Магия обреченных - Клюева Варвара - Страница 6

И тут произошло невероятное. Женщина, младшая жена, да еще чужеземка, словом, существо, по определению не имеющее права голоса в решении дел рода, посмела выступить против воли своего господина и повелителя. По нашему закону я должен был немедленно казнить Аину. Но глава рода – сам себе закон. Напомню, к тому времени Аина работала на наше благосостояние уже семь лет. Семь! А лучшие из стригуний почти никогда не переходят пятилетний рубеж. Я проявил слабость и самоустранился от решения. Подумал, что выродок все равно скоро погибнет, не от болезни, так от голода. Выделять еду для бесполезной роду девчонки я не собирался, а моя строптивая жена не сможет постоянно урезать свою порцию: у нас не принято кормить женщин вдосталь. Голодная баба, как известно, смирнее сытой.

Только с Аиной и это правило не сработало. Она отощала так, что стала похожа на скелет, но уродину выкормила, уж не знаю как. И покорности в ней не прибавилось. Стоило кому-нибудь обидеть девчонку, сумасшедшая баба налетала как вихрь, не разбирая, с кем имеет дело. Она никогда не оставляла свою подопечную на других сородичей, таскала за собой, даже отправляясь на промысел. Уму непостижимо, как это священные сайлахи не растерзали убогую! Ведь у девчонки не было никакой защиты. Я отказывался признавать ее принадлежность к роду и не дал ей даже простенького оберега, который носят самые бесправные домочадцы. Впрочем, никакие обереги не защищают сгорнов от нападения священных сайлахов на их территории… М-да, загадка!

Так или иначе, уродица дожила до семи лет. А минувшей весной случилось неизбежное: Аина не вернулась с земли сайлахов. И девчонка пропала вместе с ней. Надеюсь, священные звери все-таки получили свою жертву, пусть и с семилетней отсрочкой. Хотя не исключено, что девчонка погибла от укуса селейки, в пасти бабура или просто от голода, если дожидалась свою покровительницу за пределами охотничьей территории сайлахов.

– А не может быть, – осторожно начал Соф, – что она…

Он не договорил, опасаясь недовольства хозяина, но лорд Хедриг его понял.

– Выжила? Одна? В горах? Исключено. Говорю же: у нее не было ни еды, ни теплой одежды, ни даже слабенького оберега. В таких условиях взрослый мужчина-сгорн не протянет и нескольких дней, а девчонка пропала почти полгода назад.

Первый советник привстал и с мольбой посмотрел на хозяина.

– Прости своего недостойного раба за немыслимую дерзость, пресветлый лорд, но не мог бы ты?.. – Нагорн выразительно пошевелил пальцами у бедра, намекая на связку айкасов, которую сгорн носил на поясе. – Владыка не простит мне, если я явлюсь пред его очи без девочки или хотя бы точных сведений о ее гибели.

Лорд Хедриг с непреклонным видом покачал головой.

– Не выйдет, странник. С помощью камней я могу снестись с любым горным лордом или узнать все о членах своей семьи. Но девчонка, как я уже сказал, не принадлежала роду, не носила оберегов, поддерживающих связь с моими айкасами. Если мои домочадцы не наткнутся на останки, ее судьба навсегда останется тайной для нас с тобой.

– А это? – Соф Омри судорожно вцепился в шнурок на своей шее. – Это не поможет тебе, сиятельный лорд?

Хедриг непонятно усмехнулся.

– Ты что же, хочешь предоставить в мое распоряжение Красный айкас? И тебе не страшно, посланник? Вручив мне Камень, ты станешь беззащитнее нагого младенца и прозрачнее горного стекла.

Первый советник почувствовал себя крайне неуютно, но, понадеявшись на бальзам, решил рискнуть. В конце концов всемилостивейший Кармал и впрямь способен казнить сводного брата в случае неудачи.

– Доверяюсь твоему великодушию, мой господин.

С этими словами Соф Омри снял с шеи шнурок, опустился на колени и протянул Красный камень лорду.

Хедриг взял Айкас не без благоговения. Минуту или две он сидел с закрытыми глазами и молча держал магический кристалл на ладони. Потом открыл глаза и с ехидцей посмотрел на гостя.

