Повести - Сергеев Юрий Васильевич - Страница 106

• Предыдущая
• 106/118
• Следующая

Осталось всего полтора-два метра, но дальше ползти стало невозможно. Белые пузырьки воздуха стремительно проносятся всего в сантиметре от поверхности льда.

Козьмин перевернулся на спину, снял ремень и, сделав петлю, привязал к лопасти весла. Накинул на голову собаке, потянул. Перекат захрипел. Виктор напрягся, пытаясь его вытащить, и вдруг под ним прогнулось, треснуло, расступилось…

Ноги дна не достали. Обварило холодом. Вцепился в кромку, успокаиваясь. Попытался выбраться из полыньи. Лёд крошился под руками, опоры не было. Пёс умудрился освободиться от петли, и весло утащило. Козьмин закричал Степану, но тот вряд ли услышал, да и не смог бы помочь.

Руки сводит холодом, набрав воды, сапоги гирями тянут вниз. Телогрейка набрякла, он с трудом стащил её и выбросил на лёд. Вытолкнул обезумевшую собаку и начал локтями проламывать коридор до крепкого заберега.

Перекат отбежал, отряхнулся и помчался кругами, греясь, поджав хвост к животу. Остановился, посмотрел на хозяина и жалобно взвыл. Осторожно, нюхая под лапами лёд, пошёл к полынье. Виктор гнал его прочь, бросая лепешки льда. Наконец Перекат бросился к палатке, останавливаясь и оглядываясь на хозяина.

Ниже, метрах в пятидесяти по течению реки, паром курилась большая полынья. Пришла шальная мысль пронырнуть подо льдом и попасть на мель. Отбросил её, как нелепость.

Проломав коридор до крепкого заберега, лег на него грудью и встал на корточки. Мокрые ноги соскользнули, снова треснуло, течение обняло и потащило.

Напоследок, с брызгами стылой воды, успел поймать, глоток холодного, живого воздуха. Скрюченные пальцы скользнули по лезвию кромки. Только и полыхнуло перед глазами голубое, пронзённое солнцем небо.

В первое мгновение, замерев и потерявшись, мокрым комом скользил под холодным стеклом. Как всплеск, как взрыв, пришла последняя отчаянная надежда… Крыльями размахнув руки, гребанул вниз по течению, оттолкнулся но-

гами от мешающей крыши, уходя на глубину, закрутился, замельтешил в последнем шансе достать до полыньи.

Грудь раздирает от спёртого, уже чужого воздуха, хочется забыть обо всём и выплюнуть его омерзительную затхлость, прекратить борьбу… Но, сцепив зубы, мыча и теряя сознание, он грёб и грёб, спеша к неизвестному финишу.

Сначала тонко, потом набатно зазвенело в ушах, замелькали цветные огненные вихри в раскалывающейся голове и ослабли руки. Уже теряя сознание, увидел коричневое дно перед своим лицом, оттолкнулся от него и, собравшись в комок, рванулся вверх.

Тупой удар затылком пришёл откуда-то издалека, нереально, как во сне. Утробным толчком выбило сквозь зубы воздух и булькнула горлом вода, убитой птицей волокло его течение в щель меж льдом и подступающим дном, вяло загребали руки, пытаясь поднять безжизненное, тяжело обвисшее тело.

Резануло светом, туманно дошло до сознания, что над ним ничего нет. Очнулся через некоторое время и увидел, что лежит по пояс в воде на присыпанном снегом валуне. Холода, не чувствовал. Рвало, крутило, взблесками мигал просвет в набрякших водой глазах.

Никакая сила не могла оторвать его от этого гранитного пристанища, казалось, отступи на шаг и потащит, засосёт под синее брюхо льда зимняя река.

Сознание медленно возвращалось, хрустнули взявшиеся сосульками волосы. Сначала мутно, как в тумане, проступил берег, мечущийся по льду чёрный зверь, белое слепящее солнце. Попробовал встать на ноги, но они подломились, отказываясь служить.

Оторвал примёрзшую к валуну полу штормовки и, чертя носками сапог по гальке, выбрался по краю полыньи, подступающей к обрыву, выполз на снег.

Руки утонули в его неосязаемом пуху. Снова попытался встать и не смог. Пополз. Рядом крутится Перекат, лезет носом в лицо, скулит, мешает двигаться. Палатка совсем рядом, над обрывом, наносит дымком от печки, зовёт надеждой и теплом.

Бился долго и тяжело, всё скатывался и скатывался назад от самой кромки обрыва, отдышавшись, снова полз, ловя непослушными, деревянными пальцами тонкие корни, торчащие из земли.

