Адвокат - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 50

• Предыдущая
• 50/68
• Следующая

Все мои передвижения по городу были четко спланированы, за короткое время предстояло опросить множество людей.

Я поговорил с врачом клиники для бездомных — там хранились данные на каждого пациента. Он пообещал: к понедельнику секретарша сверится с компьютером и сообщит мне, если найдет хотя бы одно имя из списка.

Я отчаевничал с католическим священником храма Искупления грехов. Святой отец внимательнейшим образом изучил все семнадцать фамилий, но помочь оказался не в силах.

— Слишком много проходит передо мной людей, — посетовал он.

В Коалиции борцов за свободу, занимавшей просторное здание, сооруженное еще в прошлом веке, случилась единственная за день неприятность, правда, не очень крупная. К одиннадцати часам за тарелкой бесплатного супа выстроилась длинная очередь. Я направился прямо к входу, чем вызвал бурное негодование. Послышались оскорбления. Голодные имеют право на злость. Но неужели меня трудно отличить от бездомного? Доброволец небольшими группами пропускал людей в помещение. Железной рукой он грубо оттолкнул меня, бесцеремонного нарушителя.

— Да не нужен мне суп. Я ваш юрист.

Мои слова возымели действие: в мгновение ока из ненавистного белого хама я превратился в друга и защитника и был с почтением пропущен.

Командовал кухней преподобный отец Кип, энергичный коротышка в красном берете, встречаться нам прежде не доводилось. Когда он узнал, что а) я адвокат; б) семья Бертонов — мои клиенты; в) от их имени я собираюсь подать в суд и г) в случае победы потерпевшим выплатят компенсацию, его воображением завладели деньги. Потратив впустую целых полчаса, я твердо решил спустить на служителя Божия свирепого Мордехая.

Я позвонил Меган и отказался от совместного обеда, дескать, нахожусь на противоположном конце города и выбиваюсь из графика встреч. На самом деле опасался, что за ее приглашением кроется желание пофлиртовать. Привлекательная, умная и, безусловно, достойная любви, Меган была сейчас очень далека от меня. Последний раз я ухаживал за девушкой лет десять назад и не знал современных правил.

Меган сообщила прекрасную новость: Руби не только высидела на двух собраниях, но и заявила, что на протяжении суток не прикоснется к наркотику. Меган слышала это собственными ушами.

— Сегодня ей нельзя оставаться на улице, — сказала директриса. — За двенадцать лет она не прожила без дозы и ДНЯ.

Но куда я мог устроить Руби? У Меган были кое-какие соображения.

Вторая половина дня оказалась не менее бесплодной, чем первая. Я узнал адреса всех вашингтонских приютов, перезнакомился с массой народа и раздал уйму визиток — все.

Из выселенных со склада удалось отыскать только одного — Келвина Лема. Если исключить Девона Харди и Лонти Бертон, то в списке остается четырнадцать человек, провалившихся как сквозь землю.

Закоренелый бродяга наведывается в приют, чтобы поесть, раздобыть обувь или одеяло — и бесследно исчезнуть.

Ему не нужна помощь, он не жаждет общения. Эти четырнадцать не были таковыми. Месяц назад они имели жилье и исправно вносили арендную плату.

Терпение, внушал мне Мордехай, уличный адвокат должен обладать терпением.

Руби встретила меня сияющей улыбкой: почин положен.

Меган уговорила ее провести ночь под крышей. Руби с неохотой, но согласилась.

Мы покатили на запад, в Виргинию. Задержавшись в небольшом торговом центре, купили зубную щетку, пасту, шампунь, сладости. В Гейнсвилле я обнаружил мотель, где за сорок два доллара сдавался одноместный номер.

Руби осталась в нем со строжайшей инструкцией держать дверь на замке до самого утра.

В воскресенье я приеду.

Ночь. Суббота. Конец февраля плавно перетекал в начало марта. Я чувствовал себя молодым, свободным, не столь богатым, как три недели назад, но и не нищим. Шкаф набит прекрасной одеждой, которой я не пользуюсь. Двухмиллионный город полон прекрасных девушек, которые мне не интересны.

