Сын Казана - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 5

• Предыдущая
• 5/11
• Следующая

По мере того как редел лес, ручей становился все мельче. Он бежал теперь по песчаным отмелям и по мелким камням, и Бари стал совать свой нос под каждый камушек. Долго он оставался без успеха. Те немногие слизняки, которых ему удалось обнаружить, оказались такими быстрыми и вертлявыми, что ему не удалось их схватить, а двустворчатые раковины закрылись так плотно, что их не могли бы раскусить даже и сильные челюсти Казана. Было уже около полудня, когда он поймал первого в своей жизни рака величиной с мизинец. Он с жадностью его сожрал. Вкус этой пищи побудил его к новой ловле. В течение полудня он поймал еще двух раков. К вечеру он уже выгнал из-под кочки кролика, и, будь он на месяц старше, он успел бы его и схватить. Все-таки он был еще очень голоден, потому что три рака на протяжении целого дня не могли удовлетворить его настойчиво возраставшего голода.

С наступлением ночи к нему опять возвратились его страхи и безграничная тоска одиночества. Еще до сумерек ему удалось найти для себя убежище под большим камнем, где лежал теплый мягкий песок, который мог бы послужить для него постелью. После своего поединка с молодой совой он прошел уже очень порядочное расстояние, и камень, под которым он нашел для себя на эту ночь приют, находился от его родной берлоги под валежником, по крайней мере, в милях восьми или девяти. Он возвышался в открытом месте в долине ручья, по обеим сторонам которой стенами стояли сосновые и кедровые леса; и когда взошла луна и высыпали на небе звезды, Бари мог видеть, как ярко сверкала в ручье вода; было ясно, как днем. Прямо перед Бари, вплоть до самой воды, тянулся широким ковром белый песок. По этому песку полчаса спустя прошел громадный черный медведь. Пока Бари еще не натыкался на семью выдр, игравшую в луже, точно покрытой маслом, все его представления о лесе не шли дальше Серой волчицы, Казана и таких созданий, как совы, кролики и небольшие пернатые существа. Выдры не испугали его, потому что он измерял всех животных по величине, а Некик был ростом вдвое меньше Казана. Но медведь оказался гигантом, в сравнении с которым Казан был пигмеем. Это действительно была фигура. Если природа употребила именно этот метод, чтобы познакомить Бари с тем, что кроме собак, волков, сов и раков, в лесах обитают еще и другие, более важные существа, то в данном случае она, пожалуй, перехватила через край. Ибо медведь весил целых пятнадцать пудов, тогда как в самом Бари едва насчиталось бы три фунта. Он был толст, и шерсть на нем лоснилась от беспрерывного питания рыбой в течение целого месяца. При лунном освещении он блистал своей черной шерстью, точно был одет в бархат, и шел, забавно переваливаясь с боку на бок и низко опустив голову. Но хуже всего было то, что, идя к ручью, он остановился на песчаной отмели именно как раз в том самом месте, где всего в каких-нибудь десяти футах от него дрожал под своим камнем, точно в лихорадке, Бари.

Было ясно, что медведь почуял в воздухе его запах. Бари слышал даже, как он принюхивался; он слышал его дыхание; он уловил в его красноватых глазах внезапно блеснувший свет, когда медведь подозрительно обернулся на торчавший камень. И если бы Бари знал тогда, что именно он, Бари, это маленькое, незначительное создание, было настоящей причиной того, что чудовище его боялось и нервничало именно потому, что почуяло его, то он разбрехался бы от радости. Ибо медведь, несмотря на свою величину, всегда трусил, когда сталкивался с волком. А от Бари сильно пахло волком. С каждым мгновением этот запах становился для медведя все чувствительнее, и вдруг, как на грех, точно для того, чтобы нарочно увеличить в медведе его нервозность, в эту самую минуту откуда-то издалека, из леса, послышался вдруг протяжный, жалобный волчий вой. С недовольным хрюканьем медведь отправился восвояси. По его мнению, не стоило связываться с волками. Они не остановились бы и не вступили бы с ним в честный бой. Они набросились бы на него целой стаей, гнали бы его перед собою целые часы и старались бы перекусить ему пятки. Если бы он попытался отразить их нападение, то при такой бешеной скачке они все равно оказались бы увертливее его. Какая же была польза оставаться там, где волки могли нарушить такую прекрасную ночь? И с решительным видом он заковылял прочь. Бари услышал, как он тяжело зашлепал лапами по воде, переходя через ручей, и глубоко вздохнул. Это был вздох облегчения.

