Издержки богемной жизни - Данилова Анна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/47
• Следующая

Судя по поведению Ольги, ее нежеланию видеть его, отвечать на его звонки и по той политике, которую вели ее родители, Оля знала о нависшей над ней угрозе, а потому пыталась дать ему понять, пусть и в мягкой форме, что не желает продолжать с ним отношения, что между ними все кончено. Или ему это только кажется? И она поменяла номер телефона случайно. Предположим, потеряла свой телефон и купила другой, с новой sim-картой?

Сквозь мутный слой этой тяжелой для него темы пробилось главное, о чем он не хотел думать: Юдин. За все то время, что они были знакомы с Олей, тень ее крестного не раз вставала между ними. И Ольга ничего не видела, как ему казалось, не чувствовала, какими глазами смотрит на нее этот красивый и в общем-то не старый еще мужчина, как он обожает ее. А если именно Юдин убил Юракова? Ольга могла не рассказывать о Юракове родителям, но крестный всегда был ее доверенным лицом. Она призналась ему, что ей реально грозит, и Юдин, влюбленный по уши, пошел и застрелил Юракова, как бешеную собаку. И теперь, в знак благодарности, Ольга с ним.

Он откуда-то знал это, чувствовал. И что самое ужасное, ощущал свое бессилие перед Юдиным, перед этим взрослым, сильным и способным на поступок человеком. А ведь и сам Бутурлин готов был ради Ольги совершить поступок! Да он его и совершил. Пошел и сдался, сказал, что это он убил актрису. Но насколько ничтожно выглядело его признание – как фарс, как издевательство над следователем и всеми близкими ему людьми, не верящими ни единому его слову, – на фоне молчаливого и такого радикального, прямо-таки геройского поступка Юдина! Он все решил просто – одним выстрелом.

Или все-таки Юракова убила сама Ольга? Но откуда она взяла пистолет? Да и как она решилась на это? Нет… Все-таки это Юдин. И счастье, если его не найдут, не вычислят.

Он знал, где живет Юдин. А если он ошибается и Ольги там нет, он поговорит с Юдиным.

А вдруг он сам себе все это придумал и между Ольгой и ее крестным ничего нет? Будет еще один наиглупейший поступок, который еще больше отдалит от него Ольгу.

Вот и все. Она боялась этого, хотела, переживала, и теперь она, по словам Максима, стала его женой. Она лежала на его плече, и ей отчего-то хотелось плакать. Приблизительно такое же умиротворение и спокойствие она пережила в раннем детстве, когда потерялась в большом универмаге, а потом нашлась, и мама усадила ее на колени, прижала к себе и крепко обняла. Было и хорошо, и страшно, что ее все-таки нашли, и все переживания и страхи остались позади.

У нее было такое чувство, словно она вновь потерялась, как когда-то, очень давно, а теперь вот нашлась. С Максимом ей было хорошо, он был такой надежный, сильный и, одновременно, ласковый, нежный, страстный.

В распахнутое окно его спальни с улицы врывался птичий гомон, шелест листвы, шум проезжающих машин, шум большого города.

– И что будет теперь? Надо прятаться? – спросила она, уткнувшись носом в его плечо. – Как же… с родителями?

– Нет, мы не будем прятаться. Мы придем к ним и все расскажем. Думаю, для твоих родителей это не будет шоком. Честно говоря, они сами хотели этого.

– Да, верно. – Оля закрыла глаза, вспоминая тот вечер, когда к ней перед сном заглянул отец и сказал, что хочет с ней поговорить. Знал бы он, что с ней тогда творилось!

Легкая тошнота подкатила к горлу – это был ледяной, ознобный и неотвратимый страх, отравлявший ее счастье.

– Максим, мне страшно. Мне очень страшно! Он все приходит и приходит ко мне по ночам! Он… этот…

– Я же говорил: внуши себе, что ничего не было – ты не была в тот вечер в парке, не стреляла.

– А ты действительно простил меня?

– За что? – Он обнял ее, завернул в простыню и поцеловал в губы. – Ты все никак не можешь забыть о пистолете?

Она кивнула головой.

– Честно говоря, поначалу я думал, что твои визиты ко мне связаны… только с твоим чувством ко мне. А когда ты рассказала мне – ты приходила, чтобы сначала украсть пистолет, а потом вернуть, положить его на место – я испугался. Ты вообще-то понимала, что делаешь?

