Охотник за смертью: Война - Грин Саймон - Страница 53

• Предыдущая
• 53/129
• Следующая

Потом явились дикие ИРы с Шаба.

Точнее говоря, явился десяток фурий, металлических боевых роботов в человечьей шкуре, посредством которых говорили и действовали ИРы. Они миновали оборону Мира Шеннона так, будто ее вообще не было, и приземлились в самом невинном сердце Страны Вечного Лета. Игрушки столпились возле новых гостей, которые были скорее люди, чем автоматы, но все же больше, чем люди. Фурии схватили, не разбирая, несколько десятков игрушек и утащили их в свой корабль, а там усилили их разум, превратив из простых запрограммированных слуг в полновесные независимые ИРы. Игрушки с новым сознанием вернулись в Страну Вечного Лета, и эти изменения пошли расходиться, как инфекция, пока последний автомат на планете не проснулся в новой силе и сознании, впервые за все время своей жизни ожив по-настоящему. Это было новое поколение одичавших ИРов в облике игрушек. И вместе с этой новой жизнью проснулись и новые программы, введенные Шабом. Вместе с разумом проснулась встроенная команда — нападать и уничтожать любого представителя человечества, пока в Мире Шеннона не останется ничего живого из плоти и крови. Превратить Страну Вечного Лета в кровавую баню.

Некоторые игрушки влюбились в превосходящих их фурий и стали истреблять людей, распевая хвалу Шабу. Другие ощутили сначала отвращение, потом ненависть к своей роли слуг или рабов Человечества, и восстали на своих хозяев, решив стать свободными любой ценой. Одни наслаждались убийством, другие сражались с холодной и неумолимой логикой. Третьи просто выполняли заложенную в них программу, не думая о последствиях.

Игрушки налетели на гостей-людей с дарованной фуриями силой и стали разрывать их на части. Кровь заливала пушистые лапы и простроченные матерчатые тела. Вопли ужаса и боли мешались со смехом горячо любимых игрушек, убивавших своих бывших друзей. Кое-кто из людей попытался отбиваться, но у них не было оружия, и их было очень мало. Они пытались бежать, но бежать было некуда — фурии захватили единственную посадочную площадку и уничтожили все корабли людей. Люди пытались прятаться, но игрушки их находили и вытаскивали наружу, чтобы их смертью могли насладиться все.

И все же не все игрушки одичали. Некоторые помнили свой изначальный облик и стали просто более реальной версией тех, кем они были. Созданные играть роль друзей и защитников людей, они сломали программы Шаба, и роль стала жизнью. Созданные любить своих подопечных и заботиться о них, эти игрушки не могли вынести вида бойни и пытались ее остановить. И еще некоторые, став теперь свободными, отказались выполнять приказы, даже исходящие от Шаба, и жили, как хотели.

Очень скоро в Мире Шеннона не осталось живых людей. Одичавшие ИРы Шаба оглядели свою работу и остались довольны. Теперь игрушки воевали друг с другом — хорошие против плохих, — бесконечная битва, подогреваемая яростью, гневом и не признаваемым чувством вины. Фурии смотрели на это несколько разочарованно. Это не было запланировано. Ожидалось, что фурии дадут игрушкам корабли, и те полетят из Мира Шеннона истреблять человечество в других мирах. Это было бы новое оружие Шаба — смерть и ужас, сотворенные из самых любимых созданий человечества.

Но игрушки теперь раскололись на два лагеря. На одной стороне были те, кто решил истребить все человечество до последнего человека, пока люди снова не поработили игрушки и не покарали за бунт. Эти игрушки ненавидели все человечество за то, что были низшим сортом, за то, что их сделали всего лишь вещами. Они хотели свободы и славы, как фурии, которые принесли им дар мышления.

На другой стороне оказались те, кто видел в людях своих родителей, кто любил людей и тогда, когда те переставали быть детьми. Дли них люди попрежнему были усталыми и страдающими пациентами, которых они успокаивали и любили. И потому не прекращалась война в Мире Шеннона, и игрушки бились с игрушками в непрестанных боях. Шаб их хорошо сформировал, и их нелегко было убить. Одна сторона сражалась за то, чтобы покинуть планету и сеять смерть и ужас среди людей повсюду, другая — за то, чтобы этого не допустить и защитить человечество. В конце концов фурии улетели. У них была и другая работа, а своими местными достижениями они были не так уж недовольны.

