Повести - Сергеев Юрий Васильевич - Страница 82
- Предыдущая
- 82/118
- Следующая
— А помощнички где?
— Спят, где им быть? Дело молодое, небось девок своих во сне гладят, уговаривают, нашто им мешать? Нехай во сне хучь потешатся.
Подошел чистенький и всегда опрятный Воронцов. Посмотрел, крутанул свой гусарский ус и бесстрастно заметил:
— Ох! И выдерет тебя Влас, когда узнает! Пустое всё это, только людей зря оторвал с ремонта. Видишь? Старик не в своём уме. Глаза бешенные, руки трясутся… Его в психичку надо, ещё прибьет кого-нибудь.
— Не мешай ему, Алексей. Он по своей инициативе хочет рудное золото найти. А работу помощников оплатил.
— Как оплатил?
— Сполна, потом узнаешь. Если найдут, то Богу молиться на него будем. В этом случае, риск оправдан.
— Я не против, пусть копают. Влас не любит, когда умничают, моё дело предупредить.
— Улажу я с Петровым. Не бойся, я сам за себя отвечу.
Заквохтал над сопками ранний вертолёт. Вновь прилетел Фролов, переговорил наедине с Семёном и арендовал вездеход.
— Кого ты там ловишь в своих экскурсиях? Рыбки ни разу не привёз, — недоумевал Семён.
Фролов усмехнулся и прижал палец к губам:
— Потише ори. Бывай! Золотого деда береги. Я все уладил, за отданный металл получит деньги. Ведь вы же мыли одну вскрышу, и Орондокитского золота в пробах нет.
— Вот обрадую старика! — расцвел Ковалёв.
— Радуй. Не надо было вам бросать в колоду. Официально оприходовали бы, и не рвали бы вам нервы, не трясли.
— Фомича не хотел путать. Он так переживал о погибших, если бы ты только видел! Боюсь, узнает председатель, скандал будет.
— Никого не бойся — ещё не вечер? Петров всё знает и доволен тем, что вес пошёл на выполнение плана.
— А Фомич не обидчивый. Взялся найти рудную жилу, бьёт шурфы.
— Вот даёт! Зачем ему это?
— Говорит, что в память артельщикам, им жизнью обязан.
— Пускай чудит. Когда пески будете опробовать, вызовите геолога артели, чтобы опять на неприятности не напроситься.
— Вызову. Да у меня тут и свой геолог сыскался. Всё будет, как положено.
— Ищите. Я своё, а вы — своё… Вся жизнь у нас в поиске и обязаны находить. Обязаны!
Фролов курил, хмурился своим мыслям и нетерпеливо поглядывал в окно, ожидая, когда подгонят заправленный вездеход.
— Как ты в милицию попал? — заинтересовался Ковалёв. — Только не говори, как лётчик, что с пеленок мечтал об этом.
— Хм… Именно так и попал. Мечтал с детства. Дядька мой воевал в СМЕРШе, после его рассказов бредил поймать шпиона. Отслужив в армии, явился я на Петровку и шесть лет работал в столице. Оставили сержантское звание, включили в оперативную группу и выдали пистолет Макарова.
Первый раз службу понял, когда выехали по вызову на сработавшую сигнализацию. Подскочили к большому универсальному магазину, витрины горят, тихо и спокойно. С тёмного двора выдавлено окно подсобки. Вызвался я идти первым, никто возражать не стал.
Забрался я в то окно и прокрался в торговый зал. "Кто здесь! Выходи?!" — рявкнул с уверенностью, что сразу выбегут с поднятыми руками.
Ка-а-ак даст! Выстрел в упор… Фуражку снесло и штукатуркой по шее секануло. Упал снопом… Не верю после этого в бесстрашие. Открыл глаза — живой! Смотрю, в промежутке, между висящими шубами и полом, через два ряда
одежды, ноги в ботинках суетятся. Прицелился чуть выше ботинка. После выстрела прыжок, завалил его опрокинутым тряпьём, нащупал обрез двустволки, вывернул из руки. Спустил взведенный курок, осторожно вытащил патрон.
Сам давлю к полу стрелявшего, а патрон расковыриваю, интересно знать, чем в меня стрелял. Высыпалась картечь. Сволочь та скулит, перебитую ногу жалеет, а сам в человека выстрелил, не пожалел…
Второй раз в ювелирный залезли воры. Да опять сигнализация сработала. Когда подъехали, смотрю: мелькнул один через сквер с чемоданом. Я за ним! Догонять стал, бросает чемодан и за угол свернул.
