Выбери любимый жанр

Новое море - Жданов Николай Гаврилович - Страница 6


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

6

— Это, конечно, твое преимущество, — усмехнувшись, сказал дядя Федя. — Но ведь он у нас сделан не для прогулок по степи. Зато, видишь, какие горы остаются на его пути!.. Посторонись-ка! А то, чего доброго, он тебе на ногу наступит — запрыгаешь: у него ступня весит тридцать семь тонн!

САПЕРСКАЯ МОГИЛА

И вот снова они едут по шоссе.

Дорога уходит все дальше в степь. Песчаные горы то отодвигаются в сторону, то совсем пропадают из виду. Только стальные вышки высоковольтной линии шагают попрежнему рядом с дорогой, поддерживая на железных коромыслах тяжелые, провисающие над землей провода.

С машины степь кажется пятнистой, серо-зелено-рыжей. У самой дороги видны сизые метелки низкорослой полыни, степные колючки, бурые, уже выжженные солнцем плешины, и ничего больше.

Только раз Пташка увидел суслика. Встав на цыпочки, зверек с храбрым любопытством смотрел на их машину, словно хотел сказать: а я вас совсем не боюсь. Иногда попадались грачи, в блестящих черных костюмах, важно раскланивающиеся на все стороны.

Пташка уже несколько раз приподнимался во весь рост и, держась за борт рукой, смотрел, не виден ли Дон. Но впереди была только бесконечная степь.

«Вот если бы я пешком шел — досталось бы мне!» — подумал Пташка.

В легком колеблющемся мареве возникали над степью то круглая вышка водопроводной башни, то высокие фермы копров, то кружевные стрелы подъемных кранов и экскаваторов.

Потом все это уплывало куда-то в сторону и через несколько минут возникало опять, уже в новом направлении.

Пташка смутно понимал, что здесь, в степи, осуществляются громадные работы, которые изменят степь.

Машина замедлила ход и, свернув к обочине шоссе, остановилась.

Дядя Федя вылез из кабины и заглянул в кузов.

— Я здесь, — сказал Пташка. Ему показалось, что дядя Федя хочет проверить, не потерялся ли он опять.

Но дядя Федя сказал:

— Выходи, Митя, пройдемся немного.

Пташка соскочил на землю и, с удовольствием разминая ноги, догнал дядю Федю. Они медленно поднялись на прогретый солнцем пологий склон, поросший шелковистым ковылем. Дядя Федя остановился и обнял Пташку за плечи.

— Ты отца своего помнишь? — спросил он.

Пташка почувствовал, что ему передается взволнованное, сосредоточенное состояние, владевшее сейчас дядей Федей.

— Не знаю… — растерянно сказал он. — Маму я, наверно, помню… Я ее сегодня во сне видел…

Дядя Федя вздохнул, внимательно посмотрел Пташке в лицо и, не сказав ничего, пошел дальше.

Они взяли немного в сторону, спустились под уклон, и Пташка совсем рядом перед собой увидел вдруг невысокий могильный холм и звезду над маленькой деревянной пирамидкой.

Дядя Федя снял фуражку. Следуя ему, Пташка тоже стянул с головы свою кепку и молча стал перед могилой, читая скорбные слова:

Здесь похоронены саперы
АНТОН ТРАВНИКОВ,
МИХАИЛ СИЗОВ,
ТИМОФЕИ ПТАХИН,
героически сражавшиеся
с фашистскими захватчиками.
Погибли, уничтожая немецкую
танковую переправу, 9 января 1943 года.

И вдруг он понял: это отец его — Тимофей Птахин… Пташка, шевеля дрожащими губами, перечитал надпись. Об отце так много говорила ему Власьевна, все о нем постоянно вспоминают, а он лежит вот здесь, под этим холмом, со своими товарищами. Если бы он мог, он бы, конечно, поднялся и посмотрел, что делается теперь тут в степи, и тоже стал бы работать, как Полыхаев или как дядя Федя. Но он не может этого сделать, и вот это и есть смерть.

Пташка растерянно посмотрел на дядю Федю.

— Здесь война была? — спросил он.