Мир Шеннона стал Хацелдамой — Ареной Смерти.

— А война продолжается, — грустно говорил Медведь, ведя группу по травянистой равнине. — Плохих игрушек намного больше, чем хороших, но пока мы не даем им покинуть планету, мы побеждаем. Сюда мало прилетало людей с тех пор, и почти все они погибли очень быстро. Некоторые даже убивали себя, чтобы не видеть, что тут натворил Шаб. Вот почему мы с Козлом пошли вам навстречу. Чтобы вы видели, что не все игрушки от вас отреклись.

— А еще — чтобы оттащить вас в такое место, которое здесь сходит за безопасное, пока плохие игрушки не пришли и не показали вам, как выглядят ваши внутренности, — вставил Морской Козел. — Я знаю, о чем вы думаете. О том, что у вас есть мечи и пистолеты, и вы сами ребята крутые. Только это без разницы. Нас теперь и в самом деле тяжело убить. И вы будете умирать со стонами, как и все до вас. А я уже стонов наслушался.

— Вы не думайте, что мой друг преувеличивает, — подтвердил Медведь. — Плохим игрушкам все равно, сколько из них пострадает от ваших мечей и пистолетов. Они просто идут волна за волной, пока вы все не умрете. Так они вас ненавидят.

— А вы — нет? — спросила Евангелина. — Конечно, нет. Я не умею ненавидеть. Я — Мишка, Медведь, Топтыгин. И Морской Козел — он хороший.

— Ну, спасибо! — буркнул Козел. — Не забудь добавить, что у меня золотое сердце. И вообще, почему ты на меня медаль не нацепишь?

— А куда это мы идем? — спросил Джулиан. Он медленными озабоченными движениями потирал лоб.

— В Город Игрушек, — ответил Медведь. — Там безопасно. Если вообще есть место в Стране Вечного Лета, о котором можно такое сказать.

— Медведь, назови свою цену, но мы должны взять у тебя интервью, — сказал Тоби Шрек. — Такая история — это конец света! Смерть, пафос, трагедия и новые ИРы! Совершенно новая форма искусственной жизни! Первый независимый нечеловеческий разум с тех пор, как одичавшие ИРы сбежали на Шаб! Это же История, люди! Флинн, все снимай. Потом смонтируем.

— Ради бога. У меня еще памяти достаточно. Ой, подожди! Глазам своим не верю.

Они остановились на гребне и посмотрели вниз. На дне долины их ждал ярко раскрашенный локомотив на паровой тяге и такие же яркие вагоны. Паровоз был алый с черным, с огромной счастливой мордой спереди, и радостно попыхивал длинной дымовой трубой. Открытые вагоны были покрашены все в разные цвета, яркие и сияющие, каждый был не длиннее восьми футов, на каждом сиденье могли поместиться три человека. Сверкающие серебристые рельсы тянулись и пропадали вдали. Паровоз посмотрел на группу на гребне, подмигнул огромным глазом и радостно затрубил, приглашая. Медведь в ответ помахал лапой. Финли раза три открыл и закрыл рот, потом смог сказать:

— Даже и не думай, Я ни на чем таком не поеду. Лучше пешком пойду. Да черт побери, лучше поползу! Мне надлежит думать о своем достоинстве. У меня трудно заработанная репутация хладнокровного убийцы и отчаянного воина. Один кадр из фильма Тоби, где я сижу в таком вагончике с прижатыми к лицу коленями, и меня уже никто никогда не будет принимать всерьез!

Мишка почесал лохматый затылок.

— Боюсь, что это единственно доступное транспортное средство. Была когда — то дорога из желтого кирпича, но ее разрушило войной. Да и к тому же она на самом деле никуда не вела. Только так, для показа. В наши дни маленькие игрушки иногда ездят на больших, но в основном мы просто ходим пешком. Есть, конечно, аэропланы, но они больше не садятся на землю. Они не сражаются, просто летают. В небе навсегда, выше мира, выше войны и ее невзгод. Остались только железные дороги, и те перестали быть неприкосновенными. Обе стороны научились подкапывать рельсы, если им это выгодно. Сейчас, кажется, рельсы целы, но я не могу сказать, как надолго. Так что я настоятельно рекомендую ехать. Прямо сейчас.

• Предыдущая
• 53/129
• Следующая