Клава Назарова - Мусатов Алексей Иванович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/66
• Следующая

— Это наша рыба! Наша! — во весь голос закричал Федя и запустил руку в корзину, ухватил под жабры крупного краснопёрого карася и сунул себе в кошёлку. — Разбирай, ребята!

— Ах вы, жульё базарное! — побагровела Матрёна и, выскочив из-за стола, бросилась к мальчишке.

Федя ловко увернулся и юркнул в толпу. Матрёна с истошным криком «Держите вора!» побежала за ним.

Клава переглянулась с Витькой и Варей. Ну и глупый же этот Федька! Сейчас Бородулиха переполошит весь базар и ни за что ни про что обесчестит мальчишек. Что было делать?

— Борька! Да ты человек или кто? — с отчаянием закричала Клава. — Чего ты молчишь? Ты же всё видел, всё знаешь! Ну, скажи, чья это рыба, чья?

Борька вздрогнул, диковато оглянулся по сторонам, потом вдруг подвинул корзину с карасями на край стола и, кивнув Витьке с Сашей, хрипло сказал:

— Берите! Ваша рыба. Я знаю…

Когда Матрёна, взмокнув от пота и тяжело дыша, с помощью какого-то рослого парня подтащила к столу упирающегося Федю, она застала такую картину.

Корзина с рыбой была наполовину пуста, а её племянник поспешно кидал карасей в кошёлки мальчишек.

Ошеломлённая Матрёна выпустила ворот Фединой рубахи и кинулась к племяннику.

— Ах ты змеёныш!.. Семя крапивное! — процедила она и, выхватив из корзины увесистого карася, принялась хлестать скользким рыбьим хвостом мальчика по щекам.

Не помня себя, Клава кинулась к Матрёне и вцепилась ей в руку.

— Не смейте! Ребёнка!

И это прозвучало как боевой клич. Ребята, словно по команде, окружили Матрёну; они хватали её за руки, тянули за юбку, загораживали Борьку от ударов.

Неожиданно раздался переливчатый свисток, и к столу протолкался молоденький милиционер.

— В чём дело, граждане?

Увидев милиционера, Матрёна пустила слезу и принялась жаловаться на бесчинство ребятишек: не дают спокойно торговать, воруют рыбу среди бела дня…

— А чужими карасями торговать можно? — воскликнула Клава. — А ребятишек бить дозволено?!

— Да не слушайте вы её! — перебила девочку Матрёна. — И что за дети пошли, только взрослых шельмуют! А ещё пионерия… Красные косынки на шее… Срам один…

Клава обернулась к милиционеру.

— Заберите нас в милицию!..

Милиционер с недоумением окинул взглядом ребят и спросил:

— Кого же именно?

— Всех, всех заберите. И торговку эту, и племянника её, и всех пионеров наших. Мы вам в милиции обо всём расскажем.

— И впрямь, товарищ милиционер, — сочувственно сказал кто-то из толпы. — Надо разобраться.

— Недосуг мне по милициям расхаживать, — отмахнулась Матрёна. Подавшись вперёд, она вырвала у Фединых дружков кошёлки с рыбой и высыпала карасей в корзину.

— Нет уж, гражданочка, придётся пройти, — сказал милиционер и обратился к толпе: — Свидетели среди вас найдутся?

— Есть свидетели, есть! — отозвалось несколько голосов.

— Тогда попрошу, граждане… — пригласил милиционер. — Придётся, конечно, и рыбку прихватить…

И он повёл всех через базарную площадь к старинным торговым рядам, где помещалось отделение милиции.

В милиции Матрёна Бородулина выкручивалась, как только могла.

Припёртая к стенке показаниями ребят и свидетелей, она, наконец, созналась, что с рыбой её попутал сынок Оська, у которого с ребятами, как видно, имеются давние счёты.

А от этой рыбы и пошли все прочие беды: она, Матрёна, под горячую руку и ребят жуликами обозвала и племянника обидела. Но пусть уж Боренька не сердится — в своей семье чего не бывает!..

— Семья семьёй, но рукоприкладством заниматься не имеете права, — предупредил её дежурный по милиции. — Имейте в виду, в случае повторения будете отвечать по закону.

— Спаси и помилуй, — истово закрестилась Матрёна. — Пальцем больше не трону! Как можно! Он же не чужой мне, Боренька, свой человек, кровинка родная…

— Ну хорошо, гражданка. На первый раз мы вам поверим. Можете идти.

