Повести - Сергеев Юрий Васильевич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/118
• Следующая

— Я сам такой, не ты один. Один из моих начальников сказал как-то: "Влас Николаевич, вы своей правдой нервируете весь аппарат комбината, а сейчас правду говорят только обыватели…"

Ох и осерчал я тогда. "Червяк ты навозный, — говорю ему, — что же, по-твоему, правда людская обывательская?" Чуть морду ему не набил, а потом он на совещании заявляет: "Мы должны работать засучив удила", я и подсказываю на весь зал: "И закусив рукава?"

В общем, пришлось мне из начальников карьера уходить в артель, заклевал, скотина, продыху не давал придирками. Потом, всё же, разглядели в нём гнильцу, выгнали с треском, А сколько эта падаль попортила людей.

— Влас Николаевич, а что, на ваш взгляд, основное в нашем деле?

Дед встал с койки, и сел на порог. В майке и вырезанных из валенок шлёпанцах, он был по-домашнему прост и уютен.

— В любом деле важно не суетиться! Запомни! Второе — не упускать Главное! Отметать с его пути всё мелкое и второстепенное. Тогда ты будешь знать цель, видеть её. Третье — это верить в свои беспредельные возможности. Верить фанатически! И люди пойдут за тобой…

— Три завета старателя. Буду помнить.

— Помни. Эту работу я познал с детства. Родился и вырос на прииске. С малых лет пристрастился к лотку. В те времена работали маленькие артельки, ну и крутился возле них. Подмести, убрать, сбегать куда — я всегда на подхвате. Промою вечерком собранный мусор, золотишка наскребу — и в скупку! Еды понакуплю, конфет себе за усердие. Матери помощь. Рано стал кормильцем.

Потом — война, дали прииск и железный план. Вот на меня кое-кто обижается, что круто беру. А нам что выпало? Попробуй в те годы не выдай план?! Трибунал… Работали не щадя себя, есть что вспомнить, сейчас я изменился, добреньким стал к старости.

Выругаю, к примеру, тебя, а потом душа разболится, валидол по ночам сосу, жена вокруг суетится. Надорвал сердце в те годы. Однажды горы песков промыли, а золота нет. Что только не делал, куда не бросался! Решил собрать всех стариков, посоветоваться.

Ведро спирта на стол, черпаю им кружкой, подаю, как официант кручусь. Сохатиной свежей угощаю, а сам, между делом, нажимаю, выспрашиваю про их потаённые места. Спирт выпили и хитро так поглядывают на молодого директора прииска, помалкивают.

Тут ввалился к нам один пьяный деятель и стал хулиганить. Подошел я к нему, одним ударом отключил и молча сел на своё место. Нервы сдали. Сидят безучастные деды, но уже улыбаются, отмякают. Встает один и говорит:

"Вот что, Власька! По-нашенски, по-старательски живёшь, да и сам ты наш. Так уж и быть, откроем тебе секрет. Да вот беда, спирт окончился, когда бы ещё кружечку пропустить? Жалко ить с таким золотом расставаться. Уж ты извиняй, сбегай за добавочной".

Махом я слетал в склад за подкреплением. "Куда ставить? Покажите россыпь сначала, потом некому будет указать". — "А вот, где поставишь, там и рой, там и шурфик бей", — опять смеются пьяненькие деды.

В сердцах на свой стол ведро бухнул, все бумаги залил. Обозлился, как мальчишкой помыкают, а не пойдёшь поперек, народец обидчивый. Сам кружку зачерпнул, жахнул неразведённого и их старшему поднёс:

"Смочи горло и не томи, время идёт!"

Он обнёс по кругу десятка три своих дружков, сидят в кабинете, спорят, вспоминают похожденья, а кто уж в песню норовит затянуть, иные заснули.

"Ну, где мыть? Где? Скажите, отцы, Христа ради!" — уж не вытерпела душа. Война идёт, а мы спирт казённый жрём без пользы! "Да под тобой золото. Под конторой этой Никишка Чалдон хорошо брал. Шурф его в самый раз был тут. Ишь! Скорый какой! Знаем, что война. Осерчал-то как! Копай уж…"

Думал, что издеваются. Не поверил. Но они на своём стоят, твердят безотступно: "К утру контору порушишь, бей шахту и бери на здоровье. Если набрехали — в морду кажному плюнешь!"

Клятва меня убедила, страшная для вольного люда. Да и выхода другого не было. Только бумаги вынесли, и спихнул трактором новую контору под откос, не осталось времени разбирать. А деды! На горушке рядом, песни орут, пляшут, спят вповалку. Поминают россыпь, одним словом.

