Брокер - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/77
• Следующая

– Я сделаю несколько звонков, – сказал Сендберг, вдруг учуявший что-то подозрительное.

– Пожалуйста. И поговорим через денек-другой.

Сендберг положил трубку и уставился на пустой экран монитора. Криц наверняка присутствовал, когда в последнюю минуту президент Морган даровал помилования. Учитывая вашингтонскую паранойю, Криц явно был единственным человеком, находившимся в Овальном кабинете с президентом, когда Морган принимал решения и подписывал необходимые документы.

Наверное, Криц знал слишком много.

Три часа спустя Сендберг вылетел из аэропорта Даллеса в Лондон.

Задолго до рассвета Марко снова проснулся в незнакомой постели в незнакомом месте и долго не мог собраться с мыслями, вспоминая свои действия, анализируя странную ситуацию, в которой он оказался, планируя новый день и стараясь забыть прошлое, одновременно прикидывая, что ему могут принести следующие двенадцать часов. Спал он в общем-то неплохо. Всего несколько часов, четыре или пять, но точно сказать он затруднялся, потому что комната была погружена в полную темноту. Он вынул наушники; как всегда, он заснул после полуночи под веселое журчание итальянского диалога.

Он радовался теплу в комнате. В Радли его едва не заморозили, и в последнем жилище тоже царил холод. В новой квартире были толстые стены и двойные рамы, а система отопления, возможно, даже перестаралась. Решив, что в достаточной мере продумал новый день, он опустил ноги на теплый кафельный пол и снова мысленно поблагодарил Луиджи за перемену жилья.

Сколько он здесь задержится, по-прежнему неясно, впрочем, как и будущее, которое ему уготовили. Он включил свет и посмотрел на часы – без нескольких минут пять. В ванной он включил еще одну лампу и рассмотрел свое отражение в зеркале. В растительности под носом и на подбородке оказалось больше серебра, чем он рассчитывал. Честно говоря, стало совершенно ясно, что бородка, которую он начал отпускать, на девяносто процентов будет седой с едва заметными темно-каштановыми прожилками. Ну и пусть. Ему пятьдесят два года. Все это часть новой защитной оболочки, делающей его другим человеком. С узким лицом, впалыми щеками, короткой стрижкой и слегка старомодной квадратной оправой фирменных очков он запросто сойдет за Марко Лаццери на любой улице Болоньи. Или Милана, Флоренции и любых других городов, которые он захочет посетить.

Через час он вышел на улицу в тишь и холод крытой галереи, построенной рабочими, умершими лет триста назад. Резкие порывы ветра пронизывали насквозь. Он снова подумал, что надо бы пожаловаться своему куратору на отсутствие настоящей зимней одежды. Он не читал газеты и не смотрел телевизор и потому не знал сводок погоды. Очевидно было одно – становилось все холоднее и холоднее.

Он шагал под низкой галереей улицы Фондацца в направлении университета и был на улице совершенно один. Он решил не пользоваться картой города, засунутой в карман пальто. Если заблудится, он ее раскроет и признает поражение, но пока преисполнился решимости изучать город ногами и глазами. Через тридцать минут, когда солнце едва обозначилось в небе, он вышел на улицу Ирнерио в северной стороне университетской части города. Еще два квартала к востоку – и перед глазами возникла бледно-зеленая вывеска бара «Фонтана». Сквозь оконное стекло он увидел седого человека. Рудольф уже был там.

По привычке Марко выждал минуту, оглянулся и посмотрел в том направлении, откуда только что пришел, словно ожидая, что кто-то выскочит из тьмы подобно бесшумной ищейке. Улица Ирнерио была пустынна. Он вошел в кафе.

– Мой друг Марко, – сказал Рудольф, улыбнувшись, когда они обменялись рукопожатием. – Садитесь, пожалуйста.

Кафе было заполнено наполовину учеными типами, уткнувшимися в утренние газеты и не видевшими ничего вокруг себя. Марко заказал капуччино, а Рудольф заново набил свою пенковую трубку. Сладкий аромат заполнил облюбованный ими угол.

– Позавчера нашел вашу записку, – сказал Рудольф, выпуская облачко дыма. – Жаль, мы разминулись. Где успели побывать?

