Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/77
- Следующая
— Хорошо. Помнишь, где ты остановился, когда привез меня домой?
— Да. Там? Во сколько?
— Я закрываю в десять, буду там около половины одиннадцатого.
— Хорошо, в пол-одиннадцатого. Только, Наталья, не вздумай финтить — в твоих же интересах!
— Я приду, — ответила она тускло и уже собралась было повесить трубку, но голос Лактионова остановил ее.
— Погоди. Поскольку разговор у нас по честному будет сугубо деловым, хочу сейчас сказать тебе одну вещь.
— Какую? — насторожилась Наташа.
— Я — не кусок мяса.
— Что?! Что?!
Но в трубке уже бились короткие тревожные гудки. Наташа недоуменно посмотрела на нее, потом повесила на рычаг и вышла из будки. Обойдя уже запертый на ночь рынок, она открыла павильон, и следом за ней тотчас же впорхнуло несколько покупателей, шумно негодуя по по-воду долгого отсутствия продавца. Наташа посмотрела на них с неожиданной тоской.
…видят в вас только часть магазина…
Черт бы подрал Лактионова! Почему его слова застряли у нее в мозгу, как занозы, и не удается их оттуда вытащить?! И что ему понадобилось на этот раз?! Помощь… ей совершенно не нужна помощь от Лактионова, вообще ничего не нужно, только бы больше никогда его не видеть — он был частью тех перемен, которые пугали ее. Зачем же она снова согласилась на встречу — любопытство? Или что-то еще? Желание на этот раз одержать победу?
Благородные рыцари…
Какие там к черту благородные!
Покупатели, прихватив четыре литровых бутылки водки, два бульонных кубика (на закуску что ли?) и одну пластмассовую вилку, вышли, громко обсуждая телесные достоинства какой-то Светланы Петровны, а вместо них в павильон заглянул Максим (конкурирующая фирма с другой стороны города павильонов — парень, в общемто, ничего, если бы не плохо скрываемое пожелание конкурентам всяческих проблем — ну, что ж, деньги есть деньги). Заглянул и заныл жалобно, тряся сложенной ковшиком ладонью, как старушка на паперти:
— Извините, что я к вам обращааюсь. Мы сами люди не местные…
Наташа, не выходя из-за прилавка, бросила ему отощавшую за день пачку сигарет. Максим поймал ее, выдернул одну сигарету и тем же способом переправил пачку обратно.
— Нижайшее мерси! А что, налоговая к вам сегодня заползала?
— Нет! — довольный ответ.
— Да? — унылый взгляд. — Повезло. А у меня — представь! — санэпид — к мусорному ведру придрались, ссуки!
— Сочувствую. Слушай, Макс, ты очень кстати. У меня тут зажигалка сломалась — не посмотришь?
— Давай, — Максим поймал зажигалку, посмотрел на нее, попробовал колесико. — Но проблем! Просто кремень стерся. У меня там где-то выдохшаяся зажигалка валяется с кремнем, сейчас переставлю. Хотя, проще новую купить.
— Купить, ага! Денег дай!
— Ладно, сейчас сделаю. Жди меня, и я вернусь, — Максим исчез, притворив за собой дверь.
Вздохнув, Наташа посмотрела на часы — до закрытия оставалось еще порядочно времени, но день уже был на исходе. Да, вот и еще одним днем больше. Или меньше? Вообще, конечно, это чересчур — думать не о том, как прошел день, а о том, что он просто прошел, бесследно исчез в чем-то, что называется прошлым — вот уж действительно плохое отношение к жизни. Она потянулась к сигаретам, но вспомнила, что только что отдала зажигалку Максиму. Тогда, чтобы хоть чем-нибудь заняться, поскольку все листы для рисования, которые она сегодня прихватила с собой, кончились, Наташа достала из-под прилавка тряпку, на которую сменщица пожертвовала свой старый халат, вышла на улицу, вытряхнула ее, вернулась и, притворив дверь, принялась протирать блестящее бутылочное добро. Это было достаточно увлекательным занятием — не из-за содержимого, а из-за внешнего вида. Ей нравилось разглядывать красочные этикетки дорогих вин, красивые фигурные бутылки. Ну, и, конечно, все-таки (чего уж там!) нравилось представлять, каковы эти вина на вкус. Особое благоговение у нее вызывал «Курвуазье» — шикарный, дорогой, недоступный. Кто-нибудь купит его, нальет в большой полукруглый бокал и будет медленно смаковать с дорогой ароматной сигарой, обмакнув ее кончик в коньяк. Не удержавшись, Наташа сняла «Курвуазье» с полки и, водя по нему тряпкой, подошла к прилавку. Положила тряпку и начала задумчиво разглядывать зеленое матовое стекло длинногорлой пузатой бутылки, черную с золотом этикетку, водя по ним пальцами…
Щелкнула, открываясь, дверь, и Наташа машинально сунула коньяк на полочку под прилавком, придав лицу дежурное выражение — не безумной радости при виде покупателя, но и не, как любил говорить Вадик, «абсолютного пофигизма», а отрешенно-спокойное с легкой, совершенно ничего не значащей улыбкой — «будет здорово, если вы что-то купите, а если нет — валите — не умру!»