Но этим не заключились для него тревоги в эту ночь. Он избрал для своего ночлега именно то самое место, куда все звери сходились на водопой и где они переходили вброд через ручей, чтобы попасть в противоположные леса. И едва только ушел медведь, как Бари услышал тяжелое хрустение песка под копытами и удар ими о камни: это явился лось с громадными ветвистыми рогами и стал прогуливаться по открытому пространству при луне. Бари широко раскрыл глаза. Если в медведе было пятнадцать пудов весу, то в этом гиганте, у которого были такие длинные ноги, что казалось, будто он ходил на ходулях, должно было быть вдвое. За ним шла его лосиха. А за нею – их теленок. Он весь состоял из одних только ног. Этого было уже слишком много для Бари, и он все глубже и дальше старался запрятаться в свою нору, пока наконец не улегся в ней, как сардинка в своей жестянке. И так он пролежал в ней до самого утра.

Когда на следующее утро, на рассвете, Бари выполз из-под своего камня, чтобы следовать далее, он был уже значительно старше, чем накануне, когда, выйдя из своей берлоги под валежником, наткнулся на молодую сову. Если возраст может измеряться опытностью, то за последние сорок восемь часов он постарел чуть не вдвое. Теперь уж он вышел из своего положения щенка. Он пробудился с новой и с гораздо более широкой способностью ориентироваться. Перед ним открывался широкий, неведомый мир. Он был полон живых существ и предметов, перед которыми Казан и Серая волчица теряли свое значение. Те чудища, которых он видел на песчаной отмели при лунном свете, явились причиною того, что в нем родилось новое, еще неведомое для него чувство осторожности и пробудился один из величайших животных инстинктов, а именно первобытное понимание того, что сильный всегда живет за счет слабого. Вот почему вполне естественно, что сила и угроза в его глазах оказались пропорциональными внешней величине. Так, медведь был более страшен, чем Казан, а лось – более страшен, чем медведь. К счастью для него, этот инстинкт не ограничился в нем именно таким масштабом: скоро он понял, что и его собственная порода, именно волчья, в свою очередь была в высокой степени опасной для всякой лесной твари, будь она с крыльями, с когтями или копытами. В противном случае подобно мальчику, который, не умея хорошо плавать, бросается в самую стремнину, мог бы и он прыгнуть со всего разбега в самую глубину и разбить себе голову о камни.

С большой осторожностью, ощетинив на спине шерсть и тихонько ворча, он стал обнюхивать следы, оставленные лосем и медведем. Именно запах медведя заставил его ворчать. Он обследовал его следы до самого ручья. После этого он снова принялся за свои похождения и стал отыскивать чего бы поесть.

Целых два часа он не мог поймать ни одного рака. Так это время и пропало даром. Тогда он вышел из зеленого леса и вступил в обгорелое пожарище. Здесь все было черно, как уголь. Стволы деревьев торчали, как громадные обуглившиеся палки. Это было сравнительно недавнее пожарище, вероятно, осеннее, и потому Бари было мягко ступать по еще не осевшей золе. Через эту мрачную местность также протекал ручей, над ней висело голубое ясное небо и светило солнце. Это очень понравилось Бари. Лисица, волк, лось и олень – все удалились из этой несчастной местности. Только в следующем году она вновь станет хорошим пастбищем и местом обильной охоты, теперь же была совершенно пустынна. Даже совам здесь вовсе нечего было бы есть. Но Бари приманили сюда голубое небо, солнце и мягкая почва, по которой так приятно было ступать. После неприятных испытаний в лесу так сладко было почувствовать себя на свободе. Он продолжал идти вдоль ручья, хотя и тут не представлялось никакой возможности найти чего-нибудь поесть. Скоро ручей стал мутным и потек лениво; его русло то и дело было преграждено свалившимся в него разным древесным хламом, который нанесло со всего пожарища, и все берега его стали топкими и заросшими осокой. Спустя некоторое время Бари остановился и огляделся по сторонам, но уже не увидел больше леса, из которого еще так недавно вышел. В этой выжженной, безжизненной пустыне он оказался совсем один. Кругом было мертво, как в могиле. Ни малейшее чириканье птички не нарушало гробового молчания. Ступая по мягкой золе, Бари не слышал даже звука своих же собственных шагов. Но все это его не испугало. В нем была уверенность, что именно здесь он находился в полной безопасности.

• Предыдущая
• 5/11
• Следующая