— А с рыбкой как же? — спросила Матрёна.

— Придётся вернуть по назначению. — Дежурный передал карасей Феде и его приятелям.

Довольные первой победой, ребята вышли из милиции.

— А радоваться-то ещё рано, — сказала Клава, когда возбуждение ребят немного улеглось. — Рыбу мы отобрали, а как теперь Борьке у Бородулиных придётся, это ещё темным-темно.

— Верно! — согласилась Варя. — Матрёна, она, как Лиса Патрикеевна, может и притвориться. В милиции одно говорила, а дома другое сделает.

— Да и Оська теперь своему братцу спуску не даст, припомнит ему карасей, — заметил Димка.

С этого дня дрохи взяли Борьку Капелюхина под своё неустанное наблюдение.

Постоянно около дома Бородулиных дозорил кто-нибудь из ребят. Чтобы переговорить с Борькой и узнать, как он живёт, ребята ловили его на улице или пробирались к нему в огород.

Они собрали кое-что из одежды, и Клава поручила девочкам отнести всё это Борьке. Сама она к Бородулиным не пошла: не могла видеть хозяйку дома, боялась, что взорвётся и наговорит ей дерзостей.

— Вы идите, а я вас на улице подожду, — сказала она Варе. — И вызнай там, чего ещё Борьке требуется.

Варя с подружками провели в доме Бородулиных минут десять. Тётя Матрёна, против обыкновения, приняла девочек довольно приветливо, охотно взяла ребячьи штаны и рубахи и, сунув их в комод, сказала, что они, Бородулины, не нищие, но от доброй помощи отказываться грех. Племянник растёт как на дрожжах, и одежды на него не напасёшься. А если у ребят найдётся лишняя обувка, Бореньке она тоже не помешает.

Потом Матрёна подозвала племянника и велела ему успокоить «глазастых доглядчиков», подтвердив им, что живёт он у тётки, как у Христа за пазухой, никто его не обижает. А если Боря редко показывается на улице, так это потому, что он любит копаться в грядках и ухаживать за садом. Он и воду для полива таскает по своей охоте: жалеет каждый росточек, как бы тот не зачах от жары.

При этом Матрёна потрепала племянника по взъерошенной голове и громко засмеялась.

— Ведь правда, племяш? Ну, скажи им…

— А что же Борька? — спросила Клава. — Подтвердил или нет?

— Да так, промычал что-то… И сразу же убежал, — ответила Варя. — Матрёна даже расстроилась. «Дичок, говорит, у меня племянник, нелюдим. Такой уж он с малолетства, тронутый…»

— Хитрит эта Бородулиха, зубы нам заговаривает, — не поверила Клава. — Ишь ты… нелюдим, тронутый… Будешь тут тронутый от такой работы! Надо помочь Борьке таскать воду.

— Как это? — удивилась Варя. — Разве ж Матрёна допустит кого к своим грядкам!

— А мы ей прямо скажем… И не отступим от своего, — заявила Клава. — Или не мучайте больше Борьку, или пускайте нас на участок к себе.

Через несколько дней пионеры предъявили Матрёне свой «ультиматум». Они ожидали, что Бородулиха высмеет их и погонит прочь, но та, к их удивлению, осталась даже довольна.

— Милости прошу, заходите. Артелькой-то оно споро дело пойдёт. Дружно, говорят, не грузно…

С этого дня почти каждое утро двое или трое ребят трудились вместе с Борькой: таскали воду, поливали гряды, рыхлили землю.

Матрёна с довольным видом поглядывала на неожиданных помощников и, когда они заканчивали работу, не скупилась на похвалы.

— Прилежно работали, по-ударному. Прямо хоть премию выдавай. Ну, коли так, попаситесь малость на грядке, поешьте клубнички…

— Нет уж, спасибочко, — отказывалась Клава. — Сами ешьте, а мы не за тем приходим сюда…

На душе у ребят было нехорошо. Дрохи как будто выручали Борьку, а на деле работали на торговку и спекулянтку.

На улице стали даже поговаривать, что Клавкина команда добровольно пошла батрачить на Бородулиных.

— Не надо мне больше помогать, — как-то раз заявил Борька пионерам. — И на огород больше не ходите. Оська с тёткой смеются над вами: дурачки, мол, лопухи…

— А как же ты один будешь? — спросила Клава.

— Ничего, — вздохнул Борька. — До школы как-нибудь продержусь… Теперь уж недолго.

• Предыдущая
• 5/66
• Следующая