Потенциальных покупателей было двое — парни, моложе ее года на два или три, один в солнечных очках, другой совершенно и качественно лысый, облаченный только в длинные шорты и шлепанцы, со скомканной футболкой в руке. Они остановились у прилавка и начали рассматривать вина, негромко переговариваясь между собой. Наташа отошла чуть в сторону, чтобы не мешать.
— Дайте три «Талисмана», — наконец сказали солнечные очки, и оба парня, повернувшись друг к другу, слаженно прыснули, будто только что прозвучало что-то невероятно смешное. Наташа все с тем же отрешенным лицом быстро сунула калькулятор в ящик, проверила, закрыта ли касса и только потом отвернулась к полкам.
Все бутылки с вином располагались под прилавком, и чтобы их достать, пришлось наклониться. Когда покупатели снова оказались в поле видимости, лысый жевал извлеченную из кармана шоколадку, откусывая куски так жадно, словно не ел по меньшей мере год. Наташа выставила бутылки на прилавок, солнечные очки наклонились к ним, осмотрели придирчиво и сказали, явно с трудом сдерживая смех:
— Девушка, а здесь осадок.
— Где?
— Вот, — указательный палец ткнул в одну из бутылок. Наташа осмотрела ее, но никакого осадка не увидела. Все же она забрала ее и снова наклонилась, выискивая другую.
Что-то не так.
Тоненький тревожный звоночек прозвенел в ее голове, как только парни снова скрылись из вида. Она нерешительно поставила бутылку на место и потянулась за новой. Что-то было не так, что-то было очень, очень плохо. Похожее чувство пронзило ее тогда, на дороге, когда…
По звуку рога…
Слишком темно.
Да, в павильоне стало темнее.
Опущенные жалюзи на двери и на одном из окон.
«Смотри, Наташа, это очень просто — поворачиваешь вот эту штучку и они закрываются. Нет, вот тут… выйди из-за прилавка, ты не достанешь».
А ведь она их не опускала!
Как только мысль оформилась, на прилавок плюхнулось что-то тяжелое, и кассовый аппарат возмущенно брякнул. Не поднимая головы, Наташа дернулась назад, инстинктивно прикрывшись руками, и мимо ее лица промелькнуло что-то длинное, циллиндрическое, с металлическим звоном упало на пол и укатилось куда-то в сторону. В следующее мгновение ее крепко и больно схватили за запястье вскинутой над головой левой руки, резким рывком вздернули кверху, и она увидела перед собой дикое оскаленное лицо лысого, словно сошедшее с одной из неволинских картин. И глаза…
Мамочки мои, да он же совсем укуренный!
— Бабки на палубу, с-сука! — сказал лысый звенящим, дробящимся шепотом, и сквозь застилавший глаза туман ужаса Наташа увидела на его зубах темные шоколадные разводы. Солнечные очки стояли у двери, возясь с табличкой «Открыто-Закрыто» и как-то очень мелодично бормоча, словно напевая между делом: «Сэш, бляха, давай, Сэш, муфлоны заскочат…» Руку вывернули еще сильнее, и Наташа взвизгнула от боли. Лысый упорно продолжал тянуть ее вперед и вверх, буквально вытаскивая из-за прилавка, словно морковку из земли, явно не понимая, что так она при всем своем желании не сможет дотянуться до кассового аппарата.
— Да пусти же, я отдам деньги! — отчаянно крикнула она.
«Конечно отдам, еще не хватало загибаться из-за каких-то денег, что мне, грудью защищать добро Виктора Николаевича?! ага, сейчас!»
- Предыдущая
- 34/77
- Следующая
