Каждый умирает в одиночку - Фаллада Ганс - Страница 4

• Предыдущая
• 4/129
• Следующая

С большой убедительностью раскрывается в романе внутренняя механика угнетения, с помощью которого держался гитлеровский режим. Дома, в которых сосед следит за соседом; заводы, где одна половина рабочих шпионит за другой; улицы и кварталы Берлина, где каждый дом и каждый житель находятся под неослабным полицейским наблюдением; миллионы людей, воспитанных в навыках унижающего, рабского повиновения, потерявших последние остатки совести под отупляющим действием страха, — такова в романе Фаллада мрачная и выразительная картина фашистской Германии, страны, где «весь воздух буквально провонял предательством»… Писатель обличает не только гитлеровских палачей разных рангов; он говорит горькую правду и о преступном равнодушии, преступной покорности тех многочисленных немецких обывателей — не только из обеспеченных слоев, но и из среды трудящихся, — которые, подчиняясь террористическому режиму, пассивно взирая на злодеяния гитлеровцев, несут свою долю вины за эти злодеяния. Роман помогает понять степень ответственности немецкого народа за преступления гитлеризма.

Трагическая гибель супругов Квангель заключает в себе глубокий обобщающий смысл. Они падают жертвой не только фашистского террора, но и преступного равнодушия их собственных соседей, знакомых, коллег — тех, кто несли в гестапо их открытки, тех, кто не поддержал их в тяжкой борьбе. Писатель отдает себе отчет, насколько глубоко проникла в гущу немецкого народа зараза фашизма и насколько трудно будет искоренить эту заразу. И вместе с тем на последних страницах романа появляется оптимистический проблеск.

В эпилоге, действие которого происходит после разгрома фашизма, выступают лица, эпизодически появлявшиеся и раньше. Это — простая немецкая женщина Эва Клуге и ее приемный сын Куно. Оба они перенесли много тяжелых испытаний. Развитие Эвы Клуге, которая порывает с недостойным мужем, очищается от фашистской скверны, вступает на новый жизненный путь, тщательно мотивировано художником на всем протяжении романа. Столь же убедительно дано и развитие Куно, который смывает с себя грязь фашистского «воспитания» и приучается к честному труду. Читатель видит в этих людях будущих граждан демократической Германии.

Последний роман Фаллада — как уже отчасти было показано выше, — несвободен от существенных недостатков.

С большой любовью обрисованы писателем интеллигенты буржуазно-гуманистического склада — советник Фром, музыкант Рейхардт. В сущности они не ведут активной борьбы против фашизма: они в лучшем случае оказываются способными на отдельные смелые слова, на отдельные акты солидарности: их вклад в дело антифашистского сопротивления очень незначителен. И потому неоправданно то умиление, с которым даны эти лица в романе, И уж вовсе нестерпимо слащав образ «доброго» тюремного священника. Фигура эта явно нетипична, и ей уделено несоразмерно много места.

Интерес романиста к опустившимся людям, преступным типам, сказывается и в его последнем романе. Авантюрно-криминальные мотивы занимают в нем большое место. Писатель посвящает много страниц гаденьким похождениям игрока на скачках Энно Клуге и подобных ему проходимцев. Рисуя своих персонажей «изнутри», усваивая их интонацию, говоря от их имени, писатель слишком охотно вводит читателя в гнусные тайны их исковерканной психики. Здесь сказывается та эстетизация уродливого, которой отмечено творчество Фаллада за последнее десятилетие.

Однако в прежних книгах Фаллада демонстрация вывихов и безобразий нередко превращалась в самоцель, вытекала из декадентски-пессимистического подхода к человеку. Здесь же эти мотивы в основном подчинены обличительной тенденции романа. Писатель подчеркивает, насколько именно гитлеровский режим благоприятствовал развитию преступных наклонностей в человеке. Пьяницы, громилы, сутенеры, опустившиеся люмпены — все они выступают в романе, как добровольные помощники гестапо, как опора фашистской диктатуры.

Когда Фаллада в своих прежних романах изображал порочных и жалких людишек — он, по существу, ничего не мог им противопоставить. Иначе обстоит дело в его последней книге. В ней действуют не только гитлеровские мерзавцы, не только их активные и пассивные пособники: мы видим и людей другого склада — трудящихся, которые пытаются бороться с фашизмом.