— Да, битва за Сталинград! — с какой-то суровой строгостью в голосе сказал дядя Федя. — Если бы твой отец со своими товарищами не уничтожил переправу, танки с ходу ворвались бы на наши позиции — погибло бы много людей! Вот какие дела…

— А вы? — тревожно спросил Пташка. — Тоже погибли бы?

Дядя Федя едва заметно улыбнулся.

— Я на другом участке был, — ответил он мягко. — Но если бы тогда отдали Сталинград, то и мне пришлось бы туго. И не только мне: многим людям на земле пришлось бы от этого плохо.

Он замолчал. И оба долго, безмолвно смотрели на могилу, на чуть повянувшие цветы у деревянного обелиска.

— Какие хорошие цветки! — сказал Пташка. — Только бы не завяли!

— Да, — рассеянно подтвердил дядя Федя, — это сестра твоя посадила.

— Настя? — воскликнул Пташка. — Она тоже была здесь?

— Была. Вот эти цветы мы с ней привозили, — тихо сказал дядя Федя.

Пташка уловил в его тоне что-то задумчивое, почти нежное, и невольно подумал, что Настя и дядя Федя, должно быть, очень близкие друг другу люди.

— Она взяла с меня слово, — продолжал дядя Федя: — каждый раз, как поеду здесь по дороге, подниматься к могиле и поливать цветки. Вот, пойдем-ка!

Они спустились по склону туда, где в осоке блестела еле заметная речка. В кустике на берегу оказалось спрятанным резиновое ведро, сделанное из куска автомобильной камеры. Дядя Федя зачерпнул в него воды, и они вместе, стараясь не разлить, понесли ее к степной могиле и полили цветы.

Возвращаясь затем через степь к машине, они оба — и Пташка и дядя Федя — чувствовали, что их связывает теперь друг с другом что-то такое, что трудно выразить словами, но что, вероятно, останется между ними надолго, может быть на всю их жизнь.

УКРОТИТЕЛЬНИЦА МОЛНИЙ

Наконец показались впереди крутые, холмистые берега Дона. Машина въехала в поселок, покатилась мимо небольших одинаковых домиков, свернула в аллею молоденьких белостволых тополей и выехала на взрытую неровную дорогу, запруженную грузовиками. Запахло бензином; в воздухе стояла пыль; вдоль дороги громоздились неуютные строительные здания, деревянные вышки, краны. Во всех направлениях тянулись столбы с толстыми, как канаты, проводами.

Полуторка переехала через железнодорожную ветку и остановилась у новых деревянных ворот.

Дядя Федя выскочил из кабины и махнул Пташке рукой, чтобы следовал за ним.

В воротах, их остановил вахтер, но дядя Федя показал ему какую-то книжечку и, положив Пташке руку на плечо, сказал:

— Со мной.

Они прошли мимо высокого крана, переносившего над землей охапки железных прутьев.

— Мы куда? — спросил Пташка.

— А вот сейчас увидишь, — сказал дядя Федя.

У невысокого деревянного навеса он остановился. На груде железа стоял человек, по виду почти подросток, в брезентовой жесткой куртке и негнущихся брюках. Он держал в одной руке фанерный щиток с окошечком, а в другой — небольшой черенок, вроде простой стамески, но с развилкой на конце.

Вот быстрым движением руки он вставил в развилку железный стерженек величиной с карандаш и только поднес его к железному пруту, как этот карандаш мгновенно превратился в молнию.

Молния ослепительно засверкала в руке человека и, наткнувшись на железо, зашипела, рассыпая огненные искры.

Но с тем спокойствием, которое, должно быть, свойственно только укротителям молний, человек легко отвел огонь от железа, и молния сразу потухла и перестала шипеть. Человек снова сделал легкое движение рукой, и молния, мягко шурша, как бы полилась молочно-огненной струей на прутья, сращивая их на стыках.

— Настя! — позвал дядя Федя.

Укротитель молний, так поразивший Пташку, снял с руки брезентовую рукавицу, откинул с лица щиток, и Пташка увидел знакомое родное лицо сестры.

— Настя! — Он бросился к ней.

— Ты как сюда попал? — удивленно и радостно спросила она, схватив его в охапку, тормоша и целуя его в голову как всегда делала в детстве.

— Меня дядя Федя привез, — сказал Пташка.

И только сейчас, оглянувшись, она заметила дядю Федю.

6
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело