Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/77
- Следующая
— Я ухожу, — сказала она едва слышно и повернулась к двери. Потом спросила, глядя в темный проем и слыша, как сзади по телевизору рассказывают о преимуществах одного моющего средства перед всеми остальными: — Деда Дима, по идее, старость подразумевает мудрость. Ты можешь мне сказать, что такое зло?
— Ты, — пробурчал дед сзади и скрипнул кроватью.
— Я спрашиваю серьезно. Ты знаешь?
— Ты рисуешь глупые картинки и задаешь глупые вопросы! Зло там, где люди! Ты такая же дура, как и твоя мать! Уйди! Когда ты образумишься и бросишь своего альфонса, может, я поговорю с тобой! Займись работой! — теперь в голосе деда страх звучал настолько явственно, что ей самой стало страшно. Дед был постоянен, и то, что он говорил сейчас, было тем же, что он говорил и много лет назад, но она никогда не видела, чтобы он чего-то боялся — ему просто было на все наплевать. Что с ним случилось? — Уйди, я хочу смотреть телевизор! Ты всегда мне мешаешь!
Она повернулась и пристально посмотрела на деда. Блеклые глаза за стеклами очков широко раскрыты, и в них то ли страх, то ли боль. Запавший рот устало дрожит, пальцы суетливо бегают по краю одеяла, лицо в тенях и морщинах. Сейчас дед казался каким-то ненастоящим и словно растворялся в своей комнате, среди своих вещей — он и сам был какой-то древней вещью, почти никогда не покидавшей этой комнаты. Дед обладал великой способностью — он умел быть одиноким.
— Что с тобой стало, деда Дима, — спросила Наташа тихо. — Я всегда хотела это знать. Почему ты так ко мне относишься? Ты ведь любил папу и Светку, я знаю. А я? Как же я? Чем я хуже?! Я делала для тебя все, что могла, ты живешь на мои деньги! Что тебе еще надо?! Почему ты ведешь себя, как старая сволочь?!
— Не смей так со мной разговаривать!!! — завизжал дед, брызгая слюной. Его ноздри раздувались, лицо побагровело, принимая даже какой-то фиолетовый оттенок. Он схватил подушку и швырнул ее в Наташу, и подушка, не долетев, упала на пол. — Пошла вон, дрянь! Пошла отсюда!
— Да я в жизни больше к тебе не зайду! — крикнула она, уже не заботясь о том, что ее могут услышать мать и тетка, выскочила из комнаты и хрястнула дверью о косяк с такой силой, что посыпалась штукатурка. И за звуком удара, за испуганным голосом матери, спрашивающей, что происходит, за собственным бешенством Наташа не услышала, как дед тихо произнес ее имя и не услышала, как он плачет.
Она быстро попрощалась с расстроенной матерью (а чего же ты, мама, так испугалась?), запихнула картину в сумку, смяв ее при этом — с оторванным углом рисунок уже не обладал прежней магической притягательностью, словно изуродованная картина умерла, истекла кровью. Тетя Лина проснулась и теперь сидела на кровати, глядя на Наташу с легкой сонной улыбкой, но Наташа знала, что она ее не видит.
По темной лестнице спускалась, как обычно, зажав нос, — воняло в подъезде ужасно, до рези в глазах, — и уличный воздух, пусть горячий и пропитанный выхлопными газами, показался ей чудесным — и она с разбегу нырнула в него, как в воду, пулей вылетев из подъезда.
На часах — десять. Ушибленный нос болит, настроение ужасное. Она росла без отца, дед был в семье единственным мужчиной, и для нее все-гда было очень важным его мнение. Еще важней были его похвалы, которых всегда доставалось так мало. Прошли годы, но ей до сих пор хотелось доказать деду, что она стала чем-то значительным. Ну и что? Всегда это кончалось одними лишь скандалами. Старый маразматик (кого она обманывает — дед — старый, но чертовски умный хитрец — маразм ему не грозит еще лет сто!), с нее хватит, пусть дед обращается в труху среди своих бивней, рядом со своим сундуком — ей наплевать, что он думает.
Подъехал троллейбус, громко лязгнули старые двери, напомнив, что десять вечера — это десять вечера, и давно пора домой — завтра рабочий день, завтра все начнется сначала. Поднимаясь по ступенькам, Наташа подумала, что, должно быть, начала очень уж мрачно относится к жизни.