– Да. Я защищала свою жизнь! Понимаешь, ты же сам показывал нам, когда мы были у тебя в гостях, этот пистолет. И сказал еще тогда, что человек должен уметь защитить себя.

– А ты не подумала о том, что он мог быть зарегистрирован на мое имя, и, когда пуля, попавшая в голову Юракова, оказалась бы у экспертов, они без труда могли бы определить…

– Максим, что ты говоришь? Я все рассчитала правильно. Тем более что, когда вы с папой разговаривали в кухне, а мама отправила меня за чаем, я сама слышала, как ты говорил, что этот пистолет тебе купил один твой знакомый, на рынке. Значит, ты как бы и ни при чем. К тому же, на нем не было отпечатков пальцев.

– Ты стреляла, надев перчатки? Летом, в такую жару?

– Нет, после того как я выстрелила, я протерла его, очень тщательно, носовым платком. Да-да, несмотря на то что я только что убила человека, я нашла в себе силы проделать все, что запланировала, это просто необходимо было сделать. Но я не хладнокровный убийца, это не так… просто я спасала свою жизнь. Максим, а что теперь будет с пистолетом? Ты его выбросишь?

– Дома его держать опасно. Даже сейчас, когда мы в квартире вдвоем и все кажется таким далеким, что возможность появления здесь милиции равна нулю, тем не менее надо быть готовым ко всему. А потому, конечно, я постараюсь увезти его подальше от Москвы и выбросить в какой-нибудь пруд или речку. Чтобы его уж точно не нашли.

Юдин крепко спал, когда раздался звонок в дверь. Оля по-прежнему обнимала плечо своего великовозрастного любовника, почти мужа. Эта молниеносная мысль словно ударила ее током, нарисовав в ее воображении целую галерею сцен из семейной жизни: молодая семья на даче, верхушки елей царапают голубое весеннее небо, ребенок, розово-голубой кокон из кружев и байки, спит в коляске; она разливает по тарелкам щи; семейное торжество, пришли родители, ее отец, разомлевший от выпитого коньяка и сытного ужина, играет на гитаре, а в распахнутое окно льется теплый вечерний ветерок… Она вдруг поняла, что ждала этого звонка. Милиция? Прокуратура? И от пистолета они еще не избавились… что теперь будет? Рассказать все, как было? Во всяком случае, Юдина она не подставит.

Она опустила голые ноги на ковер, поежилась от охватившего ее озноба, накинула на плечи рубашку Юдина, влезла в свои тесные джинсы и пошла открывать. Удивительно, думала она по дороге, Максим спит так, что его и пушкой не разбудишь. Какие же у него железные нервы! Или же ему нечего бояться, и пистолет он уже выбросил в окно? Так, на всякий случай.

Она посмотрела в глазок и, увидев Бутурлина, не сразу поняла, радоваться ей или, наоборот, пугаться. Зачем он пришел? Как вычислил ее? Как нашел? Что ему здесь нужно? Родители не могли ему ничего рассказать. Значит, он все сам понял и пришел. Требовать плату за свой поступок, считая, что он имеет на это право.

Она открыла дверь и впустила его. Чувствовала, что краснеет, но все равно смотрела ему в глаза – ей на самом деле не было стыдно.

– Входи, Женя. Рада тебя видеть, – вот здесь она солгала, но только самую малость. Конечно, будь на его месте человек из правоохранительных органов, вряд ли она вообще могла бы что-либо сказать. А это все-таки ее Женька Бутурлин. Свой человек. Почти родной. Особенно если учитывать события последних дней.

Он вошел, она заперла за ним дверь. Провела его в кухню, усадила, дала лимонаду из холодильника.

– Я знаю, – говорила она вполголоса, чтобы не разбудить Максима, – что ты хочешь мне что-то сказать.

– Не знаю, что ты себе напридумывала, но если ты не захочешь, то можешь оставаться с ним. – Он бросил взгляд на дверь кухни, подразумевая хозяина квартиры. – Ты мне ничего не должна. Я вот только не понял…

– Тсс… Он спит.

– Бережешь его сон?

– Женя!

– Так вот. Я не понял – почему ты избегаешь меня? Разве нельзя было хотя бы позвонить мне, встретиться, поговорить? Объяснила бы мне, что любишь его. Или ты что-то должна ему? Это он… – Бутурлин перешел на шепот, – убил Валерку?

• Предыдущая
• 40/47
• Следующая