Адвокат - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/68
• Следующая

К середине дня дверь начала отворяться чаще и чаще, очередь становилась длиннее и длиннее. Подходили новые добровольцы. Кухню заполнил негромкий и приятный гул голосов. Так переговариваются люди, которым труд приносит искреннюю радость. Среди входящих я пытался высмотреть Онтарио. Но мальчишка и не подозревал, что Санта-Клаус ждет именно его.

Когда очередь рассосалась, мы налили себе по тарелке супа. Поскольку столы были заняты, решили поесть на кухне, прислонившись к раковине.

— Помните, мы вчера меняли подгузник? — спросил я, прежде чем отправить ложку в рот.

— Еще бы!

— Что-то их сегодня не видно.

Несколько мгновений Грин сосредоточенно жевал хлеб.

— Утром, когда я уходил, они были здесь, — промолвил наконец.

— Это примерно во сколько?

— Около шести. Спали вон в том углу.

— Куда они могли пойти?

— Понятия не имею.

— Мальчишка сказал, они живут в машине.

— Вы говорили с ним?

— Да.

— И теперь хотите разыскать его, не так ли?

— Хочу.

— Не рассчитывайте.

После обеда выглянуло солнце, и в подвале началось брожение. Народ подходил к раздаточному столу, получал апельсин или яблоко и тянулся к выходу.

— Человек, потеряв дом, навсегда лишается покоя, — пояснил Мордехай. — Ему необходимо движение. У него есть свои ритуалы и традиции, излюбленные места, друзья на тротуарах, срочные дела. Он едет в свой парк или переулок, копается в сугробах.

— Сейчас минус пять, а ночью обещали до пятнадцати, — заметил я.

— К ночи все вернутся. Дождитесь темноты — здесь яблоку будет негде упасть. Не хотите проехаться?

Мы получили от мисс Долли благословение на краткую отлучку. Видавший виды «форд-таурус» Мордехая стоял вплотную к моей машине.

— Однажды вы его здесь не найдете, — кивнул Грин в сторону «лексуса». — Если у вас сохранится желание бывать в этой части города, рекомендую завести что-нибудь попроще.

Не помышляя расставаться со своим сказочным красавцем, я услышал в совете Грина едва ли не оскорбление.

Мы забрались в «таурус» и выехали со стоянки. На первых же десяти метрах я понял, что водитель из Мордехая никакой, и попробовал застегнуть ремень безопасности. Замок оказался сломанным, однако владелец машины, похоже, и не подозревал об этом.

«Таурус» катил по довольно чистым улицам северо-западного Вашингтона, оставляя позади десятки заколоченных досками домов, проулки, узкие настолько, что в них отказывались въезжать даже водители «скорой», школьные дворы, обнесенные оградами с колючей проволокой. Глубже и глубже мы проникали в кварталы, постоянно сотрясаемые взрывами насилия и ненависти. Грин был превосходным гидом. Вокруг лежал его мир: каждый дом имел свою судьбу, каждый поворот таил свою историю. Мы проезжали мимо приютов и кухонь, где Мордехай знал по именам всех кухарок; мимо церквей, в которых службы отправляли знакомые ему священники. Церкви Грин авторитетно делил на плохие и хорошие. Первые держали двери на замке от бродяг, вторые распахивали настежь. В одном квартале Мордехай с гордостью показал здание своей юридической школы.

Чтобы получить образование, он потратил пять лет, сидя по ночам над учебниками, а днем работая в двух местах сразу.

В другом квартале притормозил у сгоревшего дома — бывшего пристанища торговцев крэком[7], здесь погиб его третий сын, Кассиус.

Неподалеку от офиса Мордехай спросил, не буду ли я возражать, если мы заглянем внутрь: ему нужно проверить почту. Я согласился, ведь прогулка от этого не ухудшится.

В знакомом помещении было сумрачно, холодно и пусто. Мордехай щелкнул выключателем.

— Мы сидим втроем: я, София Мендоса и Абрахам Лебов. София — социальный работник, но знает законы улицы лучше, чем мы, вместе взятые. — Вслед за Грином я обогнул обшарпанные колченогие столы. — Не поверите, но раньше здесь работали семеро профессиональных юристов.

Тогда мы еще получали от правительства какие-то деньги.