– Однако высокой чести удостоил меня владыка Плоскогорья. Ну, здравствуй, господин первый советник! Что же ты выложил мне просьбу своего сюзерена, позабыв взять с меня страшную клятву молчания?

Соф Омри вздрогнул и мысленно простился со своей беспамятной башкой. Но лорд Хедриг продолжал демонстрировать благодушие.

– Ладно, не трясись, советник. Клясться на Красном айкасе я не стану, опасное это дело. Но слово Лорда дать готов. Надеюсь, ты не думаешь, что слово лорда – пустяк?

Омри сумел только молча покачать головой.

– То-то же!

Лорд Хедриг снова закрыл глаза, как будто прислушиваясь к Камню. Гость не сводил с него взгляда, в котором мешались мольба, страх и надежда. Наконец старик выпрямился и объявил:

– Тебе повезло, советник. Кажется, она жива. Ну и ну!

Владыка Плоскогорья слыл среди своих подданных большим оригиналом. Будучи при этом человеком далеко не глупым, Кармал прекрасно понимал, что его оригинальность вызывает у придворных да, наверное, и у простого люда сложные чувства. Если бы не высокое покровительство мага и чародея лорда Региуса, от которого невозможно что-либо утаить, повелитель нагорнов почти наверняка имел бы репутацию опасного своей непредсказуемостью самодура, если не безумца. В те славные времена, когда правители Плоскогорья еще не заманили на службу Верховных лордов-сгорнов, предприимчивые царедворцы быстренько отправили бы такого монарха к венценосным предкам, скормив ему хорошую дозу яда или придушив во сне подушкой.

Но те времена – времена заговоров, политических убийств, дворцовых переворотов и мятежей – давно миновали. О каких заговорах, право, может идти речь, если владыку опекает могущественный колдун, способный не только подслушать любые разговоры, где бы и когда они ни велись, но и проникнуть в самые потаенные уголки души любого смертного? Какие, к Меуру, убийства и мятежи, если одна мысль о причинении самого скромного ущерба государю отзывается в теле злоумышленника нестерпимой болью?

Мир и покой царят ныне в Плоскогорье. Заросли паутиной пыточные подвалы дворца, где некогда вытягивали признания из чересчур амбициозных вельмож. Дворцовая площадь гордо выставляет напоказ прекрасные фонтаны и статуи, давно позабыв о таких украшениях, как эшафоты и копья, увенчанные головами мятежных баронов и кровожадных борцов за справедливость. Мощеные улочки столицы уже два века не содрогаются от топота копыт боевых коней и предсмертных криков мирных горожан. Счастливы и довольны подданные Кармала. Лишь самые неуемные головы тоскуют по неспокойным, бурным, полным событий, смутным временам. И среди этих немногих – сам владыка Кармал.

По злой иронии судьбы правитель Плоскогорья был неисправимым авантюристом.

Можно ли представить себе участь печальнее, чем участь авантюриста, рожденного в эпоху торжества порядка и стабильности? Не будь Кармал всесильным монархом, его ждала бы очень ранняя и скорее всего очень неприятная смерть. Но он по крайней мере имел бы возможность умереть, теша себя иллюзией собственной значительности. Ранняя смерть хороша тем, что обреченный просто не успевает преисполниться мудрости и понять, насколько малозначимы все его попытки что-либо изменить, как, впрочем, и сам факт его существования. Но, дожив до тридцати, лишаешься и этого скромного утешения.

Как прикажете изменять мир, погрязший в рутине мелочных дел и тупого обывательского самодовольства? Мир, обитатели которого твердо уверены в завтрашнем дне – при условии, что будут бессмысленно, но добросовестно исполнять свои скучные обязанности. Мир гнилого болота, не подозревающий о приближении окончательной и бесповоротной гибели.

Впрочем, угроза гибели, сгущавшаяся над миром, владыку не волновала. Имейся хотя бы маленький шанс, что гроза разразится в его правление, Кармал, пожалуй, приплясывал бы от нетерпения. Его существование по-настоящему отравляли скука, предсказуемость, монотонная размеренность жизни. Душа его жаждала перемен, остроты ощущений, разнообразия и насыщенности чувств. И если утолить эту жажду можно только ценой страданий, смерти и хаоса, что ж, Кармал готов заплатить любую цену.