А наутро давай помогать, заявились со своими кайлушками, лотками. Сколотили артельку да так до Победы и вкалывали, наравне с бабами и бронированными. Не одного фрица уложили добычей своей. Плохо работать не позволяла гордость, самолюбие.

Ох и хватил с ними лиха! Непокорные, себе на уме, подчиняются только одному старшинке. Вроде и потихоньку копаются, а золота наворотят — только диву даёшься! А то и совсем пропадут. Месяц нет, два, лето на исходе — вот они! Заявляются, одни святые мощи, и прямиком ко мне в кабинет.

Глядишь, двух-трёх уже недосчитываешься, схоронили в тайге. Отойдут и давай вынать из котомок прямо на стол, да бахвалятся друг перед дружкой, поддразнивают. Веришь, некоторые по пуду приносили!

— Ну, а под конторой было что?

— Хоро-о-ошая россыпь открылась! Не только контору, половину жилья убрал со струи, а план дал. Деды замучили. Понравился им мой приём. Как кончается золото — они гурьбой в кабинет. Глядишь, куражатся, мнутся, а всё же, укажут какой ключик или россыпушку.

За свой век перелопатили пол Якутии, знавали места. Всякое было… И под следствием был, и на коне.

— Под следствием! За что?

— Драгу старую сжёг. Износилась она до невозможности. Запчастей нет, машина иностранная. А план на неё отваливают с привесом. Одна маета. Крутился и так, и эдак, а потом прибегаю на полигон, людей отпустил и сам запалил. Народ перебросил на подземку, и металл пошёл. Кто-то сообщил куда следует.

Долго таскали, всё же, импортная техника. А невдомёк, что тройной моторесурс она выработала, одни убытки. Ну, ничего, обошлось, даже с работы не сняли. Доказал расчётами, что ремонту не подлежала, что выгоднее спалить, чем вывозить из дальних мест железо.

Тогда плана по металлолому не было. Чем возить его до железной дороги за сотни вёрст? Прохладно что-то, давай спать. Смотри-ка! Звёзды-то, какие вылупились! Как на лотке золотины, хоть рукой бери.

Красота-а… На рыбалку бы сейчас! Развеяться, недельку отдохнуть, ухи поесть, поспать вволю да и просто посидеть у костра, ни о чём не думая.

— Езжайте, вездеход на ходу. Есть хорошее место в устье.

— Нельзя. Не то время. Сейчас оно дороже золота. Нельзя…

— Влас Николаевич! А вы сами верите в землесосы?

— Землесосы — стоящее дело! Особенно в наших условиях. Заглотят все плывуны, только подавай! Производительность одного землесоса, по моим прикидкам, будет больше, чем у пяти бульдозеров. В дожди — единственная возможность работы. Вскрыша по трубам пульпой пойдёт, а потом и золотоносный песок в колоды.

Внедрим землесосы — перекроем отстающие участки. Не получится — артель сгорит, останемся с голой задницей. Мы уже достали улиты, рабочие колёса, валы, сальники, станины. Завтра прилетит мой заместитель Сухоруков с этим железом, и неделя вам на запуск. Ни дня больше! Как хотите. Ни дня.

Трубы у тебя есть, завтра дам механику чертежи бункеров, привлеки всех сварщиков на монтаж. Вот тебе и выход из положения, только шевелись. А то распустили нюни: "Мачмала, грязь, плывуны, дожди льют".

Это — то, что и нужно! Ещё водичку будете запускать на полигон, чтоб веселей текло перед бульдозерами. Возьмем Орондокит! Обязательно возьмем! Это — моя лебединая песня. Сердце совсем запорол, заездил… У тебя есть любимая книжка?

— Есть….

— И у меня есть. В сейфе лежит, в конторе. С самого детства берегу. Был в давние годы такой писатель в Италии, Кампанелла. За свои идеи сорок часов в инквизиции на колу просидел, как его только не пытали, а не отрёкся.

Сумасшедшим прикинулся. Книжки потом ещё писал. Когда мне становится тошно жить, задумаю что-нибудь и не выходит, я вспоминаю его и иду напролом, а когда надо, и простаком прикинусь. Забываю все обиды и неудачи.

Вот это был человек! Воля какая! Представить страшно! А ты земли родной испугался. Стыди-и-сь. Мы обязаны найти выход. Ты должен поверить, что лучше тебя никто не отмоет Орондокит. Вот тогда толк будет!

• Предыдущая
• 51/118
• Следующая