Теперь же, по милости республиканцев, нам не перепадает ни цента. Три кабинета расположены за той стеной, три по нашу сторону. — Он энергично взмахнул руками. — Сколько места пропадает зря!

Действительно пропадало (если исходить из отсутствия персонала), но уж никак не зря, поскольку шагу было нельзя ступить без того, чтобы не наткнуться на картонную коробку с запылившимися папками или стопку потрепанных юридических справочников.

— Кому принадлежит здание? — поинтересовался я.

— Фонду Коэна. Старый Леонард Коэн был учредителем солидной адвокатской конторы в Нью-Йорке. Умер в восемьдесят шестом, когда ему стукнуло лет сто. Деньги старик зарабатывал такие, что пачки банкнот впору было не считать, а взвешивать. И вот поди ж ты — под конец взял да и заявил: на том свете мне они ни к чему! Потом пустился во все тяжкие — одна богадельня, другая. Но главным его Детищем стал фонд поддержки юристов, оказывающих помощь бездомным. Так появилась на свет наша контора. В настоящее время фонд содержит еще две таких же: в Нью-Йорке и в Ньюарке. Меня приняли на работу в восемьдесят третьем, а через год я уже сидел в кресле директора.

— Значит, финансирование идет только из одного источника?

— Практически да. В прошлом году фонд выделил нам сто десять тысяч. Годом ранее — сто пятьдесят. Денег отпускают все меньше, вот и приходится расставаться с работниками. Управляется фонд безграмотно, основной капитал съедают чиновники. Сомневаюсь, протянем ли мы еще лет пять. Может, хватит годика на три.

— И нет никакой возможности собрать средства?

— Ну почему! Целых девять тысяч за прошлый год. Но на сборы требуется время. Либо мы занимаемся юридической практикой, либо собираем деньги. София не умеет быть любезной с людьми. Эб — заносчивая задница. Так что остаюсь один я. Плюс мое обаяние.

— А во что обходятся накладные расходы? — Похоже, я был слишком въедлив, поскольку особого беспокойства по поводу их финансового положения не испытывал. В конце концов, почти все некоммерческие организации раз в год представляют общественности отчеты с расписанными до цента приходом и расходом.

— Две тысячи в месяц. После всех затрат, вычтя небольшую резервную сумму, мы делим на троих восемьдесят девять тысяч долларов. Поровну. София считает себя полноправным компаньоном. Честно говоря, мы с ней не спорим. Я приношу домой около тридцати тысяч в год, столько, по слухам, получает юрист, чья клиентура состоит из бедных и неимущих. Добро пожаловать на нашу улицу, мистер.

Мы вошли в его каморку и уселись друг против друга.

— Похоже, вы не оплатили последний счет за отопление, — обронил я.

— Очень может быть. Нам нечасто приходится работать по выходным, какая ни есть — все же экономия. А потом офис просто невозможно ни обогреть зимой, ни утеплить летом.

В «Дрейк энд Суини» подобная идея никому бы не пришла в голову. Отдыхать по выходным, чтобы сэкономить деньги!

— Кроме того, если здесь будет хоть какой-то комфорт, клиенты и вовсе не захотят уходить. Поэтому зимой у нас холодно, а летом душно. Кофе хотите?

— Нет, спасибо.

— Конечно, все это шутки. Мы не пытаемся отпугнуть своих подопечных. А температура беспокоит нас мало. Когда знаешь, что твои клиенты привыкли терпеть голод и холод, сам перестаешь обращать на это внимание. Вас не мучило чувство вины во время завтрака?

— Мучило.

На лице Мордехая появилась мудрая улыбка человека, который немало пожил и многое успел повидать.

— Обычное дело. К нам приходят молодые юристы из крупных фирм, я зову их бессребрениками, и они как один признаются, что поначалу теряют всякий аппетит. — Грин похлопал по своему объемистому животу. — Но все проходит.

— А чем бессребреники занимаются? — Я понимал, что заглатываю наживку, и отдавал себе отчет, что Мордехай видит это.

— Находят клиентов в приютах. Работа в принципе нетрудная, как правило, требуется облаять по телефону бюрократа, не желающего оторвать задницу от стула. Талоны на питание, пенсии для ветеранов, жилищные субсидии, медицинское обслуживание, пособия на детей. Примерно Двадцать пять процентов нашей работы связано с выбиванием всякого рода социальных льгот.

• Предыдущая
• 17/68
• Следующая