Сидя перед телевизором с бутылкой пива и пиццей, я был почти счастлив. Появление на публике могло привести к встрече со знакомым, и тот обязательно воскликнул бы: «Эй, да разве ты не за решеткой — я видел в газете твое фото!»

Звонок к Руби чуть не свел меня с ума. После восьмого гудка я готов был рвануть в Виргинию. Наконец Руби подошла к телефону и восторженно пропела, что просто наслаждается жизнью: простояла час под душем, съела полкило конфет и теперь вся в телевизоре. Покидать номер и не думает.

В двадцати километрах от столицы, в крошечном городке, где ни я, ни она не знали ни души, достать наркотики было невозможно. Я вполне мог гордиться собой.

Сотовый телефон на пластиковом ящике рядом с пиццей внезапно запищал.

— Как поживаешь, арестант? — услышал я очень приятный женский голос.

Клер.

— Привет. — Я приглушил телевизор.

— С тобой все в порядке?

— Со мной все великолепно. А как ты?

— Аналогично. Увидела в утренней газете твою улыбку и немножко испугалась.

Клер читала только воскресный выпуск. Значит, газету ей кто-то подсунул. Может, тот тип, что отвечал по ее телефону. Интересно, сейчас Клер тоже с ним?

— Вышло довольно занимательно. — Я рассказал об аресте и тюрьме.

Клер явно хотела поговорить. Похоже, кроме меня, собеседника не нашлось, и — невероятно! — она искренне встревожилась:

— Чем грозит обвинение?

— Кража со взломом тянет на десять лет, — буркнул я, ликуя в душе от ее беспокойства.

— Из-за досье?

— Да. Но никакой кражи не было.

Вернее, я не был готов признаться в ней.

— И ты лишишься права заниматься юриспруденцией?

— Если суд сочтет меня виновным в уголовном преступлении, то да. Лицензия аннулируется автоматически.

— Но ведь это ужасно, Майк. Что ты будешь делать?

— Не знаю. Может, до суда дело не дойдет.

Действительно, не верилось, что на моей профессиональной деятельности могут поставить крест.

Мы вежливо поинтересовались здоровьем родителей, я даже вспомнил про Джеймса с его болезнью Ходжкина. Лечение, ответила Клер, идет успешно, родственники полны оптимизма. Я поблагодарил ее за звонок, и после взаимного обещания держать друг друга в курсе мы расстались.

Положив мобильник на ящик, я с горечью убедился, что самую занимательную часть телепередачи пропустил.

Окна мотеля выходили на автостоянку. Заметив меня, Руби вышла навстречу:

— Я выдержала! Ни грамма зелья за сутки!

Мы обнялись.

Пахнущая шампунем, с влажными волосами, Руби была в платье, которое вчера ей вручила Меган.

На пороге соседнего номера возникла супружеская чета, обоим за шестьдесят. Бог знает, что они о нас подумали.

Мы отправились в город. Меган с нетерпением ждала нас. Успех Руби она назвала настоящим подвигом и объяснила, что наиболее трудными для отвыкающего наркомана считаются именно первые двадцать четыре часа.

Как обычно, приехал пастор. Женщины собрались в зале на проповедь, молитву и обязательные гимны.

Мы с Меган пили в саду кофе и планировали жизнь подопечной на следующие двадцать четыре часа. По окончании службы Руби должна отсидеть собрания. Бдительность нельзя терять ни на секунду. Из общения с наркоманками Меган знала: улица вернет Руби к старому.

Я мог несколько дней придерживаться тактики с мотелем, платить за Руби мне было даже приятно. Но проблема заключалась в том, что в четыре часа дня я улетал в Чикаго.

Сколько продлятся розыски Гектора, неизвестно. А жить в мотеле Руби очень понравилось.

Мы решили не суетиться. Вечером Меган доставит Руби в мотель, я оплачу ночь, в понедельник утром Меган привезет Руби в Наоми. Что делать дальше, подумаем. Во всяком случае, Меган постарается убедить подопечную, что необходимо провести шесть месяцев в специальном приюте для женщин, в условиях строжайшей дисциплины. Руби не только пройдет курс интенсивного лечения от наркомании, но и получит какую-нибудь профессию.

— Руби предстоит одолеть гору, — заметила Меган.

• Предыдущая
• 50/68
• Следующая