Можно сделать большой крюк по косе и выползти на пологий склон, но не позволяла отступиться натура, да и не было времени, замерзал…

И всё же, одолел крутизну. Ввалился в палатку с жестяным хрустом одежды. Почувствовал на лице чьи-то руки и услышал треск вспарываемой ножом спецовки. Боль резанула в позвоночнике и отключила сознание. Провалился в чёрную яму.

…Старик вошел в палатку неожиданно и наклонился, коснувшись рукой плеча Виктора. Одет был не по походному, в яркую косоворотку, красный кушак стягивал на поясе рубаху и падал кистями на шаровары и хромовые сапоги.

— Авдеич1 Неужто ты? Я же тебя сам хоронил!

Старик усмехнулся и таким знакомым движением вытащил уголёк из печки, раскурил трубку лежащего. Подал геологический молоток с дыркой от гвоздя на отполированной ладонями деревянной ручке.

— Я за тобой пришел, собирайся.

Козьмин выбрался из спальника, оделся и выполз из палатки вслед за Авдеичем. Ослепительно жгло солнце, палатка стояла в густой траве на берегу неизвестной реки. Старик обернулся.

— Пусть Стёпка отдохнёт, иди за мной!

Привычно зашагал впереди, чуть сутулясь, опустив левое плечо. Шли долго, но усталости не было. Начался пологий подъём-тягун в гору, продирались по стланикам и, наконец, упёрлись в глухую стену мрачного ущелья.

Кругом было пусто, шумели в распадках невидимые ручьи, ветер шевелил седые космы на голове и бороду Авдеича.

Он стоял не оборачиваясь, разглядывая каменное обнажение стены, задирал голову, что-то прикидывал, шептал.

Поманил спутника рукой и пошел вдоль нависшей глыбами скалы. Остановились около небольшой щели, спрятанной за густым кустом стланика.

Старик бочком первым влез в неё, позвал за собой. Долго пробирались на ощупь в потёмках. Где-то свистел ветер, и далекий-далекий голос что-то кричал, а что не разобрать. Старик чиркнул спичкой и поджег смольё. Рваный и неяркий свет заплясал по стенам огромной пещеры.

— Мотри, Витя! Как богата наша земля! Я искал эти клады всю жизнь, а не мог отыскать. — Он наклонился и опустил факел.

Под ногами полыхнули и заискрились звёзды, замерцало и осветило пещеру причудливым светом.

— Есть алмазы, есть злато, там сурьма и олово. Железо и уголь… — Авдеич тыкал дымным факелом в разные концы зала, и глаза его горели сумасшедшей радостью. — Нет богаче страны Якутии, всё лежит под ногами, разве ты не видишь? Нас не будет на земле, а дела наши и добрая память останутся людям. Бери-выбирай образцы, здесь нет пустой, породы…

Виктор, озираясь вокруг, поднял горсть камней и машинально сжал в руке. Они обожгли ладонь живым светом.

— Ты должен найти это место! Обязан найти! А теперь иди, — сунул факел в руку в легонько толкнул в спину, — я буду ждать тебя, Вятьк-а-а-а! — Уже издалека доплыл голос: — Ждать буду-у!

Козьмин выскочил из расщелины и помчался скорее вниз, стараясь запомнить ущелье. Ругал себя за то, что припозднился и надолго оставил одного Стёпку. Почему-то уже темнело, хоть и пробыл в пещере совсем мало.

На бегу оступился и полетел в пропасть… Сердце замерло, подкатилось к горлу, и никак не мог дождаться удара, всё летел и летел вниз, и горькая несправедливость душила, что так нелепо довелось пропадать и никому не успел рассказать о подземных сокровищах.

А где-то рядом ревел на посадке вертолёт, а потом Славкин голос отдавал кому-то резкие команды.

Их нашли с воздуха. Печка потухла, осталось считанное время угаснуть теплу в стареньких спальниках. Виктор бредил, руки его беспокойно метались по шерсти прижавшегося к нему Переката.

Больных осторожно перенесли на косу и уложили на полу вертолёта. Колесом крутануло внизу протаявший квадрат от палатки и парящую на морозе реку.

Степан в декабре выписался из больницы, пошатываясь от слабости, брёл по улицам Утёсного. Завернул в экспедицию. Во дворе суетились люди, стояли тяжело гружённые сани и гусеничные вездеходы. Мощные бульдозеры, уронив лопаты, возглавляли колонну, попыхивая синими дымками.

• Предыдущая
• 106/118
• Следующая