Роман Фаллада, повествующий о недавнем прошлом, имеет ближайшее отношение к современности. Те, кого обличает Фаллада в своей книге — фашистские палачи и их разношерстные пособники, — продолжают жить под новыми личинами, откармливаются для новых злодеяний на территории западных зон Германии. Идеологическое наследие гитлеризма тоже еще далеко не уничтожено и кое-где возрождается в новых формах.

Посмертная книга Ганса Фаллада помогает борьбе за искоренение остатков фашизма, за демократическую переделку жизни и сознания современных немцев.

Г. Мотылева

Почтальон Эва Клуге медленно поднимается по лестнице дома № 55 по Яблонскиштрассе. Она замедляет шаг не только потому, что уже давно разносит почту и устала, но еще и потому, что в сумке у нее одно из тех писем, которые ее так угнетают, и сейчас ей предстоит подняться на третий этаж и отдать его Квангелям.

Но сперва надо вручить повестку Перзике, которые живут этажом ниже. Сам Перзике не то амтсвальтер, не то политлейтер, не то еще какой-то нацистский чиновник, Эва Клуге до сих пор путает все эти должности. Во всяком случае, войдя к Перзике, надо сказать «хейль Гитлер!» и не болтать лишнего. Впрочем, и повсюду так, редко с кем Эва Клуге решается поговорить по душам. Эва сторонится политики, она простая женщина, и как всякая женщина считает, что не для того рожаешь детей, чтобы их убивали. И еще известно ей, что дом без хозяина — сирота. Ничего у нее сейчас не осталось — пи сыновей, ни мужа, ни своего, гнезда. А тут и рта раскрыть не смей, вечно оглядывайся, да еще разноси эти проклятые письма полевой почты, напечатанные на машинке и отправленные полковым адъютантом.

Эва Клуге звонит, говорит «хейль Гитлер!» и вручает старому пропойце Перзике повестку. На лацкане у него — свастика и значок вермахта.

— Ну, что хорошенького скажете? — спрашивает он. Она отвечает: — А вы разве не слышали чрезвычайного сообщения?

Но Перзике не удовлетворен ее ответом.

— Эх, барышня, или, верней, мадам, слышать-то мы слышали, да только, что это вы, как в воду опущенная.

Такие известия надо с радостью сообщать! И, главное, повторять всем, у кого нет радио, — это заткнет глотку последним паникерам, пусть не психуют. Со вторым блицкригом управились, а теперь прямым сообщением в Англию! Каких-нибудь два-три месяца — и англичанам каюк. А там увидишь, как мы с нашим фюрером заживем! Пусть другие нам сапоги лижут, мы станем хозяевами во всем мире! Ну-ка, девушка, входи, раздавим бутылочку! Ама-лия, Эрна, Август, Адольф, Бальдур — сюда! Сегодня гуляем, сегодня работу по-боку, сперва промочим глотку, а там махнем наверх, к старой жидовке, — пусть, стерва, нас кофе с булочками угощает. Теперь уж я ей спуску не дам!

Пока господин Перзике, в кругу своих семейных, все сильнее распаляется от собственных речей и первых рюмок водки, Эва Клуге поднимается на следующий этаж и звонит к Квангелям. Письмо она держит наготове, чтобы сразу отдать и скорей дальше. На этот раз ей повезло, дверь открыла не жена, с которой она почти всегда обменивалась несколькими любезными словами, а муж, человек с острым птичьим профилем, тонкими губами и холодным взглядом. Не сказав ни слова, взял он письмо у нее из рук и захлопнул дверь перед самым ее носом, словно она воровка какая.

Эва Клуге пожимает плечами и спускается вниз. Есть ведь такие люди, сколько времени уже носит она почту на Яблонскиштрассе, и ни разу он не сказал ей ни слова. Ну, и бог с ним. Такого не переделаешь. И Эва вспоминает собственного мужа, он попрежнему спускает все деньги в пивных да на скачках, и домой является только когда уж совсем на мели, а мало ли она с этим боролась.

• Предыдущая
• 4/129
• Следующая