В салоне, кроме нее, находилось человек десять, и все ехали поодиночке, жались к окнам, читали или разглядывали ночь за поцарапанными стеклами. На переднем сиденье, вольготно раскинувшись, спал человек в одежде, грязной до отвращения, и, сидя в середине салона, Наташа чувствовала исходящий от него тяжелый тухловатый запах. Троллейбус подпрыгивал на выбоинах, и подпрыгивало тело спящего, постепенно сползая к краю сидения. При очередной встряске человек свалился на пол, но не проснулся — только хрипло, с бульканьем вздохнул и перевернулся на живот. На него никто не посмотрел.
Домой Наташа шла обычной дорогой. Возле мусорных ящиков она остановилась и, немного подумав, открыла сумку, вытащила скомканный рисунок и бросила его поверх горки мусора.
Паша был дома — перед подъездом, за бордюром косо стояла «копейка», на Вершине Мира горел свет, и ей показалось, что она видит темный силуэт мужа на фоне занавесок. На подъездной скамейке в свете окон первого этажа жарко обнималась парочка школьного возраста, и Наташа, чтобы не мешать, отошла в сторону и достала сигарету.
На дороге было темно — теперь, наверное, фонари зажгутся нескоро. Столб так же лежал поперек двора, и где-то рядом валялись и порванные провода, не видные в темноте. Что же на самом деле случилось прошлой ночью? Вопрос возвращался и возвращался…
Наташа затянулась сигаретой, и сильный порыв ветра взметнул ее волосы, бросив их ей в лицо. Она сердито отмахнулась, глядя сквозь густую крону платанов, — мысли ее бродили далеко.
Из темноты плеснулся яркий свет фар подъезжающей машины, донесся звук мотора, и Наташа лениво повернула голову, чтобы посмотреть — проедет ли она благополучно или с ней что-нибудь случится, и это пополнит пресловутую Надину статистику.
Машина ехала очень быстро, прямо-таки летела, и на выбоинах ее подбрасывало от души. Хмуро провожая ее глазами, Наташа подумала, что это вполне подходящий вариант для статистики — недопустимо ездить с такой скоростью по дворовым дорогам, да еще ночью — мало ли кто…
Отчаянный визг колес и пронзительный страшный крик разбил ее мысли вдребезги. Свет фар, до того скользивший плавно, резко дернулся, и машина остановилась, а крик не прекращался — не крик — полувизг-полувой нарастал и нарастал, набирая силу, — жуткий звук нестерпимой боли. Уронив сигарету, Наташа бросилась к дороге, уже только на бегу понимая, что крик издает не человеческое горло, что сбили не человека — собаку, всего-навсего собаку, но остановится уже не могла, а крик становился все громче, все пронзительней и все кошмарней, ввинчиваясь в мозг, и ей казалось, что боли, заключенной в таком крике, вообще не должно существовать — это невозможно. И как живое существо может так кричать, как у него хватает воздуха и сил?
У обочины дороги она остановилась и зажала рот рукой. Сзади послышался топот быстро бегущих ног — кто-то догонял ее — наверное, крик сдернул со скамейки ту самую приподъездную парочку, но Наташа не обернулась.
Собака лежала за задними колесами машины, освещенная слабым светом габаритных фар, и, увидев ее, Наташа чуть не застонала — Дик, бедный Дик, самый безобидный пес в мире. А что будет с Викторией Семеновной, когда она узнает?! Зрелище было ужасным — несчастного пса перерезало почти пополам — но хуже всего были не кровь, не вылезшие внутренности, а то, что собака, несмотря на страшную травму, еще жила, еще кричала и дергала лапами, точно пытаясь и сейчас убежать от смерти.
Над собакой уже стоял водитель — молодой парень, на вид младше Наташи. Его лицо пряталось в тени, пальцы рук суматошно комкали друг друга.
— Что ты смотришь! — в бешенстве закричала Наташа. — Убей его! Не видишь, как пес мучается?! Ну!
Она почувствовала, что парень смотрит на нее с ужасом. Похоже, ему еще никогда не доводилось никого сбивать на дороге. Возможно, он и не виноват, — всем была известна страсть Дика гоняться за машинами, но сейчас Наташа просто не способна была учитывать подобные оправдания.
— Я? Н-нет…я… — растерянно забормотал парень и замотал головой, точно отмахиваясь от невидимых мух. Он опустился на корточки рядом с Диком, и в свет фар вплыло его подергивающееся лицо с полуоткрытым ртом. — Е… да что ж… откуда он выскочил..? я… у меня тормоза… бляха… я ж…
- Предыдущая
- 13/77
- Следующая
