч Рэндома неуклонно поднимался и падал, прорубая путь в рядах врагов к их командирам, и его нельзя было ни замедлить, ни отклонить с пути. Храбрость и решительность вождя вдохновляли повстанцев на еще более отчаянные усилия, заставляя бросаться в горячку боя, плюя на собственную жизнь.
И тут же, в середине боя, был и Джон Сильвер. Его одежда была пропитана кровью — кровью чужой и кровью из собственных несчитанных ран, но рука его твердо держала меч, и он неуклонно двигался вперед. Он был выше боли и усталости, и вела его простая невозможность лечь и умереть, пока он еще нужен.
И медленно, шаг за шагом, теснили повстанцы Войска Империи, отбивая их от сердца города. Вторжение натолкнулось на неуклонное, непобедимое сопротивление и об него разбилось. Над бойней раздавались боевые кличи сотен плачет и культур, сливаясь в леденящий душу рев ярости, решимости и гнева, и силам вторжения на это ответить было нечем. Кое-где десантники обращались в бегство, рискуя быть застреленными собственными офицерами, а те лихорадочно кричали в свои коммуникаторы, выпрашивая подкреплений или приказа на отход. Вместо этого пришел приказ держаться до конца. Гравибаржи уже на подходе. Все, которые есть.
Глухонемой грабитель Кот сидел на чьем-то остывающем трупе, глядя на то, что осталось от таверны «Терновник». Сквозь дым и туман просвечивал обгорелый каркас, местами еще тлеющий. И больше ничего не осталось от места, которое Кот считал своим домом. И никаких следов Сайдер тоже не было. Вскоре Кот встанет и пойдет в развалины и будет рассматривать тела — нет ли среди них ее, но для этого он еще не собрался с духом. Без Сайдер он жить не будет. Она была его любовью, единственной любовью, которая давала его жизни смысл и цель. Нет, ее там быть не может. Ее интуиция всегда говорила ей, когда пора делать ноги, пусть даже всем вокруг казалось, что все хорошо. И все равно мысль о том, чтобы перевернуть какой-то почерневший труп и увидеть на обугленных пальцах ее кольца, была невыносимой. И потому Кот сидел, глядя, как догорает в чаду и дыму «Терновник», и ждал, пока очнется инвестигатор Топаз.
Сюда он принес ее по крышам — он знал, что там его не окликнут и не остановят. Никто не знал крыш так, как он. Его не отвлекал шум битвы и не оглушал рев Легиона, потому что он ничего этого не слышал. И он был занят только одним: доставить инвестигатора туда, где безопасно. Для него же безопасное место всегда означало только таверну «Терновник». И пока он шел, а тело Топаз становилось на его плече все тяжелее и тяжелее, он утешал себя мыслью, что Сайдер будет знать, что делать с Топаз и с переходом Мэри на другую сторону. А теперь таверна сгорела, Сайдер нигде не было, и он не знал, что делать дальше.
- Предыдущая
- 42/129
- Следующая