Не знаю до сих пор, какое чувство во мне сработало, дядины рассказы предостерегли, но не стал поворачивать следом, с ходу прыгнул на газон и покатился. Качусь, а он стоит и в меня из вальтера палит.
Как не попал, сам не знаю, темно было. Не помню, как выбил пистолет. Говорили, что я орал: "Стрелять, сволочь, не умеешь!"
Окончил школу милиции и направили меня в родные края. Потом заочно институт закончил.
Под окном заревел вездеход, и Фролов торопливо схватил маленький чемодан, привезённый с собой.
— С чемоданом на рыбалку? — улыбнулся Ковалёв.
— Ах да! Где твой спиннинг и ружьё, дай напрокат.
— В шкафу возьми. С чужим ружьем на милицию не нарвись, отнимут и оштрафуют за браконьерство, — опять пошутил, теряясь в догадках, куда их понесёт.
— Водителя твоего мы оставим, сам за рычаги сяду.
— Дело хозяйское. Гусеница порвется, в кузове запасные пальцы, и траки. Счастливо!
С Фроловым опять прилетел техрук Семерин, бродил по участку, не показываясь на глаза. К работе придраться оснований не нашлось, но пронюхал он о шурфах. Вечером, довольно потирая руки, скорчил официальную мину:
— Ну, Семён Иванович, сейчас уже не выкрутишься. Понесёшь ответственность за самовольство, а людям оплатишь подёнки из своего кармана.
— Оплачу, коли нужно будет.
— Порядок надо знать, а не соваться туда, куда собака нос не сует. Что ты знаешь о россыпях?! Взяться за такую глупость! Найти коренное золото в россыпи — дело безнадёжное. Не такие умники хребты ломали.
— Для тебя и Орондокит был безнадёжным, а мы здесь два плана даём. Ты бы лучше нам помогал, Семерин. А то я попрошу директора комбината Дорохова убрать тебя из артели. Кроме вреда ты ведь нам ничего не принес.
— Да-а… А я ещё ломал голову, чего это Петров просит не вмешиваться в твои дела. Но сейчас тебе и Петров не поможет. Сдавай Григорьеву участок!
— Нет, Семерин. Участок я сдавать не собираюсь, и вообще надоел ты, зануда.
— Ты мне за это ответишь, — налился краской Семерин.
— Могу ещё добавить. Выполнишь свое задание — и постарайся не появляться здесь до конца сезона! Больше с тобой говорить не о чем.
Вечером, когда обозленный Семён пропадал на монтаже землесоса, Семерин, страстный любитель «пульки», похвастался Григорьеву японскими картами. Потасовали колоду, с ухмылкой рассмотрев картинки, а потом, слово за слово — сговорились расписать преферанс.
В игру пригласили Воронцова. Механик было презрительно отмахнулся, но Григорьев, улучив минутку, пошептал ему что-то, и тот нехотя согласился. Играли всю ночь и загнали профессионала так, что он стал нервничать и срываться на крик. Одурев от табачного дыма, Семерин рискнул в надежде отыграться и проиграл ещё больше. Лукьян устало поднялся, сладко потянулся:
— Ну что, Андрей Васильевич? За тобой долг. Плати!
— Что вы, ребята. Нет при мне денег! Осенью заплачу.
— По осени только цыплят считают. Несолидно, Андрей Васильевич, нехорошо. Сам ведь уговорил нас играть под интерес. Плати, и всё тут!
— Смеётесь, что ли, где я сейчас такие деньги возьму?
— Нас это не волнует. Твоя затея, мы тебя за язык не тянули, — Григорьев походил по комнате, зевнул и, присев к столу, что-то написал. — Ладно уж… Подпиши вот эту бумагу, и мы тебе прощаем долг.
— Какую ещё бумагу, — техрук взял в руки листочек.
"Я, Семерин А. В., проиграл в карты… рублей и, в счёт погашения долга, обязуюсь:
1. Забыть о шурфах на участке Орондокит.
2. Первым бортом улететь в город и не появляться здесь до конца сезона.
3. Держать в тайне этот договор".
— Подписывай, Андрей Васильевич. У тебя нет выхода. Мужик ты скупой, а эта фитюлька тебе ничего не стоит. Не дай бог ещё Влас узнает, что ты, вместо работы, в карты здесь играл. Подписывай!
Перед заходом солнца техрук улетел в город, а Лукьян с Воронцовым долго изучали заковыристую подпись.
Показали расписку Ковалёву, Лукьян был доволен, как ребенок.
— Проучили тунеядца! Больше носа не покажет. А если эта бумажка к Деду попадет, плохо придётся Семерину. Выгонит.
- Предыдущая
- 82/118
- Следующая