Марко никуда не уезжал, но, как подобало завзятому канадскому туристу итальянского происхождения, быстренько сочинил воображаемый маршрут.

– Я провел пару дней во Флоренции, – сказал он.

– Восхитительный город.

Они поговорили о Флоренции, и Марко болтал о достопримечательностях, художественных произведениях и историческом прошлом города, который знал лишь по дешевому путеводителю, одолженному Эрманно. Путеводитель был, разумеется, на итальянском, а это означало, что он в течение нескольких часов разбирался с текстом с помощью словаря и набирался сведений, которые мог теперь обсуждать с Рудольфом, словно действительно провел несколько дней в этом городе.

Они заказали еще кофе, и Рудольф снова набил трубку. Марко впервые обратил внимание на желтоватые пятна от табака на его растрепанных бакенбардах поближе к уголкам рта. На столике лежали утренние газеты, сплошь итальянские.

– А нет ли в Болонье приличной английской газеты? – спросил Марко.

– Почему вас это интересует?

– Сам не знаю. Хочется иногда узнать, что творится за океаном.

– Я время от времени покупаю «Гералд трибюн». Читая ее, я чувствую себя счастливым, оттого что живу здесь, вдали от всей этой преступности, торговли наркотиками, загрязнения воздуха и политических скандалов. Американское общество насквозь прогнило. А правительство – воплощение лицемерия. И это самая передовая демократия на свете. Ха! Конгресс покупается и находится на содержании у богатеев.

Оглянувшись с таким видом, точно собирался сплюнуть, Рудольф вдруг сунул в рот трубку и плотно сжал зубами. Марко даже задержал дыхание, ожидая нового ядовитого замечания в адрес Соединенных Штатов. Но момент напряженности миновал. Оба мирно отхлебнули кофе.

– Мне ненавистно американское правительство, – горько посетовал Рудольф.

Браво, подумал Марко.

– А как насчет канадского? – спросил он.

– Вам я ставлю оценку повыше. Впрочем, ненамного.

Марко сделал вид, что польщен, и поспешил сменить тему. Сказал, что собирается теперь съездить в Венецию. Конечно, Рудольф бывал там неоднократно и дал массу советов. Марко даже начал записывать с таким видом, будто собирался побежать на вокзал. Затем назвал Милан, но по этому поводу Рудольф энтузиазма не проявил – из-за «фашиствующих типов правого крыла», обосновавшихся в этом городе.

– Это была база Муссолини, на которую опиралась его власть, – сказал он, приглушив голос, словно все прочие коммунисты в баре «Фонтана» могли взорваться от негодования при одном упоминании этого диктатора.

Когда стало очевидным, что Рудольф собирается сидеть и говорить все утро, Марко решил откланяться. Они договорились встретиться здесь же в то же самое время в следующий понедельник.

Начался снежок, и на улице Ирнерио обозначились следы от шин грузовых фургончиков. Покинув теплое кафе, Марко снова подивился архитекторам древней Болоньи, придумавшим почти тридцать километров крытых тротуаров в старом городе. Он прошел несколько кварталов к востоку, затем повернул на юг по улице Независимости, широкому элегантному проспекту, построенному в семидесятые годы девятнадцатого века, чтобы знатные люди, обитавшие в центре, могли без труда добираться до железнодорожного вокзала в северной части города. Переходя улицу Марсала, Марко провалился в сугроб и почувствовал, что промочил правую ногу.

Он нехорошим словом помянул Луиджи, не обеспечившего ему надлежащий гардероб, – ведь если начнутся снегопады, то понадобятся крепкие зимние ботинки. Вслед за этим он разразился внутренним монологом о недостаточном финансировании со стороны тех, кто обеспечивал сейчас его пребывание в этом городе. Они запихнули его в Болонью, тратят кучу денег на занятия языком и съемные квартиры, не говоря уж о еде, дабы он не умер. По его мнению, они просто транжирили время и большие деньги. Куда лучше было бы отправить его в Лондон или Сидней, где полно американцев и все говорят по-английски. Там он затерялся бы с гораздо меньшими усилиями.

• Предыдущая
• 32/77
• Следующая